“ПРИРОДА И ОХОТА” 1886.9
ПЕРЕВОД ИЗ КНИГИ БЕЛЬКРУА, ШЕРВИЛЛЯ И ДЕ-ЛА-РЮ: „LES CHIENS D’ARRÊT“. ПЕРЕВОД С. ФОЛЬЦА
Испанка, (l’épagneul français).
Семейство испанок имеет много подразделений, в особенности в Англии, где эту породу старательно и умело вели и достигли блестящих результатов, получив прекрасные по внешности и по полевым качествам разновидности.
Во Франции же, несмотря на то, что испанки были первыми собаками, которых стали употреблять для охот с ловчими птицами и для охот с ружьём, мы не сумели добиться ничего путного от этой превосходной породы. Вместо того, чтобы блюсти её в чистоте, мы перемешали её с гладкошерстными легавыми (braques) и от такого скрещиванья получили собак, правда, порой очень недурных в поле, но уже нечистопородных и эти вымески не обогатили наших длинношёрстных легавых никакою новою типичною разновидностью.
Англичане, напротив того, заботясь больше всего о сохранении коренного типа собаки, сумели выработать из него много разновидностей, отвечавших вполне тому роду охоты, для которой они предназначались, не теряя, однако, характера своей испанской породы. Все их сеттера, Шотландские и Ирландские, все ватерспаньели, все спрингерсы Норфольки, — даже кинг-чарльзы и ретриверы, так, по-видимому, разнящиеся между собою по росту и наружности, всё-таки в сущности ни что иное, как те же испанки. И что может быть красивее, изящнее и привлекательней этих прелестных разновидностей всякого калибра! Да, Англичане своим уменьем в деле собаководства, сделали целый мир своими данниками, и этого успеха никому на свете не удастся оспорить у них, ни потягаться с ними, кроме, разве, Франции, прежде столь богатой всякими породами легавых, но породами, к несчастью, мельчающими день ото дня. Но, во всяком случае, мы можем гордиться уже тем, что Англичане улучшили все свои породы производителями, взятыми всё-таки от нас же, и я с особым удовольствием отмечаю и подчеркиваю этот факт. Даже в настоящую минуту мы должны обратить внимание на то, что Англичане, отказавшись от своего лёгкого пойнтера, слишком горячего, занялись созданием новой породы легаша более спокойного нрава, более тяжёлого при помощи скрещиваний с нашими старинными легавыми, которых они старательно ищут повсюду и при покупке которых не останавливаются ни перед какой ценой. И я немало не удивлюсь, коли спустя некоторое время, они станут продавать нам по дорогой цене нашу же легавую, но уже усовершенствованную, точно так же, как они продавали нам втридорога наших собак св. Губерта, по именем своих блюдхундов (bloodhund)…
Несмотря на то, что, как я сказал выше, испанки были чуть ли не первыми собаками, приспособленными к охоте и, во всяком случае, самой старинной породой легавых, едва ли найдётся какая другая порода собак, о происхождении которой знали бы меньше, чем мы знаем о происхождении испанки.
В 16 веке испанок держали при всякой соколиной охоте, и они по, преимуществу, были собаками ловецкими (chien d’oisel, canis aviarius). Даркусиа отдаёт им предпочтение перед гладкошёрстными легавыми, непомерно горячими, „нахалами, пожирающими куропаток и потрошащими дичь“, говоря что этого серьёзного порока незаметно в испанках, а Гаетан Фебус описывает нам их наружность в таких словах: „испанка, зовущаяся так потому, что она происходит из Испании, красива, велика ростом, имеет крупную голову, шерстью бела или крапчата, и большая задира по нраву“.
Мы полагаем, что читателям будет небезинтересно узнать несколько фактов очень любопытных, сообщаемых Даркусиа об испанках, а потому позволяем себе передать его рассказы дословно: „Как-то раз, собака моя заловила зайца далеко от нас, но вернулась к нам порожней. Судя по её недовольному виду, мы догадались, что зайца у неё отняли. Перешли мы на другую сторону и лишь только поравнялись с какими-то мужиками, сажавшими виноград, как собака с остервенением бросилась на одного из них. Эта выходка её заставила нас заподозрить мужика в краже зайца. Мы было начали просить его отдать утаённую дичь, но он упорно заперся, говоря, что никакого зайца и в глаза не видал. Вдруг, собака принялась рыть землю, давая тем знать, что заяц спрятан тут. Рыла, рыла и дорылась до того, что вытащила зайца на свет Божий. Тогда уличённый мужлан сознался и стал просить прощения, но собака ещё долго волновалась, всё порываясь опять броситься на своего обидчика“.
