Г.БЕЛЬКРУА ((BELLECROIX)
«ПРИРОДА И ОХОТА» 1878Г.
III.
Охотникам, привыкшим к покойному шагу гладкошерстной или длинношерстной французской легавой собаки, – бешеные скачки английских собак, могут конечно показаться большим пороком. Оно и вполне естественно, потому что манера поиска у тех и других совершенно различна.
Поиск французских собак благонравный, размеренный, осторожный, – поиск английских, наоборот, порывистый и страстный. Первые ищут покойно, легоньким труском; вторые мчатся галопом, отмеривая землю саженными скачками; все с более и более возрастающей энергией, с какой-то точно-бы яростью, несутся они что есть духу; их увлекает клокочущая внутри их страсть, им помогает необыкновенная сила их стальных мускулов. Разница эта, очевидно, есть дело темперамента.
Тем не менее, утверждать, что охотник не может направлять поиск английских собак – было бы чистейшей нелепостью; чтобы там об этом ни думали, я смело говорю, на основании личных многочисленных практических опытов, что господа, распускающие подобные ложные слухи, или ровно ничего не смыслят в охоте, или вовсе не знают собак. Даже наиболее страстные и сильные представители породы пойнтеров и сеттеров способны, в той же мере, как и все прочие собаки, приобрести и ту гибкость и мягкость характера, и то повиновение, которого требует от собаки каждый охотник. Но, с другой стороны, совершенно верно, что вы никакими силами не заставите ни пойнтера, ни сеттера, искать от себя на расстоянии нескольких квадратных аршин, и редко, в поле, по крайней мере, удастся вам удержать у ног кровного англичанина, тогда как французские собаки подчиняются этому очень легко. Как я, однако, уже заметил выше, пойнтер, с приобретением опыта и навыка, сам сокращает свой широкий, размашистый аллюр, когда работает в лесу. Тоже можно сказать и о сеттере.
Теперь мы взглянем с практической точки зрения на поиск английских собак, так как заранее было решено, что мы будем говорить только об охоте.
При сравнении в деле поиска английских и поиска французских собак, становится вполне ясно, что они не могут работать одновременно в одном и том же месте. Когда несколько человек охотятся в ряд, в линию, с двумя пойнтерами и двумя или тремя французскими легавыми, последние немедленно отодвигаются на задний план и даже вовсе стушевываются. Оба пойнтера будут работать на всю линию стрелков, а французские „легаши“ будут плестись за английскими „сорванцами“ и будут находить только то, мимо чего „пронеслись“ пойнтера; а эта добыча, принимая во внимание превосходство чутья англичан, может быть лишь крайне незначительна.
Мне доводилось много раз быть тому свидетелем.
Так напр., несколько лет тому назад, г. М. выписал из Англии красного пойнтера суку, знаменитой породы и превосходно натасканную. Несколько дней г. М. употребил на то, чтоб, как это обыкновенно водится, установить с своим новым помощником дружеские отношения, долженствующие соединять охотника с его собакой. Затем он пошел пробовать ее. Познания и таланты „Мисс“ превзошли даже его ожидания: поиск совершенно правильный, чутье замечательно тонкое, стойка мертвая, да одним словом все, чего можно только желать от собаки.
Наступил день открытия охоты. г. М. представил свою собаку собравшимся на охоту членам общества, и те положительно пришли в восторг от красоты суки. Вот наступила и торжественная минута испытания. Охотники выстроились в ряд; у каждого из них была или французская легавая, или ублюдок французской легавой, как бывает у большинства охотников в окрестностях Парижа. Г. М. тоже стал в линию, между своими товарищами.
