Г.БЕЛЬКРУА ((BELLECROIX)
«ПРИРОДА И ОХОТА» 1878Г.
V.
Указавши в главных чертах на внутренние качества, отличающие собак английских пород, мы займемся описанием наружного их вида, начиная с английского пойнтера.
Порода пойнтеров делится в настоящее время на несколько разновидностей, представители которых отличаются между собой не только складом, но и цветом шерсти.
Пойнтера бывают всех мастей, начиная от белой и кончая черной; мне впрочем ни разу не случалось видеть совершенно белого пойнтера, и я полагаю, что если и есть таковые (а говорят, что они бывают), то на них, т. е. на окраску их шерсти, следует смотреть не иначе, как на простую случайность. Белые пойнтера бывают обыкновенно с отметинами – коричневыми, черными и красными; но и желто-пегие, и черно-пегие, и кофейно-пегие и какого угодно цвета пойнтера могут быть одинаково превосходными, замечательно складными и безукоризненно чистокровными собаками, и я действительно знавал великолепных пойнтеров со всякими отметинами и без всяких отметин. Цвет шерсти никоим образом не может играть роли в оценке собаки: породистость и порода познается не по цвету, а по формам, по отличительным, характеристическим признакам. Бывают, напр., пойнтера и совершенно кофейные и рыжие. А на выставке 1862 года г. Поль Кальяр выставил пару пойнтеров кофейных с белыми крапинами; между тем происхождения они были несомненно самого высокого и благородного, чем вообще отличаются все собаки этого владельца. Однако, если и на той выставке придерживались такой же системы классификации собак, какая была принята на последней, то Донг, портрет которого мы представили читателю, попал-бы непременно в отдел каких-нибудь французских собак или ублюдков, к которым бы он подошел по росту и по цвету шерсти.
В подобных затруднительных случаях, какие представились на последней выставке, желательно было бы, чтобы эксперты производили собакам хоть маленькое испытаньеце на деле; тогда наверное каждой собаке было бы отведено подобающее ей место.
В самом деле, определить породу собаки не вполне чистокровной – вещь вовсе не легкая. Как узнать, куда ее отнести, если она, положим, смахивает больше на французскую или больше на английскую, если она складом своим подходит более или менее к типу одной из установившихся, известных пород, но если в ней отсутствуют характеристичные черты, свойственные данной породе, если она принадлежит вообще к бесчисленному множеству собак, не могущих доказать своего происхождения? Поэтому, на выставках необходимо обращать внимание прежде всего на собак вполне чистокровных, ведущих свой род в продолжение многих поколений. Этих собак и следует указывать любителям как образцы; их необходимо выдвигать на первый план, выставлять на вид, на возвышение, а рядом с ними размещать уже собак не совсем чистых, не вполне породистых, распределяя их по степени сходства их с чистокровным представителем. Лишь при таких условиях и будут достигать выставки своей цели, и будут приносить ту пользу, которую мы вправе ожидать от них; лишь при таких условиях и могут явиться во Франции собаки, которые в состоянии будут соперничать с собаками Англии. Если на нашей последней выставке был даже хоть один только настоящий, породистый пойнтер, или одна только породистая длинношерстная французская легавая, то и для них нужно было бы устроить нары и поставить их на этом возвышении, что они были у всех на виду и чтобы все могли судить о том, каковы должны быть чистокровные представители данной породы.
Когда же устроители выставок давали бы выставляемым собакам возможность показывать и свои внутренние достоинства, т. е. показывать себя в деле, тогда нам ничего больше не оставалось бы и желать; тогда сами охотники и любители собак могли бы уже собственными глазами видеть разницу в манере поиска и разницу в степени чутья той или другой собаки, и лично, по сравнению, убедились бы в том громадном превосходстве, которое действительно находится на стороне собак чистокровных. А сделать это вовсе нетрудно: для этого и потребовалось-то бы достать всего каких-нибудь двадцать пар куропаток, да снять небольшое поле, которое очень легко найти у окраин Парижа.
Но мы пока еще очень далеки от подобного идеала выставки. Много еще времени пройдет, пока осуществится высказанная мною здесь, очевидно столь простая, столь практичная и столь удобоисполнимая мысль, и долго еще придется нам любоваться на наших выставках всевозможными ублюдками и помесями, происшедшими от смешения всевозможных пород. А потому мы и стараемся здесь, в ожидании будущих благ, пролить хоть некоторый свет истины в сбивчивые понятия охотников и представить, по возможности, самое отчетливое описание наружных очертаний собак, составляющих пред мет нашего исследования. И так, мы рассмотрим сначала пойнтера.