„Между этими собаками есть такие, что только что не говорят, и которые, бесспорно, обладают отличным разумом, что там ни говори философы. (Здесь по словом философ следует разуметь тех, именующих себя охотниками, писателей, которые повествовали о собаках и животных, вообще, мало или вовсе не зная их).
„Хотя всё, что писали эти господа, – продолжает Даркусиа, – далеко от евангельской истины, но тот вздор, что городили они, многими был принят за чистую монету. Краснейте же, гг. натуралисты, сообщавшие нам, что баклан, доставляющий так много удовольствия рыбаку, только хищник, ворующий кур, разоритель птичников, что легавые из Пуату не составляют особой породы, что охотничьего хорька браконьеров можно отравить чашкою молока, поставленной при входе в нору и т. д. Краснейте за то, что вы писали и печатали все это!“
„О, вы, всё знающие и обо всём пишущие, порицающие собак и птиц, послушайте лучше этих рассказов, а потом, запасшись питьем и едой, обувайтесь и идите в поля и леса учиться“.
„Несколько лет тому назад мой сокольничий ходил на охоту с моим кречетом. Ударив на воздухе куропатку, кречет погнал её по ветру и ушёл далеко. Сам я на охоте не был, и сокольничий, стеряв птицу, возвратился домой без кречета. Я встревожился и не спал всю ночь. С зарею мы сели верхом и вчетвером отправились на розыски. В четверти мили от того места, где вчера кречет бил куропатку, я увидал чёрную собаку, лежащую под деревом, а на дереве сидящую птицу. Я тотчас признал в собаке одну из своих — чёрную испанку, а приблизясь, узнал и своего кречета. Я подал голос, подъехали остальные люди и мы с восторгом забрали своих охотников. Итак, оказалось, что собака следила за птицей и прокараулила её всю ночь, несмотря на порядочный холод. И это я передаю вам истину, а не басню, подобно нашим естествоиспытателям. Из этого случая можно сделать заключение, что охотничьи собаки, неразлучные товарищи ловчих птиц, суть лучшие друзья человека“.
Посмотрите же, как старину умели пользоваться испанками, как их умели воспитывать и натаскивать! А каковы стрелы, которые 300 лет тому назад, метко пускал знаменитый соколиный охотник в своих невежественных современников? Эти стрелы могли бы ещё с успехом поражать и в наши дни тех писателей, которые авторитетно толкуют об охоте, не будучи охотниками, и описывают животных ими никогда невиданных. Скажите, в самом деле, добрые люди, зачем из хороших чиновников своего министерства, из талантливых фотографов, калиграфов, музыкантов или счастливых торговцев вязаными колпаками, вы превратились в компиляторов охотничьих статеек, напрасно морочащих ближнего? Я говорю это без желчи и раздражения, говорю просто потому, что прискорбно видеть нахалов, старающихся из всей мочи занять место в ряду серьёзных писателей, обогащая нашу литературу плодами своих, якобы долголетних наблюдений и практики в деле, которому они предались де с любовью и знанием.
Мне кажется, что не следует считать за безусловно верное мнение, что испанки происходят из Испании, мнение основанное только на том, что мы получили этих собак из Испании. По крайней мере есть достаточные данные, заставляющие нас сомневаться, что эта порода присуща Пиринейскому полуострову так же исключительно, как, например, ему присуща порода двуносов с кофейно-пегой рубашкой. Интересно на самом деле решить вопрос: откуда ведёт своё происхождение испанка, с её чудной, волнистой и шелковистой псовиной,— с севера или с юга? Конечно, мне небезызвестно, что животные, очень тепло одетые, могут принадлежать и жаркому поясу, и не на этом доводе основано мое предположение о северном происхождении испанок.
Четыре года прожил я в Испании, удаляясь ради охоты в её самые глухие уголки, вроде Кюенца (Cuença), и много охотился с местными охотниками, у которых в большинстве случаев мне попадались двуносы, порой хорошие, порой дурно выдержанные, но испанок я не встречал. И эти охотники знали испанок только понаслышке, никогда не видав их в глаза. Жил я и в Мадриде, на площади Ангела. Из своих окон дважды в неделю я видел собачий рынок и не раз просил собачников, тут торговавших, достать мне испанку, но каждый раз слышал от них один и тот же вопрос: английскую собаку? (perro inglese). Наконец, я обращался там же к нескольким любителям, сравнительно довольно сведущим, и от них узнал, что длинношерстые собаки в Испании стали редки, и что эта порода теперь исключительно идёт из Англии, Итак, эта порода исчезла или почти исчезла из Испании. Не вправе ли мы сделать из этого такой вывод: если бы эта порода действительно была вывезена в Испанию из варварских владений, как говорили со слов Бюфона, то что мешало бы ей вполне акклиматизироваться в стране, близко подходящей природой к её отечеству, акклиматизироваться и удержаться так же прочно, как удержался буро-крапчатый легаш?