„Мисс“ понеслась как угорелая, галопом, с поднятой кверху головой, как ищут обыкновенно все собаки её породы. Она вскоре опередила всех пятерых или шестерых легашей и вдруг, на полном ходу, замерла в стойке, на расстоянии 280 шагов от линии. Ближайший к тому месту охотник поспешил к ней и охота продолжалась далее. Через минуту Мисс делала стойку уж на противоположном конце линии, растянувшейся на несколько сот шагов. Между тем ни одна французская собака ни одного раза даже не причуяла. Так шло дело с час: Мисс работала за всех своих благонравных сотоварищей и избавляла их от труда делать стойку даже над мелкой дичью. Да оно и естественно: несчастным французским тихоходам приходилось попусту топтать место, которое давно уж обыскала чутьистая быстроногая сука.
Товарищи М. стали выражать неудовольствие и президент общества, в виду того, что описанный порядок вещей мог продолжиться вплоть до конца охоты, был вынужден просить г. М. удалить свою собаку. Бедную Мисс поручили отвести па ферму. С её удалением, все пришло в обычный порядок и охотники могли пользоваться услугами своих примерно скромных собак.
Я мог бы привести сотни подобных примеров, но ограничусь еще только одним.
Было это лет пятнадцать тому назад, также в день открытия охоты. Отец мой охотился в здешних местах в первый раз. Все выехавшие с ним товарищи, стояли за французских собак и только понаслышке знали пойнтеров. С одним из охотников, г. Д., была превосходная длинношерстная французская легавая, одна из последних чистокровных собак этой породы, которой мне пришлось любоваться; отец мой взял с собой английского пойнтера „Мака“.
Пятнадцать лет тому назад в нашей благословенной стране охота в линию и охота с загонщиками были еще неизвестны: всякий охотился сам по себе, как ему хотелось, к тому же на местах свободных, не откупленных, но изобиловавших куропатками.
Охота началась. „Мак“ ринулся вперед, но несколько времени не находил ничего. Сука г. Д. мирно и спокойно трусила шагах в тридцати от своего хозяина. Как теперь вижу я изумленного г. Д., провожавшего глазами нашего „шального“ Мака, который летел, точно сорвавшись с цепи, и своим бешеным иском перевертывал вверх дном все понятия этого превосходного охотника об охоте с легавой.
— Но, послушайте, обратился наконец г. Д. к моему отцу, ведь если ваша собака будет так скакать целый день, то охота ваша будет очень незавидна.
— Надеюсь, возразил мой отец, что я окажусь достойным той чести, которую вы оказали мне, вызвавшись указывать мне места в стране, положительно мне незнакомой. Надеюсь также, что вы перемените мнение и о моей собаке.
Затем, чтобы не мешать близким соседством своей собаки иску суки г. Д., он пошел влево, впрочем сообразуя свои действия с действиями соседа.
Надо заметить, что г. Д. был превосходным стрелком, по вечером у него оказалось в ягдташе только 20 куропаток (он не стрелял перепелок), а у отца – 55 куропаток и 20 перепелок.
С тех пор отец и Д. стали друзьями и недели не проходило без того, чтобы они не поохотились вместе. Поздней осенью, когда приходится ценить уж каждую куропатку, Д. оставлял обыкновенно свою суку дома, а отец брал обоих своих пойнтеров. И охоты эти, скажу вам, всегда бывали на славу.
— Не мудрено, что вы стреляете столько дичи, говорил, спустя два года, Д.: ваши собаки находят ее даже там, где ее вовсе нет. Не знаю переменились ли теперь убеждения многоуважаемого г. Д., но тогда, будучи не только свидетелем, а даже действующим лицом в наших охотах, он сделался ярым поклонником английских собак.
Опять-таки, повторяю, я не набираю приверженцев, которые бы разделяли мое мнение; я только сообщаю факты.
Из сказанного мной очевидно, что английские пойнтера не годятся любителям, членам охотничьих обществ, участвующим в общественных охотах. Там хорошее и лучшее должно часто уступать место раз принятым общим правилам, которые установлены так, что и мелкое самолюбьице щадится, и общественные интересы соблюдаются. Читатели уже видели, какую жалкую роль играют французские легавые, при охотах в линии, в присутствии одного пойнтера; результаты этой роли весьма плачевны: я понимаю это, а потому молчу.