Что сразу поражает нас в пойнтере – это чрезвычайная соразмерность, так сказать, гармоничность всех членов, сила и гордость и в осанке, и в взгляде, изящество форм, упругость мускулов. Когда смотришь на породистого пойнтера, то чувствуешь как-то, что это действительно настоящая собака, все равно, как при встрече с человеком выдающимся из толпы, невольно говорится: „да, вот это – человек“.
Голова у пойнтера средней величины, с резким переломом при основании лба. Лоб крутой и хорошо развитый, свидетельствующий о уме собаки. Глаза обыкновенно желтоватого цвета, напоминающего цвет горчицы; на этом желтом фоне резко выделяется зрачок, сверкающий огнем страсти. Уши короткие, тонкие и мягкие, поставлены несколько высоко, но очень красиво сливаются с общим очертанием головы и много способствуют выражению твердости и горделивости, исключительно свойственных этой превосходной породе. Крепкая нижняя челюсть, над которой слегка выдается верхняя; брыли являются лишь у собак, достигших до известного возраста, у молодых же брылей нет.
Шея длинная, всегда мускулистая, без складок или так называемого подгрудка.
Крестец широкий и короткий, зад несколько поджарый. Грудь скорее выпуклая, чем широкая, сливается с ребрами, которые выступают над боками округленными, а не плоскими.
Плечи длинные и покатые. Плечевые кости очень длинны, так что локотки выступают всегда ниже той линии, где кончается корпус собаки, что значительно увеличивает силу бега. Это чрезвычайно резкая и типичная черта хороших пород легких собак.
Ноги сильные и вместе с тем сухие, с замечательно твердыми мускулами и с резко обозначенными сухожилиями, выдающимися под тонкой кожей. Бёдра тоже длинные, как и плечи, и очень широкие, вследствие чего ляжки получают большую упругость и гибкость.
Ступни у очень сильных собак – круглые, а у собак более нежного и изящного сложения – немного удлиненные. Я видал пойнтеров с такими лапами, которым позавидовала бы любая волчица. Конечно, это сравнение несколько преувеличено, но за то оно понятнее объяснит охотникам мою мысль.
Прут…! о, прут—великое дело!
У всех собак прут представляет самую существенную часть, самый верный признак, по которому всего легче судить о том, насколько благородно происхождение собаки. У чистокровной собаки никогда не может быть скверный прут: на собаку, неправильно и некрасиво держащую свой прут, следует смотреть как на уличную погонялку. Породистая собака держит прут всегда прямо, или несколько приподнимает его, но слегка, сообщая ему красивый мягкий изгиб, не нарушающий гармоничности линии, – а не загибает его крючком и не завертывает конец его завитушкой, в форме баранка. Если же легавая имеет перо (хвост украшенный длинной шерстью), да держит это перо кверху закорючкой, как музыкальную трубу, так ее уж прямо можно аттестовать дворнягой; такая собака, с позволения сказать, просто дрянь.
Прут английского пойнтера посажен красиво. С точностью определить место, где должно быть основание прута – нельзя: это зависит от формы крестца и зада, но если прут посажен несколько высоко или несколько низко, то это неприятно бросается в глаза; во всяком случае высоко лучше, чем низко. Вообще о этом предмете очень легко судить на практике, на бумаге это высказать это совсем невозможно: можно лишь сказать, что низкая посадка прута почти всегда обусловливается неправильным положением бедренных костей, а последнее, конечно, влияет на правильность движений, на крепость ног и легкость бега.
Чем толще у собаки прут при основании (понятно, уже не через-чур, не безобразно) – тем она крепче и сильнее, – чем прут тоньше и короче, тем собака породистее, тем происхождение её благороднее.
В спокойном состоянии, пойнтер часто держит свой прут так, как держит свой хвост англизированная лошадь; эту то особенность я и старался как можно точнее передать на прилагаемом портрете кофейно-пегого пойнтера. Когда пойнтер идет или ищет – он держит прут всегда прямо. Заметил я в пойнтерах еще одну особенность, которую наблюдаю уже очень давно, именно, что все, или почти все, пойнтера, в то время, как ищут галопом, никогда не шевелят хвостом, как французские собаки, постоянно стегающие своим прутом направо и налево. Английский пойнтер махает хвостом только встречая хозяина или другую собаку.
