Брудастые легавые

Примерное время чтения статьи 47 минуты

Главная / Статьи / Л.П. Сабанеев / Брудастые легавые

“Природа и Охота” 1895.9

Введение.

К этой группе принадлежат те из собак, употребляемых для охоты на птицу, которые имеют на морде удлиненные волосы, в виде бороды и усов. Это признак общий всем другим брудастым (или борудастым) собакам—гончим, борзым, овчаркам, пуделям, многим карликовым собакам, — признак настолько характеристичный и упорно, устойчиво передающийся другим, гладкомордым собакам, что надо удивляться, почему ему не придают никакого значения. Не только кабинетные учёные, вроде Фицингера, не различали брудастых собак от длинношерстых¹, но даже такие авторитетные кинологи-практики, как знаменитый Стонехендж, не избегли этой грубой ошибки.

До сих пор многие немецкие собаководы, не обращая внимания на брудастость своих щетинистошерстых легавых, считают их только климатическим видоизменением гладкошерстой немецкой легавой, получившей в горах более толстый и плотный волос, с бородою и усами на придачу. Другие, наоборот, производят гладкошерстую легавую от щетинистошерстой.

Нет никакого сомнения в том, что собаки брудастаго типа стали употребляться в Европе для охоты на птицу значительно позднее длинношерстых, почти одновременно с короткошёрстыми птичьими собаками. Первые сведения о брудастых птичьих собаках относятся к XVI веку, причем они появляются почти одновременно во Франции, Германии и Италии. О барбетах говорится в книге „Maison rustique“ XVI столетия; во времена Генриха IV грифонами уже назывались собаки, близкие к барбету, происходившие большею частию из Пиемонта и Италии; на одной из картин итальянского художника Аннибала Каррачи, современника Генриха IV, изображена щетинистошерстая собака, очень сходная с современным итальянским Spi№ne. По Бекману, у Фейерабендта (1582) помещён рисунок щетинистошёрстой (?) собаки и в XVI столетии встречаются указания, на водяную охотничью собаку — Wasserhundt. В качестве зверовых, преимущественно гончих собак, брудастые были известны в Европе значительно ранее. На Балканском же полуострове и в Малой Азии были известны с древнейших времен и в Азии употреблялись и для соколиной охоты, каковое назначение имели они первоначально и в Европе.

Из тех же старинных источников — описаний и рисунков брудастых птичьих собак — можно усмотреть, что одни из них имели очень жёсткую щетинистую, другие, напротив, — мягкую, более завитую и всклокоченную, псовину. Это объясняется различием их происхождения: первые имеют родичем щетинистую ловчую собаку или гончую — горный и древнейший тип брудастой, едва ли значительно уклонившийся от дикой брудастой собаки; вторая ведут свое начало от овчарок и пуделей, составляющих равнинную, более культурную, форму. Между обоими типами существует такое же отношение, как между дикими и одомашненными баранами и козами. Дикие, подобно щетинистошёрстым брудастым, покрыты жесткою псовиной с густым пушистым подшерстком; у домашних, как у овчарок и пуделей, жёсткого волоса — песиги — уже нет или очень мало и развивается только подшёрсток, который достигает значительной длины и закручивается в завитки, принимая форму так называемого руна, имеющего наклонность сваливаться войлоком².

Родиною щетинистых брудастых собак надо считать среднеазиатские горные возвышенности — Тибет и Гималай. Это доказывается, во-первых, тем, что на Памирском плоскогорья до сих пор встречается подсоколья собака, очень близкая к грифону, так называемая Каратегинка. Во-вторых, по словам Премьера, «путешественники (?) видели в Тибете грифонов в большом количестве, и они оказывали им большие услуги; тибетские рудокопы держат этих собак и называют их «greiffs»; отсюда название грифон, хотя многие производят его от греческого названия баснословного, чудовищного, зверя. Мартини еще в прошлом столетии называл французских гончих грифонов индейскими лесными гончими, а за ним Фицингер — Canis familiaris sagax indiens. По словам наших моряков, в южном, — вернее, в юго-восточном, — Китае, для отыскивания дичи также употребляют небольших брудастых собак, которым привязывают на шею колокольчики. Вероятно, в английских путешествиях по Гималаи» и Тибету найдутся более подробные сведения о горных брудастых собаках. Щетинистые брудастые необходимо должны быть и у кавказских горцев, но на это не имеется еще никаких, даже косвенных указаний. Известно только, что на Кавказе породы собак, как пастушьих, так и охотничьих, очень многочисленны и разнообразны.

С плоских возвышенностей центральной Азии щетинистошёрстные собаки проникают, еще в древности, в Малую Азию, Грецию и Балканский полуостров, сначала в качестве гончих; затем уже со времен Крестовых походов, отчасти как гончия (при Лудовике Святом), частию, как подсокольи и птичьи собаки, они распространяются в Западной Европе и наконец в Западной России. Сюда следует отнести современных брудастых легавых Болгарии, Боснии, Герцеговины, Далматии и Интирии, итальянских Spi№ni, жесткошерстых собак Швейцарии и Тироля, Французского щетинистого легавого грифона и наконец немецкую щетинистую легавую. Все эти европейские породы в настоящее время имеют значительную примесь крови других легавых, как длинношерстых, так в особенности короткошерстых. Немецкие Rauhbärte поэтому теперь имеют только следы бороды и усов и по ладам почти тождественны с немецкой гладкошерстой легавой, отличаясь от нея только щетинистой, хотя уже гладкой и короткой, псовиной.

Отечество брудастых с рунообразною псовиной — степи средней Азии и юго-восточной Европы. Здесь эти собаки были первоначально не столько охотничьими—зверовыми, сколько пастушьими собаками, оберегательницами овец от хищных зверей, волков по преимуществу. Одинаковые условия и одинаковый подбор произвели тождественные изменения в качестве шерсти и из щетинистой горной собаки образовалась овчарка с овечьей шерстью, постепенно распространившаяся по всей Европе и вы­ делившая в средние века более культурную породу сторожевых, частию охотничьих, собак, известных под названием пуделей и водяных собак. От пуделя или же Французской овчарки (Chien de Brie) с примесью эпаньёля был выведен барбет или охотничий пудель, имеющий короткую стойку. Аналогичное происхождение имели позднее настоящие брудастые легавая — польско-курляндские брусбарты, грифоны Буле и грифоны Кортальса.

Почти одновременно с выделением пород птичьих брудастых собак, шло скрещивание обоих типов с гончими и борзыми и образование разновидностей гончих грифонов во Франции, ирландских волкодавов, шотландских оленегонов, выдровых собак, русских, курляндских брудастых борзых и гончих. Но об этих породах будет говориться своевременно и в своем месте. Кроме того, брудастые участвовали в образовании некоторых длинношерстых гладкомордых легавых — понтодемеров, водяных спаниелей и курчавых ретриверов.

Главное достоинство всех брудастых легавых заключается в их замечательной выносливости, не в смысле продолжительной полевой работы, а по отношению к изменениям температуры: на них не оказывает большого влияния ни холод, ни дождь, и они лучше переносят жару, чем сеттера и эпаньели. Кроме того, чрезвычайно охотно идут в воду, даже холодную, и не боятся густой чащи. Шерсть у брудастых, подобно овечьей, содержит много жирового вещества и может быть названа непромокаемою. По этой же причине она никогда не бывает шелковиста и окрас её почти всегда имеет грязноватый оттенок. К достоинствам этих собак можно также отнести ум и большую понятливость, смелость и самую грубость сложения, соединенную с крепким здоровьем. Но очень часто брудастые легавая имеют и крупные недостатки: упрямство, злобность, чрезмерную горячность и в зависимости от того непродолжительную стойку. Если бы не эти пороки и не особенно презентабельная внешность, сравнительно с красавцами пойнтерами и сеттерами, то брудастые легавая действительно могли бы сделаться континентальными легавыми, как предлагает называть их Шлотфельдт. Немцы уже чрезмерно увлекаются достоинствами своей „Stichelhaarige“, считая её универсальною легавой.

1. Каратегинка. (Горно-азиатская подсоколья собака).

Нами была уже описана среднеазиатская порода длинношерстных птичьих собак, вроде английских спаниелей, так называемых джавзы³. В долинах Памирского плоскогорья, преимущественно в Каратегине, встречается, как известно, еще другая, чисто туземная и очень древняя, порода подсокольих собак, принадлежащая несомненно к брудастой группе. Приведём описание её, со слов Е. Т. Смирнова, который получил суку от путешественника Д. Л. Иванова:

«Сука-каратегинка, при первом взгляде, похожа (?) на джавзы, но при более внимательном разборе статей, представляет весьма узкие отличия, обличающие в ней особую породу, хотя в этом экземпляре и заметны признаки крови джавзы. Не ошибаясь, можно предположить, что это экземпляр смешанной крови. Ростом каратегинка несколько больше джавзы, именно: высота в, загривке 19 дюймов, длина от корня хвоста до конца морды 29 дюймов; хвост отморожен наполовину, почему судить о его длине трудно, но во всяком случае он должен быть весьма короток. Здесь, в Ташкенте, сука принесла от джавзы два помёта, и все щенки, вполне сохраняя тип матери, имеют хвосты (прямые) в ¹/₄ общей длины тела: нормальная же длина хвостов собак составляет ¹/₃ всего тела; уклонения от этой нормы в ту или другую сторону вообще незначительны. Во всяком случае короткость хвоста составляет один из типичных признаков этой породы. Цвет рубашки белый, с светло-кофейными отметинами на голове, ушах и спине; такого цвета и самое чутье; глаза, как у описанного выше джавзы (т.-е. грязно-зелёного цвета, сильно напоминающего цвет французской горчицы; зрачок карий). Шерсть (псовина) на всем теле не волнистая, а прямая, как у козы, средней длины, густая и довольно жесткая, над глазами, а отчасти и на передней части головы (морды) стоит торчком, что придает выражению лица, если можно так назвать, довольно оригинальный вид, тем более, что голова особенно характерна: лоб крутой, выпуклый, круглой формы; нос (морда) имеет перелом как у сеттера, но суживается к концу и имеет очень маленькое, цветное, чутьё. Уши небольшие, висячие, поставлены правильно; как на них, так равно и на хвосте, и на гачах — подвески, но не волнистые, а состоящие из совершенно прямых волосков. Корпус легкий, пропорциональный, с хорошо развитыми мускулами на бедрах и плечах; ноги сухие, с маленькими, деликатно сложенными лапками. В общем каратегинка не так красива, как джавзы, имеет более дикий вид, особенно по манере держать свою оригинальную голову постоянно приподнятою, как бы настороже, как это заметно у овчарок, сторожащих стадо».