Но не смолчу перед охотниками, утверждающими, что пойнтер, отыскивая дичь на полном ходу, должен неизбежно пропускать большое количество дичи, и что французская собака, подбирающая за пойнтером все то множество дичи, которую он не причуял, очень и очень еще может постоять за себя и с честью еще поддерживает свое достоинство. Я утверждаю, что чутье пойнтера несравненно, а по тому и ручаюсь, что он никогда не пропустит большое количество дичи, а разве лишь каких-нибудь несколько ничтожных штучек.
Не могут быть особенно ценимы английские собаки также и в заповедниках, кишащих дичью, где охотник сам является, так сказать, конкурентом собаки, ежеминутно вспугивая и стреляя дичь. Нет, арена деятельности собаки не здесь.
Не задолго до бедствия, посетившего нас в 1870 г., я был приглашен для содействия к истреблению дичи в казенных лесах и парках. Вот тут-то впервые пришлось мне вволю натешиться; я охотился чисто по королевски в Сен-Клу, в Марли, в Версале. В сентябре месяце, в продолжение восьми дней, я был королем или императором, как хотите, и, признаюсь, всеми силами старался я оставить приближавшемуся к нам неприятелю возможно меньшее количество дичи. Я не буду утомлять вас рассказом об этих тысячах жертв, павших от моей руки, потому что это была скорей бойня, чем охота, – скажу только, что я вышел оттуда насытившись до пресыщения, даже до отвращения. В Марли и в Сен-Клу я приглашал на этот печальный праздник одного из моих друзей, приходившего туда с своим великолепным красно-пегим английским сеттером. Бешеный поиск и неутомимые ноги этой собаки были мне давно и хорошо известны; но здесь, прежде даже, чем мы успевали ступить па землю, прилегающую к заповеднику, „Пирам“ уж стоял на стойке, так как он искал обыкновенно на расстоянии двухсот, трехсот пятидесяти шагов от своего хозяина. И стойки эти продолжались целый день: прерывала их собака только за тем, чтоб подавать фазанов, которые сыпались, как град.
Мне пришлось видеть одну собаку, которую дрессировали для императорской охоты; это был прелестнейший кофейно-пегий английский пойнтер, прелестный во всех отношениях, и поиск его в поле отличался особой страстностью и размашистостью. Но когда окончена была его дрессировка и когда он стал упражнять свои способности там, куда предназначила его судьба, от прежнего у него осталось только тонкость чутья, да крепость стойки, поиск же пропал: он стал искать, как ищут обыкновенно все собаки. Да и немудрено, если ему приходилось работать не в поле, а в каком-то подобии птичьего двора.
Нет, не здесь, не на этом поприще, выказываются в полном блеске исключительные качества английской собаки. Но в голых равнинах, каждую ночь окутываемых саваном смерти, – в безлюдных полях, где от одного выводка до другого приходится подчас тащиться по громадным пустырям, тянущимся иногда больше, чем на полмили – вот где сельские охотники-любители вполне умеют ценить преимущества быстрого аллюра, стальных мускулов и неутомимой пылкости, преимущества тех вольных, страстных, сильных движений, за которые корят пойнтеров люди, не имеющие нужды для своих охот в этих высоких достоинствах, свойственных английским породам собак.
Мне часто говорили: «с собакой, ищущей за 280-300 шагов, вы ничего не убьете, коли птица не выдерживает стойки!»