Нужно сказать, кроме того, что пойнтер, ищущий верхним чутьем и замирающий на стойке сразу, чуть только запах дичи касается его обоняния, редко имеет случай идти по следу, вследствие чего поневоле лишает своего хозяина удовольствия любоваться на уча щенное махание хвоста, которыми обыкновенно всласть тешат взоры охотников все собаки, ищущие нижним чутьем и идущие по следу, уткнув нос в землю.
Вот, следовательно, главные общие черты, отличающие наружный вид пойнтера; думаю, что они определены мною довольно ясно.
Теперь, в виду того, что англичане, имеющие какой то особенный дар изготовлять собак по своим требованиям и вкусам, создали уже несколько пород пойнтеров, отличных одна от другой, как по своим формам, так и по своему назначению, мы остановим внимание на главных из этих разновидностей.
Портрет замечательно типичного экземпляра из кофейно-пегих пойнтеров представлен на нашем рисунке. Правда этот пойнтер, быть может, немного низок на ногах, но во всяком случае, все черты его необыкновенно характеристичны, почему мы и рекомендуем его вниманию читателей.
Чрезвычайно хороши в этой собаке уши и голова; но что всего замечательнее и типичнее – это длина плечей, бедер, бедренных костей (в особенности последние относительно голени действительно очень длинны), посадка и постановка хвоста. К сожалению, несмотря на старание нашего талантливого гравера г-на Гюйо, мускулы не вышли на рисунке настолько выдающимися, а лапы настолько сухими, как оно есть в действительности в оригинале. Передать эти почти неуловимые оттенки, правда, очень трудно.
Многие пойнтера ищут с такой страстностью и быстротой, что не которые дельные охотники, люди положительные и степенные, нашли это неудобным, почему решили охладить несколько чрезмерный пыл собаки и, рядом с породами легких пойнтеров, наружность и достоинства которых мы только что описали, создали породы пойнтеров менее горячих и более благонравных и скромных.
Что касается меня, я, право, не знаю, как сказать – хорошо ли это уменьшение страстности или нет. Только для себя лично, я всегда желал бы и предпочел бы иметь собаку самую пылкую, с самым широким поиском, потому что, если правда, что всегда можно умерить пыл черезчур горячей собаки, то еще более правды в том, что никогда нельзя придать страстность собаке, не имеющей этого качества от природы.
Я мог бы привести это правило, как неоспоримую истину, не требующую доказательств, но мне гораздо приятнее сказать читателям, что подобное мнение я составил себе на основании бесчисленных личных опытов. Практика, лета, среда, в которой приходится действовать собаке, могут успокоить её чрезмерную горячность. Перенесите вы собаку из мест бедных дичью, где она беспокойно и нетерпеливо скачет в надежде найти поскорее выводок, в такие места, где дичи много, – и собака очень скоро угомонится, необузданные порывы её значительно поулягутся. Однако нужно же ведь быть справедливым и рассуждать здраво: невозможно требовать от собаки, чтобы она была разумнее и сдержаннее нас с вами. Вы представьте себе, напр., превосходную собаку, одаренную наилучшими качествами, молодую и не вполне еще выдрессированную; вы представьте, что она усердно, с жаром работает битых два часа и ровно ничего не находит. Вдруг обоняние её поражается запахом дичи, – вдруг эта дичь, эти страстно желанные куропатки, бегут перед ней по полю!.. Посудите сами, легко ли удержаться от искушения, когда внутри кипит и клокочет молодая кровь? И вот собака летит вдогонку птице… Прощай, добыча! Увы, кто-же без греха?!
Средство к исправлению грехов пылкого юноши у вас в руках, – парфорсный ошейник с длинной веревкой: вы это знаете так же, как и я. К тому же, покажите вы этой самой собаке десять-двенадцать куропаток в час – и она усмирится; а если в ваших местах всегда много дичи, то в горячем сердце вашего спутника и вовсе уймутся волнения страсти. У меня была такая собака.
Но, по моему, все таки горячая собака всегда лучше; я люблю, чтобы моя собака была немножко, что называется, сорви-голова. Я с наслаждением слежу за её воспитанием, исправляю её недостатки, радуюсь её успехам, с восторгом открываю ей понемногу тайны того великого искусства, на служение которому она призвана самой природой, и вместе с тем, я стараюсь о том, что она сохранила в себе священный огонь страсти, проявляющейся в этой ни с чем несравнимой необузданности и пылкости, без которых я не дал бы ни гроша за собаку.