«Обе собаки (джавзы и каратегинка) оказались чрезвычайно живыми, ласковыми и игривыми; играя на дворе, они выкидывают всевозможные фокусы, особенно каратегинка, удивляющая своею ловкостью и прыжками на каменные стены в 6 аршин вышины; по двору она носится как сумасшедшая и поймать ее, если она этого не захочет, нет никакой возможности. Особенная страсть у неё лазить по заборам и крышам. Заберётся, точно коза, на какую-нибудь самую возвышенную точку, уляжется, приподнимет свою щетинистую голову и внимательно следит за всем, что делается вокругъ“…

„Каратегинка взята в г. Калаилабиноб, у каратегинского бека, имеющего целую псарню. Особого названия для этой породы не существует: горцы называют её просто «воено» (?), разведенною в горах в незапамятные времена. Собаки этой породы встречаются величиною с обыкновенную собаку, большинство же крупнее доставленного экземпляра; цвет рубашки бывает рыжий, коричневый, желтый и белый, но с пятнами указанных цветов; хвосты коромыслом, если же встречаются загнутые в кольцо, то это признак сильной примеси дворовых (?) собак. Как сказано выше, собаки этой породы выносливее породы джавзы, почему предпочитаются местными охотниками, хотя у них чутье и слабее… Судя по той ловкости в прыжках и быстроте бега, какие выказывает каратегинка, заметно с первого раза, что она должна превосходить джавзы в горной охоте, происходящей по крутым склонам и каменистым россыпям. Джавзы силён не по росту, но не так ловок и увертлив, кроме того и прыжки его короче».

О влиянии жаркого климата на каратегинку и джавзы, а также о непригодности их для охоты в болотах, зарослях ирисовых полях было говорилось ранее.

2. Южно-европейские жесткошерстые и итальянские Spinoni.

На юге Европы, именно почти на всем Балканском полуострове, в Тироле и Италии, весьма распространена порода собак с щетинистой, более или менее короткою, шерстью и сравнительно небольшими усами и бородою. Но так как, за исключением Италии, в этих странах нет правильного разведения, то собаки эти разнотипны и перемешались с другими породами. По свидетельству Бекмана, брудастые весьма обыкновенны в Боснии, Герцеговине, Далмации, Каринтии. Крайне и Истрии, только в последней местности, от примеси пуделя, они имеют более длинную и волнистую шерсть и известны под названием «Istriani». Кроме того, как стало известно после турецкой компании, брудастые встречаются очень часто в Болгарии, но преимущественно как гончие, потому что стрельба в лет из под стойки здесь почти неизвестна. Поэтому является сомнение в том, чтобы щетинистая Боснии и Герцеговины были настоящими легавыми, хотя с другой стороны не для чего было бы австрийским офицерам вывозить их отсюда в большом количестве, как говорит Бекман.

Более культурные собаки встречаются у австрийских славян, в Далмации и смежных областях, откуда они распространились в южном Тироле и северной Италии. По свидетельству барона Рауха, (у Бекмана) южнотирольские «сапе da ferma spinoso» (т.-е. собаки с щетинистою шерстью) происходят из Далмации, почти так же обыкновенны, как гладкошёрстые легавая, с которыми сильно перемешались, так что многие собаки имеют их сложение, длинные уши и тяжелую, уже гладкую, голову. Наилучшими считаются здесь собаки белой масти, как легче выносящия жару. Сюда же относятся и куцые жесткошёрстые собаки венецианских лагун, с бородой и усами.

Во всяком случае несомненно, что брудастые собаки попали в Италию из южнославянских стран, а не из Франции или Швейцарии, как думают многие итальянские охотники. Последнее мнение вызвано тем обстоятельством, что действительно, лет 40—50 назад, из Люцерна, постоянно вывозили в Италию грифонов, происходивших от Французских и вывезенных из Франции швейцарскими офицерами. Издатель итальянского охотничьего журнала «Caccia е Tiri» и владетель питомника итальянских легавых в Турине, А. Турин-Воёр нашёл только одно старинное печатное указание на итальянских spinoni (щетинистых)⁴ именно у Оппиана (Della pesca е della сассia—о рыбах и птицах), относящееся к 1728 году. Оппиан говорит, что кожа этих собак (spinoni) покрыта щетинистым волосом, что они сильного сложения, широки, не так быстры, как борзые и гончие, но храбрее (!) и выносливее (?) и что лучше всего выбирать жёлтых. Однако, у французских авторов 17-го и 18-го столетий мы находим довольно подробные указания на итальянских spinoni. Последние нередко встречаются и на старинных итальянских картинах. Все это, однако, неизвестно итальянским охотникам, почему неудивительно разногласие мнений их о происхождении spinoni, некоторые даже полагают, что их щетинистая легавая ничто иное, как разновидность гладкошёрстого итальянского „bracco“! Доказательство тому они видят в одинаковости скелета, при небольших различиях в черепе. Бекман говорит, что мнение это всего вероятнее (!). Такое странное заключение не покажется удивительным, ибо этот автор, вместе со многими другими немецкими охотниками, придерживается упомянутой теории превращения гладкошёрстого немецкого брака в щетинистую легавую с бородой и усами—и обратно.

Эта немецко-итальянская теория покажется тем более нелепою, что современный тип итальянских spi№ni и немецких щетинистых, очень сходных между собою и имеющих короткую шерсть и только следы брудастости, выработался на наших глазах, в последнее двадцатилетие, из несомненных брудастых, сходных с французскими грифонами, которых уже никак нельзя назвать потомками гладкошерстых легавых. Сам Бекман говорит, что, вследствие смутных понятий об этой породе, на первых итальянских выставках (не более 10 лет назад) премировались многие совершенно неудовлетворительные экземпляры, которые бы теперь не обратили на себя никакого внимания — и что, в подражание немецким охотникам, итальянские стали придерживаться ладов гладкошерстых и вообще удалять признаки грифона. Вследствие этого (т. е., усиленного скрещивания с итальянским bгассо) стали исчезать длинные усы и борода, полученные якобы от французского грифона и нередко клокастая, взъерошенная псовина, шерсть стала короче и приобрела жёлто-пегий окрас, как у bгассо; только в Ломбардии встречается серо-пегая и кофейно-пегая разновидность. По свидетельству Mégnin, на первой итальянской выставке в Турине (1886 г.) многие spinoni были показаны родившимися во Франции и Германии.

Судя по отзывам о собаках этой выставки, spinoni имели довольно большой рост, широкую грудь, прибылые пальцы на задних ногах, широкие лапы, красивую голову с толстым чутьём, довольно длинные, но не толстые, уши, живые и умные глаза, нетолстый хвост и жесткую, но не толстую псовину, были кофейно-пегой, жёлто-пегой и даже совершенно белой масти. Упомянутый Турин Боёр, который ведет породу spinoni, существующую более столетия, дает следующее описание их признаков:

Общий вид крупных (66—68 сантиметров) собак с красивой головой без (?) торчащих волос на голове и морде и с короткою жесткою шерстью на туловище. Голова. Череп широкий, короткий, покрытый жесткою шерстью и с сильно развитым затылочным гребнем. Нос и губы мясного или буроватого цвета, но не чёрного. Уши тонкие, покрытые короткою шерстью. На спине шерсть длиннее, чем на голове, именно около 4¹/₂ сантиметра. На ногах шерсть прилегает плотнее и не длиннее, чем у bгассо, на задней стороне ног короткая уборная псовина. Хвост без подвеса, всегда укорачивается на ¹/₃длины. Окрас белый или жёлто-пегий, редко кофейно-пегий, никогда чёрно-пегий. Длина спины (?) 67—68 сантиметров, т. е. она равна высоте; длина головы 26 сантиметров. Вообще ладами spinoni почти не отличаются от итальянского bгассо. От них также итальянские охотники требуют шпор (прибылых пальцев), как признака породистости, и широкой, немного распущенной, лапы. Последнее на том основании, что широкая лапа облегчает собаке поиск в топях.

Spinoni имеют хорошее чутьё и свободный лёгкий поиск; они очень хороши как в болоте и маисовых полях, так и на охоте в лесу, в горах и на воде.

Наибольшею известностью пользуются в Италии щетинистые завода Boschis, который уже давно занимается разведением spinoni. Его собаки носят французские клички, что косвенно доказывает их происхождение.

В Испании тоже есть щетинистошёрстые легавые, называемые barbas, но о них ничего неизвестно, кроме того, что они похожи на итальянских. Бекман говорит, что в Испании нет особой породы жесткошёрстых собак, а под названием Grifo, Lanudo, Barba известны различные помеси с пуделями. Доктор Каюс, современник королевы Английской Елизаветы, писал еще в XVI веке, что первые водяные спаниели происходят из Испании.

3. Французский короткошерстый грифон.

Название грифон прилагалось первоначально к брудастым гончим и, как предполагали, происходит от греческого ypbpoç, однако известно, что вандейские брудастые гончие назывались также greffiers, потому что были подарены королю Людовику XI каким-то greffier, т.-е. секретарем. Выше было упомянуто, что в Тибете брудастые собаки называются greiffs. Таким образом слово грифон имеет много толкований, почти столько же, сколько слово „braque“ и „bгассо“, т.-е. гладкошерстая легавая.

Брудастые гончие появились во Франции очень рано, без сомнения ранее чем во всех других странах Европы, кроме, быть может, Балканского полуострова. Известно исторически, что Пудовик Святой, возвращаясь из плена (в конце XIII ст.), привез с собою целую стаю серых брудастых гончих (chiens gris de St-Louis), родом из Великой Тартарии. В XV и XVI столетии было уже несколько Французских пород брудастых гончих с короткою щетинистою псовиной. Основываясь на этом, следует предположить, что собственно легавые грифоны произошли от скрещивания каких-либо брудастых гончих сначала с эпаньёлями, а позднее и с браками. Эта теория имеет гораздо более вероятности, чем теория происхождения легавых грифонов от смешения барбетов, пуделей и даже овчарок (chien de Brie) с птичьими собаками. Такие помеси могли дать только брудастых легавых с мягкою и длинною, но отнюдь не жесткою шерстью. Но само собою разумеется, что щетинистая легавыя могли быть не только туземного происхождения, но и привозными из Италии. Ла Бланшер говорит, что во времена Генриха IV (в конце XVI века) грифонами назывались собаки, близкие к барбету, происходившие главным образом из Пиемонта и Италии. Это были несомненные птичьи собаки, так как королевские грифончики имели раздвоенный нос. Псовина у них была короче, жестче и косматее чем у барбета, и они не боялись жары. Первые грифоны употреблялись преимущественно в качестве подсокольих собак, но к концу XVII века становятся подружейными. А так как стрельба в лет дробью из-под собаки прежде всего стала практиковаться в Италии, то Селинкур в своем „Parfait Chasseur“ (1683) мог быть совершенно прав, говоря, что лучшие грифоны происходят из Италии и Пиемонта.

Современные французские грифоны разделяются, как и прежде, на две разновидности, не считая настоящих барбетов, приближающихся к пуделям, хотя название барбет прилагается ко всем брудастым птичьим собакам. Разновидности эти — щетинистошёрстая и мягкошёрстая, которые нередко смешивались между собою и потому до последнего времени не имели резких отличий. До сих пор, вследствие законов атавизма — возвращения к предкам, у жесткошёрстых грифонов зачастую выкидываются в пометах щенки с длинною и мягкою завитою шерстью, и наоборот, у мягкошерстых родятся щетинистые, как например у грифонов Буле и Кортальса. Шервиль говорит, что, в числе бывших у него 15 помётов жесткошёрстых грифонов, постоянно, даже в пятом поколении, получались 1—2 щенка с тонкою псовиной. Он полагает, что этот атавизм объясняется тем, что в эпоху революции и первой империи грифоны не избегли участи других французских охотничьих собак и перемешались с другими породами, так что чистокровных не стало вовсе. Действительно грифоны сделались очень редкими, особенно в пору увлечения английскими собаками —с 40-х годов— и сохранились у немногих охотников, которые потом развели их. Чаще всего встречаются щетинистые в Франш-Конте и в Вогезах, т. е. на восточной границе, где, в тридцатых и сороковых годах (по Mégnin), были даже единственными легавыми. Тем не менее грифоны всегда очень ценились охотниками. Ла Бланшер говорит, что лесники Сенарскаго леса, в окрестностях Парижа, продавали натасканных, не особенно породистых, грифонов по 600—700 Франков.

Сохранению и улучшению породы жесткошерстых грифонов французы всего более обязаны маркизу де Шервиль, который 30 лет вёл породу в чистоте, тщательно подбирая производителей. В течение многих лет собаки его были исключительно кофейно-пегой (каштаново-пегой) рубашки. В I860 году, желая придать им более энергии, Шервиль, несмотря на то, что всегда восставал против увлечения английскими собаками, впустил в породу кровь жёлто-пегого пойнтера, повязав суку грифона с пойнтером-кобелем. Этого было достаточно для того, чтобы почти все щенки рождались жёлто-пегими, и маркизу по необходимости пришлось придерживаться этой масти. Так образовалась очень ценимая охотниками разновидность жесткошерстых, которую можно назвать грифонами Шервиля. После смерти Шервиля породу продолжал вести Герлен (Guerlain), собаки которого, например известная сука Sacquine, берут теперь первые призы на выставках и на полевых испытаниях легавых с коротким поиском. Из мягкошерстых грифонов, т. н. грифонов Буле, нередко выращиваются собаки с короткою, гладкою щетинистою псовиной, очень сходные с грифонами Шервиля и Герлена. Таков, например, был Сапёр, известный победитель на выставках и полевых состязаниях. Грифон более старого типа, рисунок которого был дан Беллькруа, занимает как бы средину между обеими разновидностями.

Старинные Французские жесткошерстые грифоны, как и все брудастые, обладали довольно непривлекательною наружностью, с чем соглашался и поклонник этой расы — Шервиль. По грубости форм, сильному сложению, большому росту, они приближались к старофранцузским бракам, с которыми имели много общего в ладах и манере поиска. Современные грифоны значительно улучшились общим видом, что зависело от тщательного подбора и примеси крови пойнтера, так что они гораздо элегантнее немецких щетинистых, которыми так гордятся германские охотники, только очень недавно реставрировавшие эту породу. Собственно говоря, французские, итальянские и немецкие щетинистые легавые не имеют резких отличий и эти отличия даже менее чем между породами сеттеров—английскими, ирландскими и гордонами.

Описание признаков жесткошёрстого французского грифона встречается только у Шервиля, но оно довольно поверхностно. Судя по всему, ладами эта порода мало разнится от грифонов Буле, кроме, конечно, псовины.  Голова, слегка выпуклая, широкая и четырёхугольная, кончается сильно развитым затылочным гребнем, как у гончих грифонов, что подтверждает вероятное происхождение от последних. Глаза — большие, блестящие и выразительные, часто с золотисто-жёлтою радужиной.

Уши поставлены довольно низко, средней длины, слегка свёрнутые, а не лопухом, как у немецкой щетинистой. Нос — светло окрашенный; прежде встречались двуносые, но теперь это считается пороком. Колодка — короткая, крепкая. Грудь — глубокая. Плечи — иногда чрезмерно выпуклые. Спина — прямая и крепкая. Ноги — у прежних грифонов были часто не совсем правильны (именно задние ноги сближены—коровьи), а бедра плоски, отчего зад казался очень слабым, но у грифонов Герлена этого недостатка более не замечается. Лапы—также стали лучше, именно пальцы менее распущены. Хвост—толстый, довольно короткий, правильный и без подвеса. Псовина — жесткая, довольно короткая (но длиннее, чем у немецкого), на голове всегда длиннее, в виде усов, бороды и бровей, хотя и не таких густых, длинных и торчащих, как у мягкошерстых и барбетов. Рубашка—белая, серая, с жёлтыми или рыжими отметинами, вообще с грязноватым оттенком, иногда с кофейными крапинками.

Что касается внутренних и полевых качеств, то это очень смелые, энергичные и настойчивые собаки, замечательно умные, понятливые и сильно привязанные к хозяину. Они не отличаются, однако, мягкостью характера и нередко бывают упрямы, хотя и не так часто, как мягкошёрстые, которые имеют много крови пуделя. Они требуют поэтому более умелой, продолжительной и строгой дрессировки, чем другие легавые. По Шервилю, прежние грифоны трудно обучались поноске, но современные не имеют этого недостатка, да и вообще стали послушнее и мягче характером. Чутьё, бывшее большею частию нижним и не особенно хорошим, тоже значительно улучшилось, равно и поиск стал более правильным, быстрым, менее суетливым и шумным, а стойка крепче и продолжительнее. Эти улучшения доказываются постоянными победами, одерживаемыми этими собаками над гладкошёрстыми французскими легавыми. Прежних грифонов было очень трудно отучить от гоньбы зайца, что, вместе с плохой поноской, обличало в нем избыток гончей крови; теперь этот порок встречается сравнительно редко. Главное преимущество грифона перед другими легавыми заключается, как сказано выше, в их нечувствительности к холоду и сырости и в небоязни густой чащи. В очень пересеченной местности и в горных лесах они незаменимы. Вместе с тем это превосходные собаки на водяную дичь, так как они весьма охотно идут в воду, даже ледяную, и эти купанья не оказывают влияния на их, замечательно крепкое, здоровье. Шервиль говорит, что они даже превосходно ныряют и рассказывает про одного грифона, которого приучили ловить рыбу в садке 2¹/₂ метров диаметром и 40 сантиметров глубины, притом ту, которую ему показывали.

4. Немецкая щетинистошёрстная легавая. (Der Deutsche stichelhaarige Vorstehhund).

Немецкий грифон или, правильнее, немецкая щетинистошёрстая легавая, замечателен не столько в отношении своих разносторонних, хотя не выдающихся, качеств, сколько как пример того, чего можно достичь при дружном и настойчивом преследовании цели, в очень короткий промежуток времени. Всего 15 лет назад легавые грифоны были в Германии большою редкостью; теперь это почти что самая распространенная порода, приобрётшая постоянные признаки, полевые достоинства и массу почитателей. Немецкие охотники считают её чисто немецкою расою, одни — разновидностью гладкошёрстой немецкой легавой, другие наоборот — её родоначальником. Как мы сейчас увидим, эти мнения не выдерживают критики.

Прежде всего следует заметить, что щетинистые легавые сделались известны в Германии сравнительно очень недавно. Бекман, в своей недавно вышедшей книге, напрасно старается доказать давность существования этой породы в Германии. Приведённый им рисунок Иоста Аммона, из охотничьей книги Фейерабендта (1582) изображает охотника с аркебузой, с сидящим на левой руке соколом и с гладкомордой, лохматой собакой, на сворке. Но так как сокол более похож на попугая, а собака не только не имеет признаков бороды и усов, но хвост у неё с несомненным подвесом, то её можно принять, пожалуй, за родоначальника немецкого сеттера, но никак не за родича щетинистошёрстой легавой. Хотя Бекман и говорит далее, что изображения таких щетинистых собак встречаются на старинных гобеленах, охотничьих картинах и гравюрах, но, во- первых, странно, что он не мог выбрать ничего лучше рисунка Аммона; во-вторых, сколько известно, на гравюрах XVI и XVII столетий изображаются почти исключительно охоты с гончими и борзыми, вообще зверовые охоты, так что грифоны могли быть Французскими гончими, а не легавыми. Кроме того, в немецких охотничьих книгах XVII и начала XVIII столетий, не встречается никаких указаний на существование собак с щетинистою шерстью, о которых, однако уже часто говорится в Французских. Между тем о пуделях или венгерских водяных собаках упоминает еще Геснер в середине XVI столетия, а в XVII веке в Германии стали уже отличать брудастых птичьих собак, происшедших от скрещивания барбетоса (позднее барбета) с гладкошерстой легавой. Эти длинношёрстые брудастыя были особенно распространены в восточной части Средней Европы, почему и назывались большею частию польскими.

Современные нам исследователи застали щетиношёрстых легавых только в гористой юго-западной части нынешней Германии, примыкающей к Франции и Швейцарии, и не нашли их ни в северогерманской низменности, ни в Богемии, ни в Карпатах, также и в Польше. Это обстоятельство, в связи с вышесказанным, служит ясным доказательством тому, что щетинистые собаки проникли в Южную Германию главным образом из северной части Франции. Последнее предположение основано на том, что они там, именно в Франш-Конте и в Вогезах, всегда были обыкновенны, затем на исторически известном, слепом подражании мелких немецких владетелей французскому двору во всем, что касалось охоты. Щетинистая собаки могли, конечно, попасть в юго-западную Германию из Швейцарии и Тироля, но так как нет никакого указания на то, что оне существовали там в прошлом столетии, то первое предположение ближе к истине. Французский грифон от частого скрещивания с немецкою гладкошерстою мог несколько видоизмениться, но различия между обеими породами, как мы увидим, несущественны. Приложенные Бекманом рисунки щетинистых собак конца XVIII века и начала ХИХ-го очень мало отличают- и от Французских, и от современных немецких грифонов.

Что касается превращения щетинистых собак в гладкошерстых и наоборот, вследствие влияния климата, то это очевидная зоологическая нелепость. Такое мнение вероятно основано на том, что гладкошёрстые собаки, например пойнтера, при содержании на дворе, в холодном климате, получают через 2—3 поколения более грубую шерсть. Но от этого, более толстого, волоса до почти свиной щетины грифона еще очень далеко и для того, чтобы чистокровная гладкошерстая порода, без малейшей примеси крови жесткошерстой, превратилась в щетинистую, потребовались бы тысячелетия. Вогульские и Зырянские лайки и наша дворняжка с короткою псовиной имеют очень древнее происхождение, без сомнения более древнее, чем немецкие легаши и грифоны, однако шерсть у них только грубее и немного длиннее, чем у пойнтера; главное же отличие псовины щетинистых, как у некоторых русских гончих, заключается в подшерстке, которого нет и никогда не бывает у гладкошерстых легавых. Кроме того, достоверно известно, что все несомненно древние и кровные щетинистые собаки, каковы гончие Балканского полуострова, каратегинки и грейфы Тибета имеют брудастый тип, т.-е. явственные усы, бороду и даже брови, хотя и менее длинные, чем у длинношёрстых брудастых. Породы же гладкомордых щетиношёрстых собак никогда не существовала и если теперь, между немецкими грифонами, попадаются иногда экземпляры без бровей., усов и со слабыми намеками на бороду, то вовсе не потому, что они возвращаются к древнему, мифическому, типу, а от настойчивых скрещиваний с немецкими легашами. Нельзя же признать в уродливой дворняжке Аммона этот древний тип и считать её родоначальником современной щетинистой собаки немецких ружейных охотников.

Первое сведение о немецких щетинистых легавых встречается у Jester’a (1797), который говорит о stockhaarigen Hunden вместе с flockhaarigen — клокастыми. В календаре „Sylvan“ (1813), барон Ворх даёт рисунок красками, весьма похожий на современных собак, но описание щетинистой легавой очень поверхностно и может быть одинаково отнесено к клокастым. В 1829 году Карл Кегель, в своем руководстве к дрессировке, отличает, подобно Борху, два вида легавых — жесткошёрстых и гладкошерстых, не упоминая о длинношерстых. Описание его, как полагает Бекман, очевидно доказывает тождество (!) собак XYI столетия с современными: уши короче и выше поставлены чем у короткошерстых, глаза не закрыты, морда и череп покрыты жёсткими волосами, морда снизу с бородой и без неё будет острее, чем у гладкошёрстых. Тем не менее Бекман оговаривается, что борода не составляет отличительного признака породы и сделалась таковым лишь в тридцатых годах, вследствие скрещиваний с барбетом и что название Rauhbärte — жёсткобородых — появилось в немецкой охотничьей литературе только в последнее десятилетие. Автор статьи в первой части швейцарской родословной книги собак, однако свидетельствует, что это название употреблялось в Гессене ещё в прошлом столетии.

Циглер, в своей „Federwikijagd“ (1834), говорит, что щетинистые легавые не замечательны своими полевыми достоинствами, мало уважаются охотниками и что у Добеля (Döbel) оне называются барбетами, у французов грифонами, а у англичан русскими пойнтерами (!). К великому негодованию Бекмана, Циглер называет их очень некрасивыми и советует улучшить их скрещиванием с сеттерами. В 30-х годах немецкие охотники уже начинали увлекаться английскими собаками и пренебрегать туземными породами.

Как показали новейшие исследования и выставки, щетинистые собаки были найдены только в юго-западной Германии, именно в Шварцвальде, баварских горах, в верховьях Рейна, Майна, в Нассау и Гессене. По словам упомянутого автора статьи в первом томе Швейцарского студбука, они были местною породою на Фульде, также в Гессене, где назывались Rauhbärte. На самом деле Гессен составлял северную границу их распространения. Здесь щетинистые ценились не только за свои разносторонние охотничьи способности, но и как храбрые защитники хозяина и верные стражи дома. Они отличались врожденною наклонностью к охоте, часто случалось, что необходимость заставляла покупать у крестьян трёх-четырёхлетних собак, исполнявших обязанности дворовых, и они в короткое время становились годными для охоты. Очень ценился также у «жесткобородых» их бесшумный поиск, очень важный для лесной охоты. Обладая упомянутыми способностями, они вдобавок (!) гнали зайца голосом и отыскивали потерянные и спрятанные вещи. У гессенских крестьян часто встречались собаки, которые летом стерегли скотину, осенью приносили хозяину зайцев, убитых охотниками на границе крестьянских земель, а зимою употреблялись для кабаньей охоты.

До 1848 года Hessischen Rauhbärten были весьма распространены у лесных чинов курфиршества Гессенскаго. В 1866 году, с присоединением Гессена к Пруссии и переводом лесничих в другие провинции, щетинистые хотя сделались более известны, но сильно убавились в числе, а в Гессене почти перевелись. В 1868 году богатый шоколадный Фабрикант в Франкфурте-на-Майне, Француз родом — Франц Вонтан занялся разведением щетинистых легавых и распространением их, даря щенков своим знакомым, под условием содержания породы в чистоте и обратного возвращения, в случае увечья и непригодности к охоте. Вонтана и следует считать, вместе с Бекманом, который описывал и (с 1843 года) рисовал щетинистых, восстановителями и пропагандистами этой породы и главными противниками англоманов, во главе которых стоял князь Сольмс, владелец (с 70-х годов) большого завода пойнтеров и сеттеров. Первая, специально собачья, выставка в Берлине 1878 года показала в каком упадке находились все немецкие породы и началась реакция. В Германии и Австрии одно за другим открываются общества, имеющие целью сохранение туземных пород, а в 1886 г. появилась родословная книга (Deutsche Hund Stamm-Buch) собак, получивших первый или второй приз на выставках.

На Берлинской выставке щетинистые легавые почти отсутствовали, а на Франкфуртской (в том же году) все брудастые легавые были соединены в один отдел. Большинство состояло из клокастых и мягкошерстых собак, а настоящих Rauhbärte оказалось только 1—2 экземпляра. Но уже в 1882 году они были признаны особой расой, затем образуются отдельные общества её любителей, открываются многочисленные заводы, на Шварцвальде и в Виртемберге отыскиваются новые типичные производители, щетинистые легавые входят в моду и быстро распространяются по всей Германии. Начинается усиленное скрещивание их с гладкошерстыми, с целью мнимой реставрации породы и отнятия у нея будто бы несвойственных ей головных украшений. Прежние stock и stichel-haarige превращаются просто в rauhhaarige — жесткошерстую, со следами торчащих волос на морде, и своими ладами почти не отличаются от немецкого легаша. Об успешности разведения можно судить из того, что уже на Мюнхенской выставке 1886 года было представлено 30 собак, из которых 16 получили первые и 9 вторые призы. Распространяется оригинальная теория происхождения гладкошерстой легавой от щетинистой, признаваемою горною и более древнею — первичною расой. Предлагается дать всем брудастым, французским, немецким и итальянским, общее название континентальной легавой, а Hegewald (псевдоним), в своей брошюре, настойчиво советует произвести опыты скрещивания пуделя с пойнтером для выработки универсальной охотничьей собаки.

Но вместе с тем начинается и некоторая реакция. Мелкие охотники жалуются на непомерную дороговизну щенков от премированных собак и на монополию некоторых заводчиков, берущих за шестинедельных щенков по 50 и по 100 марок. Лейтенант Финк доказывал в журнале „Der Hund“ (1885), что: 1) теория происхождения жесткошерстых собак от гладкошерстых, вследствие влияния климата, не имеет никакого основания; 2) немецкие щетинистые принадлежат к той же породе, которая известна во Франции под названием грифона, а в Италии spnone — и что продукты скрещивания этих собак не должны признаваться помесями; 3) что незначительные изменения, замечаемыя между собаками этих трех разновидностей, недостаточны для отделения их в особые породы; 4) что голова мягкошерстых грифонов Кортальса типичнее головы современного немецкого щетинистого и что следовало бы придерживаться первой.

Тем не менее, конгрессом кинологов, собравшихся в 1885 г. на Кассельской выставке, были опубликованы следующие постановления: 1) жесткошёрстые легавые — чисто немецкого происхождения; 2) что их следует, в отличие от грифонов Кортальса и польских водяных собак с иногда жесткой псовиной, называть щетинистошёрстыми; 3) что они отличаются от французского и итальянского грифонов; 4) что помеси немецких щетинистых с грифонами должны считаться нечистокровными собаками. Затем, признавая заслуги Бонтана, оказанные им ведению этой породы, от имени 41 заводчика и любителя щетинистых легавых, барон Раух поднёс ему почётный кубок.

Этих мнений конгресса придерживается большинство немецких охотников, в том числе Бекман, но все-таки признаки породы оставались довольно сбивчивыми и неопределенными, что весьма понятно, так как она была сильно перемешана с длинношёрстыми брудастыми и в ней часто выраживались очень брудастые экземпляры. Да и самые лады щетинистых еще не выработались и улучшение их шло параллельно с улучшением гладкошёрстых, которые тоже постоянно видоизменялись и улучшались. Щетинистая легавая Шперлинга, как видно из рисунков, своею растянутою колодкой и вздёрнутостью на ногах напоминает немецкого легаша семидесятых годов, тогда как позднейшая rauhliaarige Бекмана приближается к современному, более плотному и коренастому типу гладкошерстой с укороченною колодкой и низко спущенными ребрами. По этой причине автор статьи в швейцарской родословной книге имел полное право сказать, что отличия немецкой жесткошёрстой от французского грифона заключаются в короткости и большей жесткости псовины, затем в цвете: у последнего преобладает грязно-палевый окрас и подобных тоже грязноватых оттенков; у немецких белые волосы перемешаны с бурыми или основной цвет серый с светло-бурыми или красноватыми пятнами, или же рубашка совершенно бурая с белою манишкой. Все это любимые масти; чёрно-пегие очень редки, а жёлто-пегие собаки встречаются еще реже и вовсе не уважаются (как слишком наглядно обличающие присутствие крови пойнтера). Так как немецкие щетинистые употребляются большею частию для лесной охоты, то по этой причине — поясняет неизвестный автор — издалека видная масть неудобна и предпочитается тёмноцветная со сплошными пятнами. Этот странный с обычной точки зрения взгляд на окрас собаки объясняется тем, что немецкие грифоны встречались прежде преимущественно у лесничих, которые, как известно, охотятся и на браконьеров, так что очень заметные издали собаки для них, т. е. лесничих, неудобны. Затем, у французского грифона глаза желтые, у немецкого — карие. Кроме того, последний имеет менее злобный характер, рослее, сильнее и представительнее. От него требуется, чтобы он давил раненых лисицу или дикого кота и приносил их в зубах.

Подробные признаки породы были выработаны и установлены только в 1890 году. Но и в этом году еще не нашли возможным совершенно исключить усы, бороду, даже брови.

Общий вид. Собака среднего (?) роста (от 60 до 66 сантиметров, суки мельче), сильного, но не тяжёлого сложения; все члены вполне гармонируют с туловищем; хвост на поиске держит горизонтально. Производит впечатление понятливой; глаза не прикрыты нависшими бровями, тоже с очень умным выражением.

Голова средней величины (23–25 ст.), не тяжёлая; морда не укорочена, квадратной, незаостренной aормы. Губы образуют ясно выраженную складку в углу челюсти, но без отвисших брылей. Переносье длинное, широкое, прямое, нисколько не приподнятое (т. е. чутьё не вздёрнуто); лобная кость без резкого перелома. Череп — как у гладкошёрстой, слегка выпуклый, широкий; если смотреть сбоку, то высшая точка черепа находится посредине его; затылочный гребень не сильно развитый.

Уши средней длины, неширокие у основания, внизу тупо закругленныя; посажены высоко, не очень сзади и плотно прилегают к щекам.

Глаза слегка овальной Формы, средней величины, ясные, не выпуклые, но и не впалые, цветом карие, оттенка соответствующаго масти, но не жёлтые. Брови выдающиеся, густые, с дугообразно изогнутыми волосами, но не нависшие.

Нос — темно- или светло-бурый, сообразно цвету рубашки; ноздри широко раскрытые. Двуносые собаки не допускаются.

Грудь и грудная клетка. Грудь спереди довольно широкая, сбоку — глубокая. Ребра выпуклые, не плоские.

Спина, почки (поясница) и крестец. Спина широкая и прямая, почечная часть возможно более широкая и короткая; крестец не короткий, с небольшою покатостью. Все части мускулистые.

Хвост средней (?) длины, прямой или с лёгким изгибом, у основания толстый, посажен довольно высоко и не должен кончаться острием. Допускается укорачивание.

Передние конечности. Плечи косые; локотки правильные; ноги прямые (в струне) и очень мускулистые; пальцы согнуты сводообразно и сжаты. Лапы круглые с большими и жесткими подошвами; ногти хорошо загнутые.

Задние конечности. Крестец и зад мускулистые; пазанки не очень согнутые.

Псовина. Волос на спине длиною в 4—6 сантиметров, плотно прилегающий в одном направлении (назад или вниз), колючий, жесткий — щетинообразный и лишенный блеска. Около плеч и на нижней части туловища он несколько удлиняется, образуя короткую уборную псовину. По всему телу подшерсток, иногда едва заметный, зимою более густой, летом редкий. Под оконечностью морды волосы образуют короткую щетинистую бороду, на переносье они короче. На верхней части головы шерсть плотная, короткая и жесткая. На ушах шерсть немного длиннее и жестче, чем у гладкошерстых легавых, но мягче, чем на голове. Надбровные дуги выдающиеся; волосы сверху и кончики отдельных волос торчат наружу. Ноги спереди одеты короткой, жёсткой, плотно прилегающей шерстью; на задней части ног, (до пяток и пазанков), на груди и на животе псовина удлинена, особенно на горле и передней части груди. Между пальцами короткие мягкие волосы. Хвост густо одет, внизу волосы немного длиннее, но не образуют подвеса: волосы прилегают довольно плотно; у основания они длиннее, почему хвост кажется толстым. Вообще, вследствие волнистости и рыхлости шерсти, собака кажется крупнее и тяжелее, даже неуклюжее гладкошерстой.

Окрас. Основной цвет рубашки более или менее светлый или темный, серебристого или стально-серого оттенка с большими, бурыми (каштановыми) пятнами на спине; голова, уши и ноги бурые. Нередко по всему телу рассеяны многочисленные, очень красивые, крапины, причем очень часто у крапчатых собак ноги у лап и лапы бывают тёмно-бурые, что очень красиво.

Бекман полагает, что со временем будут требовать тёмных «чулков» от всех крапчатых собак. Сплошные бурая и белая масти нежелательны: бурые собаки обыкновенно короткошерсты и нетипичны, у белых псовина не так плотно прилегает к телу и имеет наклонность к кудлатости.

Достойно внимания, что даже шерсть бурых отметин всегда бывает короче, чем серая и что самый жесткий, длинный и волнистый волос всегда бывает серого цвета. Это ясно доказывает, что кофейная масть получена от брака (или испанки) и что коренная масть щетинистошёрстых легавых — серая. Щенки родятся чисто белыми или сероватыми без отметин, но места, соответствующие будущим пятнам, отличаются темным цветом кожи. Кроме того, по Шлотфельдту, щенки мало или вовсе не отличаются от гладкошерстых качеством псовины; замечено даже, что чем менее отличия, тем лучше (?) она бывает впоследствии. Только после третьей линьки псовина получает настоящий, грубый волос. Некоторые собаковеды считают это косвенным доказательством происхождения щетинистых собак от гладкошерстых. На это можно возразить, что все длинношёрстые родятся с короткою шерстью, но их еще никто не считает происходящими от короткошерстых. К концу первого года молодые собаки получают красивый голубоватый оттенок, который впоследствии переходит в желтовато-серый, иногда даже с землистым оттенком.

Вообще жесткошёрстые легавые развиваются гораздо медленнее, чем другие немецкие породы. Зато, хотя они не скоро мужают, они долговечнее и служат долее, тем более, что для охоты могут употребляться молодые собаки, еще не достигшие полного развития и роста; от простуды и других болезней предохраняет их главным образом грубая псовина. Волос у щетинистых легавых имеет большую аналогию со свиною щетиной. Всего жестче и длиннее он на спине, где достигает зимою (в вытянутом виде) часто 5—6 сантиметров (более 2 дюймов), хотя кажется коротким, так как изогнут (волнист) и плотно прилегает. Осенью у собак, живущих на дворе, вырастает более или менее густой подшерсток из очень мягкого, тонкого и короткого волоса, который придает им несколько взъерошенный вид, так как щетина не может так плотно прилегать, как летом. Весною подшерсток вылезает и собака летом покрыта только грубым волосом и одета не теплее гладкошерстой.

Последние годы, немецкие охотники, подобно итальянским, начали усиленно выбраковывать экземпляры с бородой и усами, т.-е. «напоминающих грифонов». Новейшие жесткошёрстые имеют уже почти гладкую, нещетинистую голову, и довольно короткую и сравнительно мягкую шерсть на морде и маловыдающиеся брови; борода и усы, так называемая „грифонова маска“ — почти совсем исчезли; уши уже совершенно гладки, тонки и коротко одеты, без отдельных длинных волосков; судя по рисункам, они улучшились и формою и не так плотно прилегают к щекам. В общем, собаки стали элегантнее, но при исследовании оказывается, что эта элегантность зависит от укорочения псовины и почти совершенного исчезновения подшерстка, что уже вовсе нежелательно. Причина тому — избыток крови короткошерстых легавых, которую слишком часто подмешивали к жесткошёрстым. Идя по этой ложной дороге, можно достигнуть совершенного превращения последних в легашей.

Почти все лучшие немецкие щетинистые происходят от Шассёра I Бонтана и отца Пиассёра—Рамассе, собак с Французскими кличками, что опять таки заставляет сомневаться в их немецком происхождении, тем более, что реставрация породы началась собственно после франко-прусской войны. Не были ли эти Шассёры и Рамассе французскими грифонами-трофеями, от которых и туземных сук Бонтан и повёл свою породу. Бекман говорит, что за редкостью чистокровных сук, сначала во многих помётах выкидывались собаки, сходные с грифонами, но при постоянной выбраковке, было достигнуто постоянство признаков и восстановлена старинная порода.

После недавно умершего Бонтана, разведению щетинистых много способствовал барон Раух, председатель Франкфуртского Ферейна. Еще в 1882 году к бонтановским собакам была припущена кровь Дианы Ковальского, очень красивой суки, давшей много отличных собак. Затем, в 1885 году, в Шварцвальде разыскали много очень хороших и кровных сук, в которых чувствовался большой недостаток; из них всего замечательнее была очень рослая (63 с.) сука Юно, значительно прибавившая росту щетиношёрстым, которыя теперь достигают иногда 70 сантиметров, т.-е. аршина.

По своим полевым качествам и характеру, немецкая жесткошёрстая легавая почти совершенно не отличается от гладкошёрстой, только значительно выносливее к переменам температуры и вообще крепче. Для нашего климата эта была бы очень подходящая порода, хотя и менее, чем французские грифоны. Петербургские охотники немецкого происхождения не раз выписывали жесткошерстых и выставляли их. Таков, например, Тиро г. Засс, получивший на выставке Общества любителей породистых собак в 1889 году серебряную медаль, — Треф г. Бурхардта (большая серебряная медаль). Тиро имел более короткую псовину и едва ли, с немецкой точки зрения, не был типичнее Трефа. В Москве, у известного охотника А. А. Ланского была очень хорошая, но уже не молодая сука, бонтановских кровей, привезённая им в 1884 году. Эта сука, по складу, шерсти, длинным ушам и голове, была, однако, скорее французским грифоном, чем немецким. Она была очень хорошо, но по-немецки натаскана — ловила утят, тетеревят, даже зайцев; потомства не оставила, так как вскоре издохла. Рост её 62 сантиметров в загривке и 65 сантиметров в крестце (наклоне).

5. Барбет. (Французский охотничий пудель).

Барбетами называется во Франции и Бельгии порода брудастых охотничьих собак, сходных по внешности с пуделем, но отличающаяся от него менее кудрявою псовиной, а главным образом большею пригодностью для охоты и стойкою, хотя и короткою.

Название барбета известно с давних времен и еще в „Maison rustique“ XVI столетия, в числе охотничьих собак, упоминаются вместе с браками и барбеты. Селинкур (1683) очень хвалит их: „Барбеты в завитках и не завитках (à demi-poil) ищут низом, когда дичь бежит, а когда она сидит — верхним чутьем и останавливаются на стойке. Они одинаково хорошо работают на земле и воде. Особенно любят приносить убитую дичь, но мнут её, особенно кудрявые, но это самые верные собаки в свете, которые знают только своего хозяина и никогда не теряют его из виду». Очень может быть, что под названием барбетов à demi-poil подразумевались легавые грифоны.

Позднейшие авторы предполагают, что барбетами назывались вообще все собаки с бородой и усами и только настоящие пуделя назывались сапе (кобели), и caniche (сука) — от слова «canard», т. е. утка, для охоты на которую они преимущественно употреблялись. Вероятнее всего пудели эти проникли во Францию через Италию и Германию. Настоящею же родиной пуделя надо считать Венгрию и Северогерманскую низменность, где он выделился из обыкновенной овчарки в XV или в начале XVI века. В первый раз о пуделе в Средней Европе упоминает Геснер (в средине XVI столетия), различавший овечьего пуделя — прямого потомка овчара — и водяного пуделя или венгерскую водяную собаку. Noë Meurer (в конце XVI века) называет, в числе 8 пород, употреблявшихся для охоты, и пуделя, под названием Wasserhundt. В прежние времена пудель употреблялся не только для разыскивания уток и вытаскиванья их из воды, но и делал стойку. Döbel прямо говорит, что хорошо дрессированный пудель делает крепкую стойку над тетеревами и зайцами. При способностях пуделя, легко выучивающегося стоять над кормом и даже служить на задних лапах с куском на носу, нет ничего удивительного в том, что их приучали стоять и над прочуянною дичью.

Настоящие барбеты имеются теперь только во Франции и Бельгии; в последней стране, как изобилующей водяной птицей, они даже многочисленнее. В Германии, Австрии, Италии и Испании барбетов нет вовсе, и они заменяются здесь настоящими пуделями, очень многочисленными, но уже редко употребляющимися для охоты. Современный барбет, как вероятно и 200 лет назад, имеет ясные признаки крови небрудастых легавых, преимущественно эпаньелей, отчасти французского брака; несколько косматая, неправильная псовина указывает также на примесь грифона. Вообще, несмотря на свое старинное происхождение, порода эта, находясь в пренебрежении, не обладает вполне установившимися, постоянными признаками и не отличается однотипностью. Деларю говорит, что «Lowe» Фавра имел почти голую морду и был очень похож на водолаза (!). Напротив, «Pilote» Коста, на рисунке в книге Mégnin, может быть принят за пуделя и даже имеет гриву. Барбет, нарисованный Белькруа, представляется наиболее типичным экземпляром.

Ирландские водяные спаниели и эпаньёли понтодемеры имеют довольно аналогичное происхождение с охотничьими пуделями и представляют как бы усовершенствованных барбетов, хотя не могут называться таковыми, по своей гладкомордости. Охотничьи достоинства всех трех пород почти одинаковы, так как барбет имеет очень короткую стойку и для охоты в лесу и поле почти вовсе непригоден — его арена болото, тростники, камыш, его дичь — коростели, погоныши, водяные курочки и утки. Исключения редки и хорошие полевые барбеты всегда по виду бывают похожи на грифонов. Поиск охотничьего пуделя довольно медленный, осторожный и бесшумный. Вообще порода эта ничем не замечательна и распространения не заслуживает.

Общий вид. Собаки среднего, даже небольшого роста (50—55 с.), но достаточно сильные для того, чтобы приносить в зубах зайца. ,

Голова круглая с выпуклым лбом; морда довольно короткая с большими висячими усами (и бородою). Ухо длинное, плоское, одетое длинною шерстью в локонах или завитках, но короче, чем у пуделя. Глаза круглые, живые и умные, слегка прикрытые густыми нависшими бровями. Нос бурого минерного цвета.

Шея толстая и короткая. Плечи прямые. Грудь широкая, не очень глубокая. Ребра закруглённые. Спина короткая и сильная. Конечности толстые и крепкие, одетые до лап длинною шерстью.

Лапы круглые, широкия, густо одетыя (мохнатыя).

Хвост не очень длинный, но густой, без подвеса, саблеобразно изогнутый и иногда на конце закрюченный.

Псовина более или менее грубая и довольно жесткая, в крупных, но неправильных завитках.

Окрас чёрный, белый или пегий, также серый, каштановый, светло-кофейный, грязно-белый. Предпочитаются каштановые и кофейно-пегие.

6. Брусбарт.

Во второй половине прошлого и первой половине текущего столетия, в Польше, Курляндии, вообще нынешних прибалтийских губерниях, а также и в подмосковных, была довольно распространена порода брудастых легавых, отличавшихся своими охотничьими качествами, особенно и для болотной охоты. Собаки эти были известны у нас под названием брусбартов или брудастых легавых.

Впервые упоминается о них в «Совершенном Егере» (1779): «Брус-барты, или бородастые, то есть: косматые усы имеющие. Ростом сии бывают с испанских двуносых, шерсть на них бывает густая, голова большая и около чутья висящие усы. Сии почитаются за лучших собак по тому, что бывают неистомчивы и острое чутье имеют».

Левшин в своей «Книге для охотников» (1814) тоже признает их «за неутомимый род собак, имеющих хорошее чутье, немалый рост и способность к обучению, густую клокастую шерсть и на чутье густые усы». Как и в «Совершенном Егере», он не смешивает их с пуделями: «Что надлежит до пуделей или кудрявых венгерских собак, то они по горячности своей способны только для воды и добывания молодых водоплавающих птиц». В другой своей компиляции — «Всеобщее и полное домоводство», Левшин называет брусбартов «мохнорылыми». Гурьянов, в своей очень редкой, но и ничего не стоящей книжонке «Ручная книга для охотников», говорит почти то же, что и в «Совершенном Егере». Наконец Венцеславский (Егерская охота. Спо. 1851) в примечании называет «брусбарда» происходящим от смеси легавой с пуделем.

Происхождение брусбарта довольно тёмное, но во всяком случае не одинаковое с барбетом. Из позднейшего, довольно подробного, описания Квасникова видно, что это были жесткошёрстые и вместе с тем клокастые собаки очень большого роста, с тонкими ушами, вьющимися в трубку. А так как такие уши имели только французские гончие и легавые, то несомненно, что брусбарты ведут своё начало от французских. Это подтверждает и автор статьи в Швейцарской родословной книге, который говорит: «Что касается польских водяных собак, то они происходят от французских грифонов и вывезены из Франции принцами Анжуйскаго дома. Сколько известно, они не имеют определённого типа и бывают мягкошерстыми, клокастыми и щетинистыми». Весьма вероятно, что грифоны перемешались здесь с прежними клокастыми водяными собаками, когда-то распространенными в Венгрии, Польше и в Северной Германии и теперь почти исчезнувшими⁵. Что касается названия «брусбарт», то оно объясняется тем, что собаки эти попали в Россию (сначала в Петербург) через Курляндию, где они очень уважались, подобно другим брудастым охотничьим собакам — гончим и борзым, которые были здесь местными. Весьма возможно, что большой рост брусбарты получили именно здесь, вследствие скрещивания с брудастыми гончими, на которых они несколько походят ладами.

По описанию Квасникова⁶, брусбартами назывались собаки «очень большого роста, на высоких толстых ногах с борзоватым задом, с густою бородой из щетинистой шерсти и длинными, густыми, такой же шерсти усами; длинная и жесткая как щетина шерсть располагалась неправильно по всему корпусу, торчит во все стороны на голове очень густо и слегка прикрывает глаза; голова по росту невелика, лоб крутой, рыло средней длины, тупое, глаза большие, выглядывающие из – под нависших бровей как-то сердито, уши средней длины, тонки и вьются в трубку; на них такая же щетинистая шерсть; хвост средней толщины, совершенно правильный, недлинный, покрытый также щетинистою шерстью, цвет шерсти темный, иногда с кофейными отметинами. Брусбарты искали верхом, довольно скорой рысью, чутье имели хорошее, стояли довольно крепко, дичь подавали хорошо, были послушны, неутомимы и злобны.

Романов в своем „Охотничьем словаре“ тоже говорит, что прежние брусбарты отличались крупным ростом, большими выразительными глазами; цветом были или чисто коричневого или коричневого с серым и очень редко дымчатого. Они были выносливы, имели хорошее чутье, но настолько грубы и упрямы, что в одно лето нельзя было их натаскать. Но выдрессированный брусбарт заставлял забывать о понесенных трудах. Широкий, размашистый на рысях поиск в болоте был очень красив. В лесу они тоже искали быстро и притом не пропадали из виду. Были незябки, не боялись холода и моховых болот.

По-видимому, порода эта в центральной России всегда встречалась редко и была мало известна провинциальным охотникам. Уже в 50-х годах её можно было встретить у немногих московских и по-видимому также у петербургских охотников. Надо полагать, что их вытеснили сеттера, тоже небоявшиеся сырости и холода, но имевшие лучшие поиск, чутьё, характер и внешность. Последние настоящие, хотя вероятно не совсем чистокровные, брусбарты принадлежали подмосковному промышленнику Пыжову или Пижону, но позднее 1865 года исчезли и последние представители этой породы. Встречающиеся теперь брудастые легавые ничего общего с старинными брусбартами не имеют.

По свидетельству старых охотников и смутным воспоминаниям автора настоящие брусбарты имели хотя жесткую, но клокастую, взерошенную шерсть и отличались своею выносливостью, силою и злобностью. Вообще они приближались более к французским грифонам, только были гораздо крупнее, могучее, складнее и борзоватее и имели более длинную шерсть, торчавшую во все стороны; в этом отношении брусбарты приближались к грифонам Кортальса. Во всяком случае, собаки, пользовавшиеся в тридцатых и сороковых годах между английскими охотниками большою известностью, под названием русских сеттеров и ретриверов, не были настоящими русскими брусбартами, а представляли уже помеси их с сеттерами и пуделями. Но за полным отсутствием кровных производителей, порода эта, так сказать, растворилась в массе сеттеров, хотя исчела в Англии несколько позднее, чем в России. Брусбарты были у нас забракованы и забыты в 50-х годах, когда слава русских сеттеров достигла своего апогея. Они исчезли в Англии только в 60-х годах, с началом выставок, на которых, по своей безобразной внешности, не могли иметь успеха. Но когда англичане, совсем утратив породу, спохватились о ней, в России брусбарты были уже совершенно вытеснены сеттерами и следы их остались только в брудастых дворнягах. По словам московских охотников, в семидесятых годах, в Москве довольно долгое время жил англичанин (кажется П. И. Сон), которому было поручено отыскать пару брусбартов, не находящихся между собою в близком родстве, ценою не свыше 1500 Франков, но все поиски его оказались безуспешны и он увёз в Англию только овчарок.

В настоящее время брусбартов можно считать исчезнувшею породой и все брудастые легавые, изредка встречающиеся в Петербурге и в прибалтийских губерниях, принадлежат большею частию к немецким жесткошерстым, иногда к французским грифонам и грифонам Кортальса. Тем не менее думаем, что русским охотникам не безынтересно будет познакомиться с теми изменениями, которым подвергались «русские сеттера» в Англии, а также со взглядами английских охотников на их полевыя качества. Это единственные источники, из которых можно почерпнуть сведения об угасшей породе. Замечательно, что единственный рисунок брусбарта можно найти только в английских сочинениях, именно у Стонехенджа и в малоизвестной книге Rottledg’a (вроде „Жизни животных“ Брема). В последней он изображен вместе с сеттерами старого типа (сороковых годов). Очень маленький рисунок брудастой легавой помещён также на обертке польской книги Водзицкаго «О socol- nictwie и ptakach mysliwskich». (Варшава. 1858).

Первыя сведения о «русских сеттерах»⁷ встречаются у Стонехенджа (в 50-х годах), который описывает их покрытыми длинною шерстью, сваливающейся войлоком, с усатой мордой, как у дирхоунда (шотландской брудастой борзой) или шотландского терьера, только не такою щетинистою, с прямыми и крепкими ногами, хорошею колодкою,—вообще имеющими нечто общее с пуделем.— Вильям Порт (в книге Веро-Шо) сравнивает русских сеттеров с очень крупным Бедлингтон-терьером и делит их по цвету шерсти на две разновидности—тёмно-бурую, с шерстью в завитках (ретриверов?) и красно-бурую, часто белолапую и с белой манишкой, почти гладкошерстую.— Лаверак говорит, что единственный виденный им настоящий (!) русский сеттер (принадлежавший главному егерю покойного принца Альберта, большого любителя этой породы) имел длинную пушистую, шелковистую псовину и вообще отличался обилием шерсти. Собаки принца Альберта вообще были одеты громадным количеством длинной шелковистой белой шерсти, с небольшими желтыми отметинами на голове, ушах и туловище, глаза были почти совершенно закрыты бровями.

По Гюг Дальзиелю, русский сеттер был вздернут на ногах, но это было незаметно при обильной, длинной и жесткой шерсти. Голова у него была круглая, морда тупая, окрас часто грязнобурый с большим или меньшим количеством волос белаго цвета.

Изо всего этого можно заключить, что под названием русского сеттера была известна в Англии или совсем другая порода брудастых легавых, вроде тех мягкошерстых или польских водяных собак, о которых упоминает Бекман (смотри примечание), или же, что русские сеттера были брусбарты, перемешавшиеся с пуделями и отчасти сеттерами. При этом те собаки, которые выходили очень кудрявыми, назывались русскими ретриверами.

Дальзиель описывает русского ретривера так: крупного роста (66 сантиметров), вздернут на ногах, колодка короткая; все тело покрыто густою длинною шерстью в лёгких завитках. Голова большая, круглая, широкая в черепе, с короткими челюстями (т. е. коротко-мордая), несколько похожая на голову пуделя; уши средней длины, висячие и очень хорошо одетые. Ноги прямые, покрытые кругом длинною шерстью, как у ирландского водяного спаниеля (и у пуделя). Глаза и вся морда покрыты длинною шерстью, как у скай-терьера, но более длинною. Псовина серая, повсюду длинная, плотная и густая, легко сбивается войлоком и требует поэтому много забот для поддержания в порядке.

Надо полагать, что эти неудобства вместе с довольно неприглядною внешностью, были также причинами исчезновения русских сеттеров и ретриверов в Англии. По крайней мере все английские авторы очень ввысокого мнения о их полевых качествах и многие ставили их выше английских. Стонехендж писал в 50-х годах, что лет 20 назад русские сеттера предпочитались английской породе. Лэнг (Lang) подробно описывает в Sporting Rewiew 1841 года состязание русского сеттера с известным по своим полевым достоинствам сеттером и объясняет большее количество дичи, убитой из-под первого, очень бесшумным, хотя коротким поиском,—тем, что жара не имела никакого влияния на чутье и наконец тем, что от него не уходила ни одна раненая птица. Вообще Лэнг превозносит чутьё и выносливость русских сеттеров и считает их достаточно быстрыми собаками. Вильям Лорт также принадлежит к поклонникам этой породы и обращая особенное внимание на то, что она очень хорошо выносит жару, холод и сырость, считает ее настоящею легавою собакою, лучшею изо всех и сожалеет о том, что она совершенно перевелась. Дальзиель повторяет, что русские сеттера очень высоко ценились английскими охотниками, которые пользовались ими для улучшения своих сеттеров и указывает, кроме Порта и Лэнга, на Пурсель-Леуеллина, который предлагал приз за лучшую пару русских сеттеров, но приз этот так и остался невыданным. О русских ретриверах Дальзиель тоже отзывается очень хорошо и говорит, что это очень кроткие (!)] и умные собаки с хорошим чутьем, которые отлично приносят с земли и воды и кроме того могут быть отличными сторожами. Вряд ли только, при чрезмерном обилии шерсти, они могли хорошо служить в густом кустарнике. Священник Томас Пирс, писавший под псевдонимом Идстона, рассказывает об одном русском ретривере, который так завяз с зайцем в терновнике, что пришлось его высвобождать оттуда. Лаверак, наконец, передает (с чужих слов), что это были хорошие, в высшей степени энергичные, сильные, но своевольные и упрямые собаки, требовавшие продолжительной и усиленной натаски, постоянной работы и арапника. С этим мнением, хотя оно относится к каким-то овце образным брусбартам, согласны и все русские охотники, помнящие старинную породу.

Из сказанного нами видно, что русские брусбарты имели многие несомненные достоинства — отличное чутьё, хороший поиск, поноску и замечательную выносливость, и что причинами исчезновения породы были главным образом их непривлекательная внешность и злобность. Во всяком случае брусбарты представляли превосходный материал, которым англичане не могли вполне воспользоваться только за неимением производителей. Мы знаем каким успехом пользуется и какие услуги охотникам оказывает теперь щетинистая легавая в Германии. Отчего бы русским охотникам не иметь также свою породу брудастых легавых? Только нам нужно не прежнее косматое чудовище, а более культурная порода, вроде французского грифона с примесью пойнтера, или вроде грифона Кортальса. Никто не станет отрицать необходимости для русского охотника иметь выносливую, крепкую здоровьем легавую, которая бы не боялась жары и холода, сырости и воды, чумы и простуды. Щетинистошёрстый грифон пойнтериных ладов с почти гладкой мордой, с густым подшерстком и не очень строптивым характером всего лучше бы отвечал этим требованиям.

7. Грифон Буле.

Грифонами Буле называется во Франции и Бельгии порода брудастых легавых, занимающих как бы средину между настоящими щетиношёрстыми грифонами и барбетами. Это как бы барбеты с распрямленными завитками. Всего более сходства имеют они с грифонами Кортальса, но все-таки, в большинстве, не так псовисты, имеют сравнительно мягкую, даже шелковистую шерсть, легче складом, а главным образом отличаются от них удлиненною головой. Обе породы сравнительно недавнего происхождения, а потому тип их еще не вполне установился и в той и другой нередко выраживаются экземпляры с значительными уклонениями в признаках, например, известный грифон Буле «Сапёр», получивший многие призы на выставках и полевых испытаниях, скорее может быть назван щетиношёрстым грифоном, а грифон Кортальса «Немрод», по внешнему виду, почти не отличается от грифонов Буле, почему вероятно и был приобретён последним заводчиком.

Порода французских длинношерстых грифонов ведется с 60-х годов богатым фабрикантом в Эльбефе (Северная Франция) Эммануилом Буле. По его словам, родоначальниками её были чистокровные французские грифоны, имевшие, однако, многие крупные недостатки. Они были слабого, растянутого сложения, с тонкими ляжками, неглубокою грудью и некрасивого окраса (светло-каштановые с крупными белыми пятнами). Буле поставил себе целью восстановить и улучшить угасающую породу и при своей настойчивости и хороших материальных средствах, одним тщательным подбором достиг желаемого. Собаки его получили правильный склад, прочные кости и сильные мускулы, одинаковый светло-бурый (feuille-morte) сплошной окрас и отличаются понятливостью и рабочими качествами. Названный окрас сделался отличительным признаком породы, хотя многие охотники полагают, что эта рубашка представляет некоторые неудобства на осенней охоте поздней осенью, так как сливается с почвой.

По уверению заводчика, он достиг установившегося типа главным образом кровосмешением, соединяя близких родственников — брата с сестрой, мать с сыном, отца с дочерью, но безукоризненных по статям. Ведя породу от немногих производителей, Буле избег, однако, ошибки Э. Лаверака, так как не продавал большей части щенков, подобно последнему, и нашёл очень простое средство застраховать их от заразительных болезней, наиболее опасных для слишком кровной расы, при псарном содержании. Он выкармливал весь помёт, при помощи сук-кормилиц, так что на суку приходилось не более 3-х щенков. Затем, когда последние принимались за корм, он раздавал их по паре и не более трёх, на выкормку соседним крестьянам, не переставая наблюдать за их содержанием. Таким образом он избавился от псарного воспитания и скученности, неизбежно влекших за собою слабость ног, чуму и прочие болезни. Этот простой метод настолько практичен и удобен, что заслуживает подражания. Впрочем, как известно, он применялся и у нас во времена крепостного права мелкопоместными дворянами, не имевшими отдельных псарен.

В настоящее время грифоны Буле имеют следующие признаки: Голова обросшая длинными волосами; морда длинная и широкая, почти четырёхугольная (т.-е. не заостряющаяся) с большими усами. Уши висячие, поставленные довольно низко, слегка свернуты в трубку, хорошо одеты гладкою или слегка волнистою шерстью.  Глаза жёлтые с густыми нависшими бровями, но с умным и ласковым выражением. Нос желтоватый или бурый с широкими ноздрями.

Шея довольно длинная. Грудь широкая и глубокая. Плечи не, очень косые, несколько выдающиеся (выпуклые). Рёбра закруглены. Спина сильная, с небольшим верхом.

Передние ноги сильные и мускулистые, одетые довольно длинною шерстью до пальцев. Лапы несколько продолговатой формы, покрытые густою шерстью, прикрывающей ногти. Хвост прямой и правильный, густо одетый, но без подвеса.

Псовина длинная, довольно мягкая⁸ матовая (без блеска), прямая или слегка волнистая, ни в каком случае не кудрявая.  Окрас грязно-жёлтый или светло-бурый. Рост 55—60 с. , для кобелей и 50—55 с. для сук.