Признаюсь я вовсе даже не понимаю такого рассуждения. Начать с того, что дичь боится не собаки, а охотника: в сентябре месяце вы часто можете видеть, как куропатки летают под самым носом дворняшки, одиноко бегающей в поле, но те же самые куропатки вас не подпустили бы и на полтораста шагов, если б даже ваша собака шла позади вас. Воображать, что можно было бы убить куропаток, поднявшихся от страха перед собакой – чистейшее заблуждение; поверьте, что если они не подпустили к себе собаку ближе, как на семьдесят пять шагов, вам не удалось бы подойти к ним и на полтораста.
Я допускаю даже больше: я уверен, что куропатки, (самая хитрая птица между всей нашей дичью) отлично знают собак (пожалуй даже и охотников), часто охотящихся в одной и той же местности. Я знал одного старого опытного любителя, который вымазывал сажей и вываливал в грязи свою белую собаку, когда охотился на куропаток поздней осенью. Он говорил мне, что куропатки признали его собаку, а по ней и его самого, и как только он выходил с своей фермы, предшествуемый своим Блаком, так куропатки, завидя своего белого неприятеля, а за ним еще злейшего врага своего, немедленно собирали экстренный военный совет, наскоро держали совещание и мгновенно снимались с места. Старик утверждал, что благодаря выдуманной им гримировке собаки, ему удавалось иногда подходить к куропаткам, а иначе они были положительно для пего не доступны. Это очень возможно и, что меня касается, я этому охотно верю.
Итак продолжаю. Если дичь не выдерживает стойки, к чему же тогда, спрашивается, собака? Поднять-то дичь и без собаки можно. Другими словами: если собака ходит у вас под ногами, поднимет-ли она какую-нибудь птицу, кроме той, которую вы и без неё вспугнули бы сами? Потому повторяю еще раз, что мне совершенно непонятны заключения о том, что собака с широким поиском может портить охоту на дичь, не выдерживающую стойки; чутьистая, крепкая, с широким поиском собака никогда не может портить охоту. Я ни слова, конечно, не говорю об этом, если у вас собака, что называется „шалава“, прелестная помощница, стойка которой длится ровно минуту, а то так и меньше, которая затем срывает и с бешеной страстью гонит птицу; тут вы тысячу раз правы, не отпуская от себя свое сокровище; держите его пожалуйста всегда у своих ног! Но если ваша собака имеет к вам полное доверие, имеет о вас высокое, заслуживаемое вами, мнение, если она ищет верхним чутьем, стойку делает на далеком расстоянии, стоит, пока вы не подойдете, все равно, когда бы вам это ни заблагорассудилось, если вы знаете, что она никогда не погонит, даже после выстрела (а под этим собственно я и разумею крепкую стойку) – смело давайте ей полную волю и не жалейте о переместившейся дичи: знайте, что если дичь не выдержала стойки собаки, еще менее выдержала бы она приближение охотника. Не подпускает к себе только опытная, напуганная дичь, которая отлично знает, что не собаку ей следует бояться, что смерть грозит ей от руки охотника, – и она бежит от собаки только потому, что та возвещает его приближение. Я столько раз уже ратовал в пользу собак с широким поиском, что боюсь часто повторяться; но мой труд не был бы полон, если б я вздумал остановиться только на том, что я до сих пор высказал в их защиту, а потому я постараюсь, в следующей главе, доказать, насколько сумею, что такая именно собака не только не может вредить и портить на охоте, а напротив, только из под неё и можно бить куропаток поздней осенью, что, по моему мнению, служит высшим выражением её искусства; поэтому сельские охотники-любители должны, как мне кажется, стараться о том, чтобы приобрести себе именно такую собаку. Не знаю, как другие охотники, но я, по крайней мере, всегда сниму шапку пред истинным последователем Немврода, возвращающимся с охоты поздней осенью, с тремя-четырьмя ловко сраженными куропатками, чем перед искусным стрелком, уничтожившим в несколько часов четыре или пять дюжин фазанов, зайцев и кроликов. Последнее может проделать каждый из нас, ну, а первое не очень-то каждому удастся.