Ну, можно ли представить себе па охоте что либо противнее и досаднее собаки, которая через два часа ходьбы начинает уже трусить перед вами на расстоянии каких-нибудь десяти шагов, оживляется на минуту, когда вы подгоняете и подзадориваете ее восклицаниями и увещаниями, вроде: ну-ну, allez, cherche! allez, allez! и снова погружается в спячку, как только умолкнет ваш голос? Ей, видно, и хотелось бы, да немощна, не может! Это ли не жалкое создание?! А на другой день по открытии охоты, чуть лишь пригрело солнышко – ваша благонравная смиренница, высуня язык, уж чистит шпоры и как вы там ее не увещевайте, как ни угрожайте, она от вас не отойдет, потому – совсем готова: раскисла, плачет о постели!
Такой, жалости подобной, охоты никогда не увидите вы с чистокровной собакой, в особенности с пойнтером. Мне случалось охотиться по двадцати пяти, по тридцати дней кряду, изо дня в день, с одними и теми же пойнтерами – и, чем больше они ходили, тем они, как будто, становились сильнее и настойчивее; сытный ужин, крепкий сон – и на утро они как ни в чем не бывало: так же бодры, как и в первый день охоты. Тут собаку можно было сравнить с волком, развивающим в себе крепость мускулов и неутомимость своими постоянными движениями. Но силу совершать свои беспрерывные прогулки черпает волк в необходимости добывать средства к существованию, – собаку же, правда, заставляет идти на охоту отчасти тоже необходимость, отчасти увлечение, но в подобной нестомчивости, в подобной страстности говорит уже прямо кровь, сказывается прямо порода!
VI.
Говоря о породе собак, так давно уже сопутствующих мне па охотах, собак, перешедших в мои руки еще от моего отца, я не могу умолчать о той разновидности, которую мы блюли, в продолжение многих лет и представители которой, по моему мнению, должны занимать одно из первых мест в ряду представителей обширной, благородной и во многих отношениях замечательной семьи пойнтеров.
Рисунок, изображающий красного пойнтера, есть самый верный портрет суки, принадлежавшей моему отцу, и совмещавшей в себе, по моему мнению, в высшей степени все наружные качества, которые требуются от легкого пойнтера, почему я и советую читателям попристальнее изучить этот в совершенстве типичный экземпляр.
Это уж не тот тип крепкого, стройного и изящного пойнтера, который мы представили читателю в портрете кофейно-пегого пойнтера, это тип пойнтера настоящего легкого, легкого исключительно и по преимуществу. Он всего более подходит к типу, появившемуся во Франции, вначале текущего столетия, и возбудившему столько толков и удивлений. Голова острая и сухая. Мускулы и их связки, малейшие, едва заметные выступы костей, выделяются сильнее и рельефнее, чем в каком то ни было представителе всякой иной разновидности и породы собак. Уши короткие, поставлены высоко, необыкновенно гибкие и мягкие, покрыты чрезвычайно топкой шерстью. Вся вообще шерсть короткая и гладкая, почти одинаковая, как на заду, так и на боках. Пахи совсем голые; внутренняя, т. е. исподняя часть, бедер, ближайшая к животу, тоже голая. Глаза средней величины, полны огня, какого то даже дикого огня. Нос приподнят прямо; края его отчетливо обрисованы и не закруглены, этот признак свойствен большинству собак, ищущих обыкновенно верхним чутьем. Ноздри широкие, очень подвижные; малейшее впечатление, воспринятое обонянием, немедленно обнаруживается в легких вздрагиваниях и движениях ноздрей, как будто им передается какое то сотрясение; нос вообще замечательно „оживленный“; о качествах его мы поговорим немного ниже.
Шея очень изящная и, вместе с тем, сильная; форма её также исключительная, свойственная шеям всех пойнтеров, которую описать совсем нельзя, по которую знаток распознает с первого взгляда.
Плечи длинные и локотки спускаются очень низко. Мускулы, покрывающие лопатку и предплечье, очень сильные, резко обозначенные и очень округленные, но на ощупь они никогда не бывают так тверды и жестки, как двуглавая мышца какого-нибудь ярмарочного геркулеса.
Крестец короткий; зад поджарый, очень гибкий, как рессора сжимается и разжимается, когда собака в действии.
Ребра выпуклые; выпуклость эта делается очень резкой в последних, коротких ребрах.
Ноги особенно замечательны: кости и мускулы одинаково крепки и сильны. Эти ноги прямо указывают, что обладатель их создан вовсе не для того, чтобы трусить под ногами охотника, что ему нужен простор и раздолье, что ему сильные и быстрые движения, широкий и размашистый поиск также необходимы, как свет и воз дух.
Кости передних ног, т. е. предплечья, короткие и сильные. Если смотреть спереди, т. е. когда собака стоит лицом к зрителю, то видно, что лапа прямо расширяется книзу, начиная от самой голени, все равно, как в передних ногах, так и в задних. Да и плохо было бы, если было как-нибудь иначе, потому, что пойнтер имеет только два аллюра – шаг и галоп, и ищет, мчась во весь опор почти беспрерывно; стало быть, лапы его должны обладать большой устойчивостью и должны иметь такое устройство, которое позволяло бы им переносить сильную усталость. Вследствие того, что кость лапы, прямо с голени, книзу все утолщается – самая ступня собаки кажется нередко очень узкой, гораздо уже, чем она есть на самом деле, хотя и в действительности лапы у них бывают всегда очень узки.
Кости задних ног, т. е. голени, очень крепкие и очень широкие, способные сообщать телу очень сильные толчки вперед, и требующие непременно соответственной силы в суставах передних ног; иначе не будет равновесия и в результате получится то, что собака скоро будет уставать и не в состоянии будет работать бодро и ровно.
Прут короткий и тонкий. Я упоминал уже, что некоторые собаки машут хвостом, когда ищут; собаки, о которых я говорю, никогда не машут хвостом, – я по крайней мере этого не видал.
Шерсть собаки рыжая, такого цвета как у ирландских рыжих, так называемых, красных сеттеров; в течение целого ряда поколений производители, подвергавшиеся строгому подбору, не дали ни одного помета, в котором была бы хоть одна собака хотя бы с одной белой шерстинкой. Признак самой высокой родовитости.
Итак я описал две весьма отличные одна от другой разновидности пойнтеров легких, именно -легких кофейно-пегих пойнтеров и красных пойнтеров; между последними, а также и между черными пойнтерами, я знавал такие экземпляры, которые вполне со ответствовали своему наименованию – легких.
Красные пойнтера составляют прочно уже установившуюся разновидность, резко определившиеся отличительные признаки которой, как наружные, так и внутренние, переходят в продолжение многих уже лет, из поколения в поколение, не подвергаясь ни малейшим изменениям.
Поиск красных пойнтеров такой же, как поиск всех легких пойнтеров, т. е. они скачут галопом, и каждый из них обыщет в день столько места, сколько могут обыскать разве лишь десять французских собак. От многих приходилось мне слышать, что пойнтера ищут неверно, но я уже говорил, что не разделяю подобного мнения, следовательно дальнейшие препирательства по этому поводу излишни; мое убеждение непоколебимо.
О рыжих пойнтерах скорее, чем о каких-либо других, можно сказать, что они каменеют вдруг, внезапно, как только уловят запах дичи. Много раз приводилось мне, напр., видеть, как одна из собак моего отца замирала в стойке, точно по куропаткам, когда ей случалось, во время иска, пересечь путь, по которому пробежал заяц; только спустя минуту она в состоянии уж была разобрать, что за дичь прошла тут; первое же впечатление бывало именно как вот я говорю: пораженная запахом дичи, собака вдруг останавливалась, как ошеломленная, как парализованная.
Очень мне жаль, что я не могу привести здесь все те случаи, когда наши пойнтера оказывали нам неоценимые услуги на охоте, и противопоставить эти рассказы тем унижениям, оскорблениям и даже проклятиям, которые сыпятся на „бешеных“ пойнтеров со стороны людей, не знающих великих достоинств этой породы. Возьмем для примера хоть охоту на перепелок. Ну, вышли мы с вами, положим, в поле, где и всего-то, может быть, одна-две перепелки. С нами пойнтер и французская легавая. Я уверен, что девять раз из десяти, пойнтер укажет вам обеих перепелок, прежде чем собака-тихоход даже заподозрит их присутствие здесь. Если вы сомневаетесь – так я вам сейчас докажу это.