Напротив, в северной Германии мы замечаем явление совершенно обратное: испанка там распространена чрезвычайно. Но любопытно, что Немцы, заимствовавшие у нас слова дрессировки „тубо“, „пиль“, „апорт“ и др., не заимствовали, однако, нашего названия этой породы собак, и у них испанка зовётся или просто „длинношерстой“ (Langhaarigehund) или перепеловой собакой (Wachtelhund). На этом основании, я полагаю, что если бы их испанка шла, точно так же как и наша из Испании, они не отказываясь от заимствования, как и мы назвали бы её „испанкой“, а не дали бы ей своего названия. Охотясь долгие годы с несколькими образованными Саксонцами, я слыхал от них, что собаки с длинной и шелковистой псовиной порода самостоятельная, идущая из Польши и России.В 1478 году Христиерн I Датский учредил орден слона в память своей верной испанки, по имени Видлбра. Екатерина II, императрица российская, сочинила эпитафию на французском языке своей любимой испанке1. Я мог бы, пожалуй, назвать ещё очень много исторических испанок, принадлежавших высокопоставленным лицам Швеции, Норвегии, Дании, России и Польши, и спросить: вероятно ли, чтобы все эти собаки были вывезены только из Испании?По-моему, гораздо логичнее предположить, что длинношерстая, белая пастушеская русская собака, родоначальница собак Бри, видоизмененная климатом, была также и родоначальницей производителей собак, позднее занесённых в Испанию Саксонцами, а может быть мимоходом и Англичанами.
Я не стану дольше останавливаться на происхождении испанок. оставляя разработку этого трудного вопроса писателям-теоретикам, более меня сведущим в этом деле: пусть они постараются приподнять завесу, скрывающую больше чем раньше думали от нас происхождение этой породы собак, а сказанного мною выше, я считаю вполне достаточным, чтобы доказать читателю, что лично я не останавливаюсь ни перед какими изысканиями, желая изучить то о чем намерен беседовать.
В ряду легавых испанка не пользуется такой широкой славой, как французский легаш, и ей приписывают много недостатков, и, на мой взгляд, совершенно напрасно, так как они с лихвой выкупаются такими достоинствами, которыми не обладают её соперницы.
Взглянем сначала на наружность собаки.
Испанка в большинстве случаев ростом меньше крупных легашей, и её костяк не так солиден, мускулы не так сильны, а бедра плосковаты. Голова довольно велика, глаз небольшой, взгляд кроткий. Склад спины и постановка ребра своею вогнутостью обличают некоторую слабость, сравнительно с пойнтерами и французскими браками. Висячие уши, довольно длинные, покрыты длинной волнистой шерстью и хорошо посажены. Перо чистокровной испанки прямо и хорошо одето длинною шерстью, сходящей на-нет к концу. Ноги точно также обильно покрыты мягкою шелковистой псовиной с завитками. Лапы широки и снабжены крепкими когтями. Обыкновенная её рубашка белая с коричневыми пятнами и крапом. Есть, впрочем, испанки и жёлто-пегие, и белые с чёрным крапом, есть и с подпалинами.Высказывали когда-то мнение, что собаку можно судить по рубашке, и что чёрные и каштановые псы сильнее и крепче белых и жёлтых, но что зато последние поддаются лучше первых дрессировке, благодаря сравнительной мягкости нрава и послушанию. Но теперь кажется убедились, что это одна теория, ни на чем серьёзном не основанная, опровергаемая и разбиваемая в пух и прах ежедневными фактами. Зато неоспоримо то, что собаки одноцветные, сплошного окрасу, представляют более ручательства за чистоту своей породы, чем их разношерстные соплеменники, обязанные именно этой разношерстностью разноцветным родителям и тем нелепым скрещиваньям, которые внесли столько зла в ведение наших туземных пород.Я не говорю, что этот взгляд следует принять за непреложную истину, но утверждаю, что любители чистой породы, занимающиеся собаководством, получат более удовлетворительные результаты, скрещивая собак одномастных и одноцветных, чем они получили бы, если бы стали вязать разношёрстных и крапчатых, которые и сами-то вышли такими именно, может быть, потому, что были плодом повязки разнопородных, или плодом возвращения в старую породу, даже плодом альбинизма.Со стороны внутренних качеств испанки тоже не лишены достоинств, и, хотя, у них находятся свои порицатели, но мало ли чего не порицают на свете! Говорят, например, что в жары испанка теряет чутье, это собаки то родом из Испании! Другие говорят, что они ищут нижним чутьём, но, по-моему, все писавшие подобные напраслины, вероятно, никогда не обладали ни одной испанкой. Если, действительно, испанка и уступает гладкошёрстным легавым в выносливости, если она утомляется быстрее, что зависит, конечно, от её более нежного сложения, то в болоте и в лесу она превосходит легашей и, не задумываясь, идет в воду даже зимой за убитой уткой, в то время, как благородный легаш вашего товарища спокойно смотрит на уплывающую по течению дичь, боясь замочить свои зябкие ножки.