Каковы бы однако ни были на этот счет мнения читателей, я думаю, что ни один из них не посетует на меня за то, что я затронул эти спорные вопросы и чистосердечию изложил об них мои мысли и сведения, указав на то, что я считаю истиной, что заблуждением и ложью.
Позднее мы увидим, какие попытки были сделаны для того, чтоб получить собаку, которая соединяла бы в себе, тонкость чутья пойнтера с скромным, благоразумным поиском французской легавой. В Англии попытки к решению этой задачи были довольно успешны.
IV.
Я сказал уже, что собака с широким, размашистым поиском не портит охоты даже с точки зрения добычливости, за которой гонится значительное большинство наших охотников; я льщу себя также надеждой, что, приведенными мной аргументами, мне удалось вполне доказать, что дичь, пугающаяся и не подпускающая собаку, еще менее подпустила бы к себе самого охотника. Но, увы! всякая надежда, в сущности, все-таки ничто иное, как иллюзия, а мне очень хотелось бы убедить моих противников в истинности утверждаемого мной факта на самом деле, па практике.
По этому поводу мне и вспомнилось, что Дудето, автор известного сочинения „Сельский охотник“ (Chasseur rustique), предложил некогда условия пари, которое однако так и не состоялось, потому что не нашлось охотников принять вызов. На первый взгляд, впрочем, предложение было вовсе не из таких, чтобы могло испугать искусных стрелков. Дело заключалось просто лишь в том, чтобы убить кряду, без промахов, двенадцать перепелок. Штука не хитрая, никаких фокусов, очевидно, не требовавшая, тем более, что стрелять позволялось по выбору, а не то, чтобы по первой взлетевшей перепелке. По знаменитый охотник не нашел желающих принять вызов лишь по тому, что оставлял за собой право отыграться, в случае, если первый опыт противника будет удачен. Что касается меня, я непременно принял бы этот вызов, не вследствие того, конечно, что считаю невозможным сделать промах на пятнадцати, двадцати выстрелах, но вследствие того только, что в подобных пари, где. один неудачный выстрел—и пиши пропало, выигрывает всегда тот, чье самолюбие меньше затронуто.
Так вот и я предложил бы с удовольствием пари такого рода: недели две спустя после открытия охот, я и противник мои отправляемся на охоту в поле; я беру собаку с широким поиском, противник мой – собаку, ищущую под ногами. При этом я ставлю условием, чтоб считалась лишь та дичь, которая будет убита из под стойки. Условие это я ставлю потому, что когда дело идет о признании преимуществ той или другой из двух собак, сравниваемым по отношению к количеству дичи, добываемой из под стойки каждой из них,- не может быть принимаема в расчёт добыча случайная; ясно, следовательно, что дичь, вспугнутая охотником, или взлетевшая сама по себе, без ведома и участия собаки, не может быть причислена к добыче, могущей служить мерилом качеств собаки.
Ведь, если хотите, иная погонялка-ищейка даст своему хозяину возможность убить гораздо большее количество дичи, чем какая-нибудь самая благородная породистая собака, – по разве этого нужно нам с вами, читатель? Разве тут есть искусство? Оно ни причем, а оно-то собственно и радует, оно-то и манит на охоту настоящего, истого любителя-охотника, которых, слава Богу, у нас осталось еще не мало. Для того, кто низводит весь смысл и значение охоты лишь к вопросу о количестве добытой дичи, конечно, все равно, как она добыта, была бы лишь полна его заветная охотничья сумка. Для наполнения же этой сокровищницы есть очень много средств: их знает каждый мужик-бретонец, загоняющий целые выводки куропаток в сети. Он может научить желающих способам охотиться выгодно. Для того же, кто любит самуюохоту, т. е. процесс её, для охотника, в груди которого горит священный огонь этой благородной и бескорыстной страсти, для того удача и удовольствие охоты заключается не в том, сколько убито штук, а в том, каким образом и способом были они убиты. Загоном в сети можно добыть несравненно больше дичи, чем из под стойки собаки, но кому из нас пришло бы в голову равнять или даже сравнивать эти два способа охоты?