В Россию грифоны Буле кажется еще никем не выписывались, но французские грифоны старого косматого типа, занимающего как бы средину между современным французским грифоном и грифоном Буле, ведутся, может быть, до сего времени у старинного петербургского охотника г. Виноградова. Собаки его довольно типичны, порядочного роста, не дурно одеты, но бедноваты костью. Ни одна не отличалась особенными полевыми достоинствами-, большинство были низкочуты, копались на следу, но стояли крепко. Кроме того, были злобны к людям, драчливы и гоняли зайцев.

8. Грифон Кортальса.

Грифонами Кортальса называется другая разновидность длинношёрстого французского грифона, выведенная миллионером-голландцем Кортальсом, живущим в Германии (Биберсгейм в Гессене). Подобно Буле, Контану и Шервилю, Кортальс задался целью реставрировать старинную французскую породу жесткошёрстых легавых и в 1871 году достал на севере Франции, в Бельгии и Голландии⁹ несколько довольно типичных производителей. В последних странах за грифонами признавали всегда французское происхождение, а потому Кортальс, начиная с 1872 года, когда собаки его начали пользоваться некоторою известностью, никогда не позволял называть их немецкими и на выставках всегда записывал французскими грифонами.

По словам Кортальса, порода была улучшена им только разумным подбором, без подмеси посторонней крови. Но чистокровность кортальсов весьма сомнительна, так как в помётах их слишком часто выкидываются гладкошёрстые щенки, чтобы можно было считать это атавизмом. Известно, что в образовании легавого грифона участвовали и французские браки. Одни держатся того мнения, что Кортальс подмешивал к своим собакам кровь немецкой (гладкошерстой) легавой, другие полагают, что кровь пойнтера. Последнее вероятнее, так как грифоны Кортальса ладнее немецких гладких и щетинистых легавых и имеют более широкий и быстрый поиск. Весьма возможно, однако, что кровь пойнтера уже имелась в избытке в производителях купленных Кортальсом, так как в Бельгии и на севере Франции пойнтера уже давно преобладают над другими породами. Большие средства, а следовательно возможность держать большое число собак, в соединении с энергией и умелым выбором производителей, дозволили в сравнительно короткое время значительно улучшить породу и получить много выдающихся экземпляров как по формам, так и полевым качествам. Только немецкий патриотизм препятствует признанию превосходства кортальсов над немецкими щетинистыми.

Графъ Лафон, в Chasse Illustrée, очень хвалит полевые качества грифонов Кортальса и полагает, что чутьё у них лучше, чем у мягкошерстых (Буле). Не обладая стремительностью пойнтера, они однако достаточно быстры и поиск их представляет нечто среднее между весьма сдержанным поиском, ценившимся в те времена, когда охотились сетью, и широким поиском английских собак, не всегда пригодным.

Кортальсы не имеют красоты, огромного чутья, страсти пойнтера и сеттера, но с ними поэтому легче справляться. Граф сравнивает при этом кортальсов с упряжными лошадьми, а сеттера и пойнтера со скаковыми: на упряжной лошади может ездить каждый, с скаковою же лошадью надо обращаться очень осторожно; точно также с первыми собаками может сладить всякий, английских же нетрудно испортить. Преимущество кортальсов в том, что они хорошо работают даже у плохого охотника, в хороших же руках не оставляют желать ничего лучшего. Они чутьисты, аппелисты, с хорошим поиском, очень выносливы. В Алжире эти грифоны оказывали незаменимыя услуги на охоте в густых и колючих кустарниках, где сеттера вовсе не годились. Правда, вначале дрессировки кортальсы кажутся упрямее английских, но в виду их меньшей впечатлительности, с ними можно обращаться построже, и они в несколько дней становятся очень послушны. Как только первые уроки усвоены, кортальсы своею понятливостью и привязанностью к хозяину не уступают пуделям и скоро проходят науку.

Сам Кортальс так характеризует своих собак в Nederlandische Sport в 1886 г. (Переведено в Chasse et Pêche)¹⁰.

Голова большая, с развитым черепом, обросла жесткою, но не очень длинной шерстью; усы и брови явственные; морда длинная и широкая. (Голова большая, длинная, с не очень широким черепом и не резким переломом; рыло длинное и четыреугольное). Уши средней величины, плоские, не очень низко поставленные. Шерсть на них гладкая, удлиненная по краям (более или менее перемешана с длинными волосами). Глаза большие, не прикрытые бровями, выразительные и Шумные, темно-жёлтого или светло-карего цвета. Нос всегда коричневого цвета.

Шея умеренной длины, без складок кожи (подгрудка). Грудь глубокая, не особенно широкая. Плечи довольно длинные и косые (очень косыя). Рёбра довольно выпуклые (слегка выпуклые). Спина и поясница сильные и правильные.

Передние ноги прямые, сильные, одетые жесткою и короткою шерстью. Задние ноги одеты так же, с длинными и хорошо развитыми (мускулистыми) ляжками. Лапы круглые, правильные, пальцы в комке (сжатые). Хвост носится прямо (?) и бодро (1); на нём жесткая шерсть, без подвеса. Обыкновенно укорачивается на ¹/₃. (Хвост горизонтальный или слегка приподнятый).

Окрас серо-голубой (стальной) с коричневым оттенком (с кофейными пятнами) или совершенно коричневый (часто с серым крапом) или грязно-белый с коричневым. (Бывают часто грязно-белые с жёлтыми отметинами). Шерсть длинная, жёсткая и не без завитков. Под нею тонкий и шелковистый подшёрсток. (Волос жесткий на ощупь, как проволока).

По свидетельству ветеринара Зигмонда, грифоны Кортальса отличаются от немецких главным образом строением головы. У первых затылочный гребень сильно развит, у глаз замечается ясное углубление (впадина), незаметное у немецких; череп площе, не такой выпуклый и без перелома. Вообще у живого кортальса голова продолговатее, суше и типичнее, чем у немецких щетинистых. Кроме того, у последних лапы плоские и распущенные, тогда как у кортальсов лапы плотные кошачьи, как у пойнтера.

Из русских охотников грифоны Кортальса имеются, кажется, только у Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича. В 1887 году Его Высочеством были выписаны от Кортальса сука Клио и кобель Маркиз, вскоре павшие. На XIV очередной выставке были выставлены от имени Его Высочества эти две собаки и еще сука Феби; первые были каштановые с проседью, последняя чёрно пегая. Лучше всех была сука „Клио“, получившая большую серебряную медаль.

Л. Сабанеев.

---

1. У Фицингера, под названием Canis extrarius, соединены спаниели, сеттера, овчарки, пуделя, сан-бернары и водолазы. Насколько мало значения придавал он брудастости и вообще распределению псовины, видно из того, что например, французских легавых грифонов он считает происшедшими от помеса французскаго эпаньеля с английским биглем, т. е. двух гладкомордых собак. ↩︎
2. Очень странно, что даже Ad. Reul, профессор зоотехнии в ветеринарной школе, считает вполне возможным происхождение жёсткошерстых и щетинистых брудастых от скрещивания брака с барбетом, даже брака с эпаньёлем. Возможность такого превращения Reul основывает на том факте, что при скрещивании пород овец с различным руном, получаются метисы с всклокоченною шерстью. Но это скрещивание длинношерстых животных не имеет никакой аналогии со смешением длинношерстых собак с короткошерстыми. ↩︎
3. См. „Охотничья Газета“ 1895, № 35. ↩︎
4. Итальянский язык разделяется на многие наречия, резко отличающиеся между собою, и название spi№ni употребляется только в северной Италии. В Тоскане их зовут „restone“, в Неаполе —„restoso“, в Романье —„baffo“ и в Пиемонте — „сгаvinа“. Последнее слово значит козлиношёрстая, что всего лучше характеризует качество псовины. ↩︎
5.  Бекман (в журнале „Der Hund“) называет их клокастыми (zottig), по-местному — нидерландскими, шотландскими, польскими водяными собаками и предполагает, что они произошли от скрещивания овечьего пуделя (Schaf-Pudel) с гладкошёрстою или щетинистою легавой. По нашему мнению, —просто от обыкновенной овчарки и гладкошерстой или длинношерстой немецкой легавой. По описанию Бекмана, это были собаки среднего и небольшого -роста, с ладами скрытыми длинною клокастою псовиной. Шерсть мягкая, без блеска, торчащая врозь, как перья у взъерошенной курицы, во все стороны неправильными клочьями; посредине спины и на передней части ног более гладкая шерсть. Уши одеты более коротким волосом, но длиннее, чем у щетинистошёрстых легавых. Окрас большею частию красновато-серый или грязно-сероватый с бурыми пятнами. У некоторых особей шерсть от затылка до конца хвоста разделена как бы пробором и падает с обеих сторон космами. Лапы широкие с несколько растопыренными пальцами, но с жесткими подошвами. Хвост без заметнаго подвеса, но внизу шерсть длиннее и на две стороны. Как видно, эта порода имеет мало общего с нашим брусбартом.
   Кроме клокастых брудастых легавых, в Германии еще очень недавно встречалась порода мягкошерстых собак со следами бороды и усов. По Бекману, они были среднего роста и по статям и характеру всего более подходили к длинношёрстым легавым, но лоб у них был выпуклее и с крутым переломом. На морде не было настоящей бороды, а только на верхней губе несколько удлиненные волосы; бровей не имелось; на затылке шерсть сразу удлинялась и на шее и спине падала длинными прядями, как у овцы. Хвост с косматым длинным подвесом. Уши довольно низко поставлены, скорее узкие, чем широкие и значительной длины, которая еще более увеличивается от длинной шерсти, их покрывающей. Окрас большею частию одноцветный бурый. Шерсть не имеет блеска, на спине похожа на овечье руно и легко сбивается войлоком. Порода эта, говорит Бекман, называется мягкошёрстыми или пушистыми легавыми, а по-местному — русскими водяными собаками, русскими сеттерами и, вероятно, происходит от скрещивания пуделя с испанской или немецкой длинношерстой легавой. Судя по описанию, собаки эти имеют еще менее общего с брусбартами, чем предыдущие. ↩︎
6. Ж. „Природа и Охота“ 1878, январь, стр. 37. ↩︎
7. Самое название „русский сеттер“ показывает, как мало значения придавали (и придают) такому резкому признаку, как брудастость, вообще длинным волосам на морде. Оно почти так же нелепо, как например, название сеттеров английскими пуделями. ↩︎
8. Буле, как суконный фабрикант, делал из остриженной шерсти своих собак очень хорошее сукно. ↩︎
9. В Голландию французские грифоны могли конечно, попасть и через Бельгию, но известно, что они были привезены туда швейцарскими офицерами, служившими но Франции. ↩︎
10. В скобках помещены дополнения, сделанные конгрессом немецких кинологов в 1887 году. ↩︎

Поделитесь этой статьей в своих социальных сетях.