Прежде всего нужно взять во внимание, что если французская легавая не наткнется носом случайно прямо на дичь, то, конечно, пойнтер, со своим широким поиском, гораздо скорее отыщет последнюю, потому что он тотчас же опередит собаку, ищущую трусочком, плавно, не спеша, а следовательно, раньше и почует дичь. Вопрос о тонкости чутья я считаю уже не подлежащим больше суждению: превосходство его у пойнтера – аксиома. Не следует забывать также, что я имею всегда в виду собак одинаково дрессированных и ищущих на кругах. Далее, так поступает французская собака, когда дичь уже найдена, и как поступает пойнтер? Если перепелка бежит впереди собаки, французская легавая следует за ней со всевозможною пунктуальною, ученой точностью, по всем поворотам, оборотам, заворотам, загибам, извилинам и т. д.; она идет за дичью по самому следу: правильнее – ее ведет след: он обрывается, если перепелка побежала обратно, – и собака идет до места, где он обрывается, затем возвращается назад, разнюхивает, где он скрещивается, идет по боковой линии, одним словом ни на минуту не отрывает носа от следа, пока он не приведет ее к птице, выбившейся из сил и прикорнувшей где-нибудь под травой. Тут собака делает стойку и начинается уже ваша роль. Совсем наоборот – пойнтер, ищущий верхним чутьем: коснулся его чутья запах дичи – и он, как вкопанный, с горящими глазами, с широко раздутыми ноздрями, замирает в стойке; затем, повернув голову направо, налево, он, по моему знаку, несется не по тем местам, где проходила перепелка, а прямо к тому месту, где она сидит, несется быстро, порывисто, страстно, скачками, как я уже описывал. Если перепелка не хочет еще подыматься, пойнтер, по моему знаку, снова несется прямо к ней, не позволяя ей хитрить, и заставляет ее подыматься в минуту там, где ваша французская легавая употребляет для этого пять или шесть минут.
Представьте себе, что мы охотимся в общественных местах, где вместе с нами ходят еще два-три охотника, две-три собаки; вероятно, вы согласитесь, что с пойнтером, благодаря его верхнему чутью и широкому поиску, я успею выстрелить наверное по трем или четырем куропаткам, пока ваши французские легавые будут копаться над одним только следом. Я ни слова не сказал бы, если бы перепелка поднималась из под первой же стойки, – ясное дело, что тогда ее убил бы тот охотник, собака которого прежде всего нашла ее; но, раз дичь бежит – я, конечно, скорее ее добуду с собакой, имеющей верхнее чутье, чем вы с собакой, которая обречена природой, а иногда приучена воспитанием, следить за дичью по следу.
Действительно, я вполне согласен с тем, что приятно любоваться работой хорошей французской собаки, когда она ведет по следу бегущей дичи. Я даже готов восхищаться её терпением и искусством, с каким она распутывает след и разоблачает хитрости птицы; но я не могу не восхищаться также и уверенной позой пойнтера, его пи с чем несравнимым чутьем, прямо указывающим ему, где дичь, до следа которой ему нет дела; я восхищаюсь его живыми, быстрыми и в то же время размеренными движениями, когда он кидается, но моему знаку, к добыче, когда. он, вслед затем, каменеет в своей неописанно-картинной стойке, когда он снова несется к птице и когда он, наконец, подымает ее. Мне даже кажется, что я, любуясь пойнтером, переживаю более приятные и сильные ощущения, потому что мои впечатления живее, быстрее. Но конечно, это дело личного вкуса, о вкусах же не спорят; только все сказанное мною совершенно справедливо и верно—факты несомненные и уже неоспоримые.
Как-то раз, в декабре месяце, отправился я с дядей моим пострелять утром бекасов; пошли ми на громадный луг, который пересекается теперь железной дорогой, немного не доходя Кана. Перед нами шел охотник. Собака дяди, превосходно дрессированный пойнтер, самого высокого происхождения, великолепно ходила по бекасам, и практиковалась в этом чуть ли не каждый день, в продолжение целых восьми лет. Он начал по обыкновению работать шагах в 300-400 впереди нас. Мы вскоре нагнали и перегнали неизвестного нам охотника, забравшегося сюда, как видно было, очень спозаранку.
— А вы, господа, не много сделаете с таким сорванцом-собакой, заметил нам наш незнакомый собрат по страсти, указывая на «Медора». Надо сказать, что дядя терпеть не мог, т. е. просто не выносил шуток, затрагивающих честь его собаки. Потому, задетый за живое, не мог оставить замечания без ответа.
— Да? вы так полагаете? сказал он. Ну, а я так полагаю совсем иначе и думаю, что мы успеем взять всю дичь, какая тут есть, прежде чем вы успеете сделать хотя бы только один выстрел.
Мы пошли дальше. Медор знал не хуже нас все мочажинки, где могли держаться бекасы: пройдя весь луг, он сделал шесть великолепных стоек, из под которых мы взяли шесть бекасов. На обратном пути мы постарались нарочно пройти мимо дядиного неприятеля. Нечего, конечно, и говорить о том, что дядя не терял его из виду и постоянно прислушивался – не стреляет ли он. Но злополучному охотнику действительно не пришлось ни разу спустить курка, почему дядя и не преминул сказать ему, поравнявшись:
— Как дела, милостивый государь? много ли нашли бекасов? Их было всего шесть, теперь уж нет ни одного. Советую вам еще поближе отпускать от себя собаку, тогда она наверное будет находить вам еще больше дичи.
Много и других еще услуг оказывает нам быстроногий пойнтер, но, понятно, услуги эти ценятся лишь сельскими охотниками, а не теми, что привыкли охотиться в местах, представляющих собою подобие курятника. Сельскому охотнику, напр., не часто выпадает случай убить зайчишку, который не всегда-то тоже остается после выстрела на месте; поэтому они не ставят в вину собаке, если она проводит подстреленного зайца дальше, чем то полагается по строгим правилам чистого искусства; в подобных случаях и я не прочь преступить заповеди охотничьего закона. Пожалуйста, господа, не горячитесь, погодите! Я знаю все, что можно возразить мне на это, но я знаю также, что каждый охотник, восстающий против этого моего заявления, сам погладит собаку, когда та принесет ему подстреленного зайца, и только лишь в том случае даст ей пинка, в знак напоминания о забытом правиле, когда собака возвратится, так сказать, „с пустыми руками“.
Спору нет, – гоняющая зайца собака безусловно вредна при охотах в местах, изобилующих дичью; это мне известно очень хорошо. Один мой приятель находил даже, что в его поместье, в некоторых местах, особенно изобиловавших фазанами, зайцами и куропатками, собака будто бы положительно портит охоту. Ну, в этом я с ним и не совсем согласен: по моему разумению, как плохая собака портит всякую охоту, где бы то ни было, так хорошая собака не может испортить никакой охоты, – но однако я и не рекомендую быстроногого пойнтера именно таким избалованным охотникам, тем более не рекомендую его, конечно, с точки зрения исключительных услуг, которые он в состоянии оказать, догоняя подстреленного зайца; нет, я давно уже сказал и еще раз повторяю, что пойнтер – собака сельского охотника, истинного и настоящего, охотника, которому приходится дорогою ценою приобретать свои охотничьи радости и победы, которому поневоле приходится соразмерять средства нападения с затруднениями, преграждающими путь к достижению победы.
Да! В то счастливое времечко, когда и я стрелял мало дичи, сколько раз, бывало чувствовал я себя на седьмом небе блаженства, когда возвращался ко мне мой несравненный „Мак“, неся в зубах раненого мною зайца, за которым он гнался целых двадцать минут или даже полчаса, после выстрела. Ведь это мог быть единственный заяц, встреченный мною за целый день, да какое – за день! за целых три-четыре дня ходьбы! – заяц, которого я считал для себя погибшим, и вдруг он мой! Разве это не радость, разве это не торжество? И все благодаря энергии, страстности и, главное, крепким ногам моего благородного сподвижника и друга. Легко раненый заяц, успевший скрыться, захиреет и покончит где-нибудь жалкой смертью, но под энергичным преследованием сильной и быстрой собаки, он ослабевает и скоро сдается. А такой собакой из легавых может быть только пойнтер. По моему, это тоже качество.
Но далеко не все разделяют мое мнение относительно достоинств излюбленных мною легких пойнтеров. Недовольных ими даже очень много, почему и нашли нужным вывести иную породу пойнтеров, которые, имеют равносильное чутье, были бы потяжелее, т. е. имели бы поиск покороче. О них мы поговорим в следующей главе.
Последующая часть. Предыдущая часть.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”