Некоторые охотники думают, что чем строже и пугливее делается дичь, тем короче должен быть иск собаки. Посмотрим, насколько это верно.
Положим, что стоит ноябрь, с своим серым небом и низко нависшими облаками; па дворе оттепель; охотники отправляются походить с собакой в поле. – „Ну, нет-с, я предпочитаю другое.“ – Уж и меня тоже извините, и я не люблю… —могут послышаться протесты. Но дело, господа, не о вас и не обо мне, а об большинстве наших собратьев, об тех, которые, живя в местах, бедных дичью, не могут пользоваться охотами, находящимися под рукой у нас с вами, которые, за ограниченностью своих материальных средств, должны довольствоваться охотой в местах не откупленных, а доступных всем и каждому, где, вследствие того, дичи так мало и она так строга, что для борьбы с ней нужно иметь много энергии и искусства. Так вот подобные-то сельские охотники-любители, вполне заслуженно признаваемые всеми нами за самых искусных охотников, всегда возьмут с собой в поле собаку с широким поиском, потому что только с ней они и могут рассчитывать на успех охоты, в своих открытых равнинах и огороженных полях, после того, как миновали красные сентябрьские денечки.
Я охотился в Нормандии и в Перше, охотился в Бретани, где большая часть участков земли огорожены густыми изгородями. Спрашивается, во-первых, что-ж бы стали мы делать, в каждом таком участке, с собакой, ходящей под ногами? С пойнтером дело идет как нельзя лучше: мы отворяем калитку плетня, огораживающего участок, и собака мгновенно облетает галопом все пространство и сразу причуивает дичь, если таковая находится даже на противоположном конце участка. Нашла ваша собака что-нибудь, вы идете к ней, – нет, вы переходите в следующий участок и далее, и так до самого вечера. С собакой же „тихоходом“ охотник, в одинаковый промежуток времени, прошел бы в десять раз меньше, не говоря уже о том, что устал бы несравненно больше.
Затем, я взял для примера нарочно самую трудную охоту; я с умыслом пригласил читателя следовать за мной, в ноябре и декабре месяцах, по этим мрачным, давно уже обнаженным равнинам, где дичь никогда не находит себе ни защиты, ни убежища, где она сталкивается с своими двуногими и четвероногими врагами, постоянно, круглый год, во всякое время, и днем, и ночью, – где она, действительно, дикая птица, а потому охотник, желающий добыть её, должен обладать и величайшим искусством, и, кроме того, хорошей, нестомчивой собакой. Овладеть этой строгой, пугливой дичью можно только, лишь утомив ее до последней возможности, заставив ее разбиться; а этого, очевидно, и легче и скорее можно достигнуть, имея собаку с широким и далеким поиском, чем собаку, путающуюся под ногами.
Но к делу. В ноябре куропатки снимаются за 750 шагов; мне, однако, до этого нет нужды, Я свищу своему Триму и мы с ним выходим.
Мой длинноногий бравый сподвижник, быстро несущийся по полю, помогает мне сразу тотчас же напасть па выводок: тихая же со бака набрела бы па него по крайней мере через два часа времени. Итак, выводок поднят: я считаю, сколько в нем штук куропаток, и спешу к тому месту, куда они переместились. С той минуты, для меня и для моей собаки существует лишь один этот выводок; кроме его мы ничего не видим и не знаем. Опять-таки мой длинноногий Трим живо указывает мне переместившуюся дичь; а в этой живости вся штука, потому что тут главное – не дать птице времени отдохнуть, собраться с духом. Следовательно, чем шире поиск собаки, тем скорее она снова поднимет дичь. Охотник в это время делает обход, т. е. старается зайти так, чтобы дичь, увидя его, перемещалась в пределах известного района, не переступая его границ. Эти маневры требуют большой ловкости и искусства.
Зимой же, когда за густым туманом часто нельзя бывает рассмотреть, куда переместилась птица, быстроногая английская собака оказывает незаменимые услуги, то и дело, снова и снова настигая только что снявшийся выводок. После шести, семи таких полетов, Дичь видимо начинает ослабевать под гнетом столь настойчивого преследования. Обыкновенно, после пятого или шестого перемещения, она собирает все свои силы и пускает в ход последнее средство для избавления себя от лютого врага: она снимается и летит далеко на громадное расстояние. Тут уже нельзя терять ни минуты времени: это последняя карта игры – убита она и партия выиграна. И здесь опять, собака с быстрым, широким поиском мигом настигает преследуемые ею жертвы в их новом убежище и опять стоит. Утомленные куропатки выдерживают уже теперь стойку собаки и летят только с приближением охотника, из чего следует прямой вывод, что дичь бежит не от собаки, которая была бы ей ровно ни почем, если бы не возвещала близость двуногого злодея.
С этой минуты мое дело выиграно: я стреляю в поднявшийся выводок, все равно, если он даже и вне выстрела; этот выстрел заставляет куропаток разбиться: одна летит на пар, другая на жниво, третья в ров, окаймляющий дорогу, и т. д., куда попало; в рядах этих отчаянно защищавших себя воинов воцаряется полнейшее смятение. Тут уж всегда легко убить из них три-четыре штуки таким же точно образом, как и после открытия охоты, в клевере. Так вот в этих то местах, скудных дичью, преимущество английских собак проявляется в своем полном блеске; в лесах же, где дичь разводится, как на птичьем дворе, этим достоинствам, конечно, негде выказаться. Здесь, в безлюдных полях, где в октябре месяце держится лишь несколько выводков, на расстоянии мили один от другого, – поневоле оценишь собак с стальными мускулами, с тончайшим чутьем, собак, вымеривающих с удивительною легкостью громадные пространства, помогающих охотнику овладеть, наконец, выводком и выйти победителем из жаркой, длившейся целый день борьбы.
Да, в подобной охоте пускаются в ход все способности и все уменье охотника: энергия, настойчивость, сметливость и ловкость, все высокие охотничьи инстинкты. Это охота настоящая, охота глубоко волнующая, охота, в которой торжествует наше охотничье самолюбие, в которой испытываются охотником самые величайшие удовольствия, самые живые радости, охота, воспоминание о которой никогда не изглаживается из памяти! Я говорю о ней с увлечением, потому что сам испытывал и переживал все сильные, приятные ощущения, ею возбуждаемые.
Мое мнение основано на практике, на опыте; высказывая его, я не хочу ничего ни у кого отнимать; если же я стараюсь, чтобы читатель проникся тем же убеждением, каким проникнут я, так это единственно для того, чтобы и он мог насладиться прелестями охоты, ему незнакомыми, да и недоступными с собакой, ищущей под ногами. Такая собака может еще доставить вам удовольствие несколькими великолепными стойками, в первые дни открытия охот, потому что в это время поля усеяны охотниками, следовательно, то там, то здесь, может подвернуться вам куропатка, уже измученная преследованиями нескольких ваших собратьев. Но как только минуют первые денечки, как пройдет эта пора, называемая охотниками „первинкой“, так вам приходится распроститься с удовольствием стрелять дичь из под стойки вашей благонравной собаки, разумеется, если вы не живете в стране, кишащей дичью, где может сойти всякая самая посредственная собака.
Итак, еще раз резюмирую все сказанное мной в этой главе: в местах, где мало дичи, породистая английская собака, с тонким чутьем, широким поиском и стальными мускулами, не только драгоценна, но и незаменима; в местах, где дичь держится в изобилии, пригодна и хороша решительно всякая собака.
Последующая часть. Предыдущая часть.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”