Привязанность к людям у испанок развита больше, чем у какой-либо другой породы собак: их верность вошла в пословицу и собаки эти с трудом переходят из рук в руки, долго не осваиваясь со своим новым хозяином. Испанка — это верный друг дома, любящий сторожить детей, постоянно их сопровождающий и храбро защищающий в минуту опасности. Обладая мягким и робким характером, испанка требует ласкового обращения, и тот, кто уверяет, что эти собаки непослушны и упрямы, не понимает их нрава, и в этом случае мудрено сказать кто глупее: воспитатель, не понимающий воспитанника, или воспитанник, не понимающий воспитателя. Я смотрю совершенно равнодушно, как наши барыни волочат по грязи и окуркам, разбросанным по мостовой, шлейфы своих дорогих платьев, часто стоящих не дешевле доброго английского скакуна, но я не могу равнодушно, без боли и горечи, смотреть на то неряшество, с которым иные охотники содержат своих испанок. Я показался бы конечно смешным, если бы, указав на явление меня огорчающее, не сказал почему я так хлопочу о прекрасной шелковистой псовине испанки, и какой вред происходит от неряшливого содержания собаки. Гладкошерстные легавые, измокнув по болоту или на дожде, придя домой быстро обсыхают и отчищаются сами от грязи, но испанки, наделенные длинной, легко сваливающейся, шерстью, не могут управиться сами, и им надо помочь в этом деле, очистив с них при помощи губки и щетки всю налипшую грязь, репья и прочую дрянь. Затем их надо просушить, положив на солнце или перед очагом, да присмотреть, чтобы ваша, не в меру усердная кухарка не пугнула их кочергой. Вообще, эти собаки требуют тщательного ухода за собой всегда, и если вы хотите избавить их от всяких накожных и других болезней, истекающих из неопрятности, то нужно делать им частые ванны с примесью соды и порой даже серы. Соблюдая эти гигиенические условия, вы будете обладать восхитительной собакой, изящной наружности, которая не ударит лицом в грязь ни в поле, ни в гостиной. И такую собаку вы не прогоните ни с ковра, ни с дивана, ни с кресла с отвращением и негодованием, а полюбуетесь на неё сами. Ого! скажут мне, вы уже слишком далеко зашли с вашими собаками и вашей любовью к ним! „А что? или ваше высокое общественное положение возмущается такой свободой, или, может быть, ваша супруга к вашему огорчению обладает нервами и собакофобией? В таком случае жалею вас от всей души и советую, чтобы привести вашу драгоценную половину на истинный путь, поведать ей, что Генрих IV, окруженный самыми красивыми женщинами своего двора, всегда держал на коленях свою любимую испанку Цитрона, что Людовик XIII клал своих собак вместе с собою на своё царственное ложе и что, наконец, победитель Вилавициозы герцог Вандомский позволял своим собакам щениться на своей кровати, можете ещё прибавить и то, что жена одного из наших посланников, графиня Б., моя хорошая знакомая, спала всегда среди двух испанок, теплота которых утоляла её ревматические боли.
Слава св. Губерту, такие примеры любви к собакам вовсе не так редки, как думают, особенно между представительницами прекрасного пола. И эти примеры мирят нас с теми тиранствами и тем обращением с животными, невольными свидетелями которых нам часто случается быть.
Чтобы предупредить молодых любителей от обмана, а считаю нелишним сказать желающим приобрести непременно испанку, что чистая порода настоящих французских испанок стала редкостью в наши дни. За то ублюдков сколько угодно.
Распознать их, впрочем, нетрудно по небольшому размеру головы и глаз, по острой морде, толстым лапам, узкому ребру и гладкой шерсти на спине и, наконец, по их длинному крючковатому перу, с длинной мягкою шерстью развевающейся на подобие султана тамбур-мажора национальной гвардии 30 годов.
Ошибиться трудно.
А. де-ла-Рю.
- Вероятно кинг-чарльсу. Примечание переводчика ↩︎
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. «Поддержать»и сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок.