“Природа и Охота” 1883.3
А. Галин.
Немалого труда стоит разыскать и приобрести чистопородную, полевую собаку, нашему брату, ружейному охотнику. Я уже мечтать перестал обзавестись готовой, дрессированной собакой, – хотя бы щенка то кровного добыть и то был бы совершенно счастлив, однако оказывается, что и щенка достать очень и очень трудно.
С 1874 г. я постоянно охочусь все с одним и тем-же пойнтером, не совсем чистой породы, которого купил девятимесячным щенком в Херсонской губернии. В первое же поле он начал делать отличные стойки и вот уже девятый год как мы с ним не расстаемся. Правда, что он страшно горяч, много мне крови испортил, бывал сильно и много раз бит и приводил меня, вследствие этого, в сквернейшее расположение духа, потому что наступало раскаяние зачем я прибил моего Дога, – но, дело в том, что я был горяч не менее его…. Впрочем, умная собака вскоре поняла характер своего господина и бить я ее стал гораздо реже; не потому стал бить реже, чтоб она меньше заслуживала наказания, но потому что мне не удавалось наказывать…
Стоит он, например, по птице, – та стойки почему-нибудь не выдержит и переместится на виду у него, – никакие «назад» не помогают… я шагах в ста от Дога. Он тихим шагом, на глазок, отправляется к ней, подходить чересчур близко – та опять перемещается. Ну, думаю, задам же я тебе лупку, мой друг!.. Кричу, свищу своего пса, но он, не обращая на мои призывы ни малейшего внимания, тем же тихим шагом подвигается опять к своей цели, по временам останавливаясь и оглядываясь на меня, как бы приглашая следовать за собою…. Я оставался на месте, садился и ждал его возвращения. Но долго иногда приходилось ждать: он отлично сознавал, чему подвергался в подобных случаях, нарочно медлил и, возвратившись, ложился от меня на приличном расстоянии, шагах этак в двадцати, внимательно следя за всеми моими движениями. Ласковый зов, предложение сесть кусочек, приказание подать брошенную перчатку или патрон, – ничто не действовало: все эти меры были уже с успехом испытаны прежде, в прошлые охоты, а теперь он с глупо-виноватым видом не трогался с места….
Оставалось одно – встать и сказать ласково «Ну, cherche!» – непременно ласково, потому что если скажешь грубо, повелительно, то он хотя и будет искать, но вяло, пугливо, беспрестанно оглядываясь, боясь чтоб я его не поймал как-нибудь и не учинил расчёта за непослушание, так как и это было им испытано…. А скажешь ласково, значит прошлое забыто и Дог мой отправляется на поиски, предварительно прыгнув передо мною несколько раз козелком, сопровождая прыжки радостным лаем, как бы желая им сказать: «вот и отлично, помирились!…»
Бывало за зайцем увяжется (теперь бросил эту привычку: я их не стреляю и он их за дичь перестал считать) и повторялась такая же история, как с переместившеюся птицей, но с тою разницею, что я, наученный опытом, не звал его, а преспокойно садился и просидев с четверть часа, вставал и шел тихонько, не оглядываясь, зная, что мой непокорный песик следует за мною издали и как только я обернусь – покорно ложится; – шагну к нему – он юркнет в сторону, остановится, как-то съежится и поджав хвост и приподняв уши, не спускает с меня озабоченных глаз…. «Ну, cherche!…» и пойдет собака, как следует, зная, что слову своему я не изменю и если раз простил, хотя, правда, против желания, то уже бить за старое, если попадется в руки, не стану.
Конечно есть за моим Догом и хорошие качества. С тех пор как я с ним охочусь, ни одна убитая птица у меня не пропадала, и это не пустые слова, не похвальба, но правда, потому что чутье он имеет замечательное. Убьешь-ли бекаса и он упадет в камыш – Дог отправляется за ним и всегда возвратится с убитой птицей, не помяв ни одного перышка; убьешь-ли вальдшнепа на тяге, в глубокие сумерки, и он упадет в мелкую, густую, сосновую поросль, – Дог и там найдет…. Иногда, думаешь – промах: случается, что после выстрела вальдшнеп идет книзу, не будучи ранен; в особенности он любит это проделывать когда сильно смеркнется,—но пошлешь на всякий случай собаку – смотришь – есть.
Дог неутомим и не копается под моими ногами, а ищет быстро, широко и на чужие выстрелы, и на чужих собак не обращает внимания. Случалось мне с ним охотиться по полтора месяца изо-дня в день, и ничего, похудеет только да горячиться станет еще больше прежнего, но никаких болезней, ничего; даже хвоста не обивает, хотя работает им, если причует дичь, очень исправно. Впрочем травы здесь мягкие и совсем нет бурьянов, как на юге России. Однако горячность, широкий и быстрый поиск имеют громадные неудобства при лесной охоте; так, например, глухарей мне не случалось ни одного убить из под стойки Дога, косачей старых— тоже очень немного; для этой охоты нужна собака хладнокровная, аппелистая, а этими качествами он не обладал. Вот я и задумал обзавестись другой собакой, годной для лесной охоты, и начал при сматривать, да расспрашивать: нет-ли у кого продажной, которая бы мне подошла по качествам и по цене, и продолжаются эти поиски уже года три, четыре с одинаковым неуспехом.
В конце сентября, прошлого года, я поехал заграницу. Нужно мне было по делу в Брюсселе побывать, но это дело завело меня в Париж, где я, пользуясь своим пребыванием, думал и собаку купить. Кажется на другой или на третий день по приезде в Новый Вавилон я уже отправился разыскивать улицу Jacob, 56, в которой помещается книжный магазин Firinin-Didot et С-iе, а при этом магазине и редакция «Chasse Illustrée», имеющая питомник чистокровных собак. От boulevard des Capucines, на котором была моя гостиница, улица Jacob отстояла довольно далеко, по ту сторону Сены, в Латинском квартале, поэтому я предпочел взять cocher, извощика, чтобы не идти пешком в не расспрашивать дороги, хотя последнее обстоятельство здесь не приводит в смущение спрашивающего, как иногда у нас: здесь всякий встречный француз весьма охотно отвечает на вопросы, как бы щеголевато он одет ни был, а у нас, если захочешь спросить: «как прийти туда-то,» – выбирать нужно для ответа человека, который бы не очень барином выглядел, ибо барин промычит себе ответ под нос, так что его и не поймешь.
Минут через 20 cocher остановился перед магазином, который занимал, по-видимому, целый дом, так как других вывесок не было видно. Через небольшую комнату я вошел в другую, большую, у правой стены которой тянулся длинный прилавок, а на нем стояли четыре или пять конторок, в равном расстоянии друг от друга, и за каждой из них сидело по пишущему человеку. Вся комната, сплошь, сверху до низу, была уставлена книгами на полках, окон не было и она освещалась газом. Вообще этот магазин не производил впечатления книжного, как например у нас магазины Мелье, Вольфа, «Нового Времени», или в том-же Париже, в Пале-Рояле, но скорее имел вид соединения нескольких редакций в одном помещении; впрочем оно так и было на самом деле, хоть тут-же и книжный магазин.
Я обратился к одному из господ сидевших за конторкой, с вопросом: можно ли мне видеть г. Беллькруа.
— Его теперь еще нет в редакции. — Когда-же его можно застать?
— Он обыкновенно бывает в редакции от 5 до 6 часов, кроме суббот и воскресений. Так как не было еще и двенадцати, то я порешил наведаться завтра.
На другой день, в 5 часов, я обратился со вчерашним вопросом к тому же господину. Он встал с своего места и проводив меня до лестницы, которая вела из первой комнаты наверх, сказал: — «в первом этаже, первая дверь налево.»
Я поднялся по узенькой лестнице в первый этаж и увидел налево небольшую дверь, отворивши которую очутился в крошечной передней, почти темной; налево от входа была стеклянная дверь, за которой слышались голоса. На мой стук в стекло меня пригласили войти, а на вопрос: могу ли я видеть г. Беллькруа – оказалось, что передо мною был он сам. Небольшая комната была шагов пять в длину и столько же в ширину, за столом сидел г. Беллькруа, а направо, в углу, стояла конторка и перед ней, на высоком табурете, помещался, вероятно, служащий в редакции. Окон не было ни одного и здесь, так-же как и в магазине, внизу, горел газ. Если б я не был уверен, что нахожусь в кабинете редактора «Chasse illustrée,» то никак бы не подумал, что у него такой кабинет, – так вся мизерная обстановка маленькой комнатки не соответствовала человеку, участвовавшему на охотах королевы Испанской, по её приглашению.
Назвавши свою фамилию я был приглашен садиться.- Чем могу служить Вам?- Мне бы очень хотелось посмотреть Ваших собак в питомнике «Chasse Illustrée:» судя по портретам, помещаемым в вашем журнале, в питомнике должны быть великолепные экземпляры. – Без сомнения, собаки у меня действительно хороши, но очень жаль, что вы приехали не во-время…. Теперь, знаете-ли, большинство собак разобраны на охоту…. вот если бы вы заехали недели через три – тогда они будут в сборе.
— А из тех, которые есть в питомнике, вы мне позвольте выбрать: мне давно хочется купить чистокровную собаку.
— Я у вас прошу извинения: взрослых я не продаю, но на щенка, если угодно, можете рассчитывать…. только предупреждаю вас, что щенки будущего помета от всех сук уже проданы: в виду огромного требования на щенков, у нас записываются заблаговременно…. к весне могу обещать, не раньше.
— Очень вам благодарен, отвечал я, но до весны мне ждать неудобно, так как через несколько дней я уезжаю….
— Весьма сожалею…. во всяком случае вы можете посмотреть питомник, но, повторяю, что вы там найдете очень немного собак: теперь сезон охоты – октябрь, и большая часть на охоте.
Конечно, я полюбопытствовал узнать на какую дичь теперь охотятся и появились-ли уже вальдшнепы.
— Мы теперь стреляем фазанов, куропаток, зайцев, кроликов, но для вальдшнепов еще рановато…. я вчера только возвратился из Бельгии: ездил на вальдшнепов, но не совсем удачно, только две штуки убил в два дня. Надеюсь, что через неделю они будут и у нас, во Франции.
Поговорили мы еще об охоте, между прочим он просил меня написать что-нибудь, для его журнала, об русских охотах, на что я ему поставил на вид свой плоховатый французский язык…. Да вы, говорит, не стесняйтесь…. как можете так и напишите: я поправлю.
На всякий случай я спросил цену щенкам. Цены оказались недорогие: пойнтера, лавераки и ирландские сеттера – 175 франков за штуку, а гордоны и английские сеттера – по 150 франков. Щенков отдают шестинедельных, т. е. когда они уже в состоянии есть по стороннюю пищу, кроме молока.
При прощанье он мне написал адрес питомника и записку piqueur’у (человеку, который смотрит за собаками). В записке стояло следующее:
Sire, faites voir les chiens au porteur de la présente. Ernest Belle- croix. Sire—48, rue Lehot.—Asnières.
На следующий день я отправился осматривать питомник. Погода была ветряная, холодная; в открытом экипаже ехать было неудобно – прозябнешь. Выбрал я карету почище прочих, в два места, и спрашиваю cocher, что он возьмет отвезти в Аниэр и привезти обратно, в Grand-Hotel?
– А вам в какое место, в Аниэр?- В улицу Лео.- В улицу Лео?… знаю…. вы мне дадите 12 франков и я вас подожду там полчаса.- Ну, двенадцати франков не дам, а 6 – дам.- Дайте десять….- Семь, хотите?- Пожалуйте…. дешевле вам не найти; ведь километров 8 будет до Аниэра!Он не торопясь, не слезая с козел, стащил с лошади попону, которую аккуратно сложил и положил под себя, потом взял в левую руку возжи, а в правую бич, – щелкнул им раза два и мы поехали.
Если кому-нибудь из моих соотечественников придется в пер вый раз побывать в Париже и нанимать извозчика в место на которое такса не распространяется, или делать покупки в магазинах, то советую торговаться, и торговаться основательно. Иностранца, а в особенности русского, – здесь узнают с первого слова и стараются взять дороже, чем следует. Этот же совет применим к Вене, Берлину, Марселю и к Ницце в особенности.
Ехали мы, ехали – переехали укрепления, Сену; Париж остался далеко назади. Потянулись небольшие домики, улицы стали значительно уже Парижских, но все-таки тщательно вымощены; кое-где виднелись огороды. Прохожих почти не попадалось; наконец заехали в такое место, что мой cocher счел нужным остановить лошадь и, подозвав проходившаго мимо мальчика, начал справляться как проехать в Аниэр….
Поехали дальше.
Через несколько времени опять остановка. На этот раз буржуа, в черном сюртуке и цилиндре, к которому cocher обратился с вопросом об дороге, – объявил предварительно, что ответ требует размышления (il faut rèflécchir la dessus), потом начал совещаться с сопутствующей ему дамой. Вскоре результат совещаний был сообщен моему вознице, который, поблагодарив обычным в Париже: «merci bien!» – хлопнул бичем – и карета покатилась. Впрочем мы ехали недолго, потому что последовала опять остановка и на этот раз у «buvette,» кабака по нашему, возле которого стояла извозчичья карета без кучера. Вероятно мой cocher рассудил, что у своего брата, извозчика, скорее добьешься толку. Он сошел с козел, вошел в buvette, и через минуту возвратился с другим cocher и молодым рабочим в светло-синей блузе. Оба объясняли моему извозчику дорогу, жестикулируя и говоря наперерыв друг перед другом, выражая на своих лицах недоумение: «как, мол, он таких пустяков не понимает!… Наконец блузник, вероятно убедившись, что устное объяснение ни к чему не поведет, – быстро вскочил на козлы моей кареты, с левой стороны, cocher мой обошел карету сзади и поместился с правой, и мы опять покатили. Минут через пять мы были на углу улицы Lehot, блузник получил от меня 50 сантимов за указание дороги, а еще через три минуты карета остановилась у №48, в котором помещался питомник Chasse illustrée.
Низенький каменный забор, немного повыше человеческого роста, выходил на две улицы: Lehot и другую, названия которой не посмотрел.—Хотя Аниэр село (village), как сказано в путеводителе по Парижу Baedecker’a, но здесь, как и в Париже, на всех углах при биты синие дощечки, на которых белыми буквами написаны названия улиц. На углу, образуемом стеною, была маленькая дверь и виднелась ручка от звонка. Я позвонил. Послышался собачий лай, потом приближающиеся шаги и стук отодвигаемого запора; в отворенную дверь появился человек с кнутом в руке и увидев меня снял шляпу. Я догадался, что это и есть тот самый Sire, которому следует передать записку от г. Беллькруа. Оказалось, что я не ошибся. Про читав записку, он пригласил меня войти и пропустил вперед. По узенькому коридору мы вышли в более широкий, одною из стен которого был забор, выходивший на улицу, а другою – железная решетка аршина 21/2 вышиною и шагов 15 в длину, которая под прямым углом поворачивала вправо и упиралась в другой забор. Пространство, обнесенное решеткой, делилось на две половины другою железною решеткой, одинаковой вышины с первой. Напротив стоял маленький домик, до того низкий, что я с улицы его не заметил; в нем жил piqueur с женою. За решеткой, на асфальтовом полу, лежало и стояло несколько собак.—«Вы можете войти к ним, сказал мой проводник, указывая на собак, они у нас смирные, не тронут»… При этом он отворил дверь, вделанную в решетку. Некоторые из собак подбежали ко мне и начали ласкаться, как к старому знакомому, причем, конечно, перепачкали передними лапами мое пальто, прыгая на меня, другия продолжали лежать на месте, сохраняя тот равнодушно-скучающий вид ожидания чего-то, который я заметил у собак, обреченных на заточение в зоологических садах Берлина и Парижа.
В начале своей статьи «Английския легавые» *) г. Беллькруа говорит следующее: «Приступая к описанию английских пород собак я намерен, прежде всего, просить гг. охотников снисходительно отнестись к той непреложной истине, которая ляжет в основание всего, о чем я предполагаю говорить в предстоящей статье моей. Истина эта заключается в следующем: под породой разумеется исключительно только порода чистокровная; – вне последняю условия— породы не существует. С этой точки зрения и а смотрел на собак, бывших у меня перед глазами, тем более, что автор приведенных строк, основательно понимающий толк в английских породах, что он несомненно доказал в своей статье, – устраивая питомник, вероятно, руководился не одним только желанием облагодетельствовать охотников чистокровными собаками; полагаю, что желание иметь барыш от продажи щенков – тоже играло не последнюю роль. Поэтому охотники вправе требовать от г. Беллькруа, чтобы собаки в его питомнике были действительно чистокровные. Я вспомнил тех типичных представителей, рисунки которых были приложены к статье «Английские легавые» и мысленно сравнил с бывшими здесь, – но какая громадная разница…. Здесь были собаки, которых можно встретить зауряд на улицах Москвы л Петербурга; т. е. я хочу сказать, что они никак не стоили того, чтоб тщательно смотреть за ними, а тем более загонять их, несчастных, в питомник, вести от них потомство, помещать их портреты в «Chasse Illustrée и т. д. – Может быть они на охоте чудеса делают, – я этого не знаю, но я видел одно—породу, про нее и буду говорить.
Усмотрите, например, на этих двух английских сеттеров (клички их забыл): шерсть на них грубая, перо спускается ниже начала голени и загибается почти кренделем, носовая кость не выгибается кверху… А вот пара ирландских сеттеров среднего роста, обладающие отрицательными качествами своих соседей, англичан, за исключением голов, которые были довольно типичны… Или взгляните на этого гордона, который только потому и называется гордоном, что при черной рубашке имеет коричневые подпалины; в остальном он походит па английских сеттеров, своих товарищей по заключению. Перейдем теперь к лаверакам, породе почти неизвестной в России, но я уверен, что и эти два находящиеся здесь представители, лавераки только по цвету: один из них черно-пегий, а у другого – по грязновато-белому полю разбросаны небольшие черные пятна в виде запятых. Тех железных мускулов, широкого крестца, высоко посаженых ушей, о которых говорит г. Беллькруа в своей статье, характеризуя лавераков – нет и в помине: это просто узкогрудые, лещеватые, среднего роста собачки, в которых ничто не говорит за чистокровность; у нас таких собак почему-то называют некоторые охотники польскими сеттерами. Портрет одного из этих лавераков Джоока (Joke шутка) был помещен в X» 40 «Chasse Illustrée» 1880 года, но оригинал крайне польщен на портрете и походит на последний, как свинья на пятиалтынный….
Что-же сказать об знаменитом английском пойнтере Госзе (Goth, Готфъ), за которого вместе с Юно было заплочено 15,000 франков? Юно я не видал (она была на охоте), поэтому сказать про нее ничего не могу, но что касается Госза, то, откровенно говоря, я за его породу немного-бы дал. Сам г. Беллькруа так отзывается об чистокровных пойнтерах: «Что сразу поражает нас в пойнтере — это чрезвычайная соразмерность, так сказать, гармоничность всех членов, сила и гордость, и в осанке и в взгляде, изящество форм, упругость мускулов. Когда смотришь на породистого пойнтера, то чувствуешь как-то, что это действительно настоящая собака, все равно, как при встрече с человеком, выдающимся из толпы, невольно говорится: «да, вот это – человек.» *) Но, я в этом уверен, написав эти строки, он не имел в виду отнести их к своему дорогому по цене Госзу, а также и к Нелл, его дочери, хотя это не помешало владельцу питомника напечатать портреты обеих собак в X 35 «Chasse Illustrée» за 1880 год, – портреты несхожие, так как на них собаки несравненно лучше, чем в действительности.
Должно-быть piqueur заметил кислую мину, с какой я рассматривал собак, потому что начал расхваливать их достоинства.
— О, на охоте они у нас великолепны!… Вот, например Госз, за которого заплачено вместе с Юно 15,000 франков, – он за километр причуивает дичь… А стоит как!… и от стойки его можно отозвать во всякое время…
— Неужели за километр причуивает? изумился я.
— Клянусь вам!… Недаром он известен на 300 километров в окружности всем охотникам!
— Я вам верю, отвечал я, на охоте он может быть очень хорош, но он нечистокровная собака и, по моему, за него заплачено слишком дорого.
— На это была добрая воля г. Беллькруа… Очень жаль, очень жаль, – продолжал он скороговоркой, что вы не застали у нас других собак: теперь они на охоте… Если-бы вы дали себе труд заехать недели через три, вот увидали-бы какие у нас есть собаки!
Пикер видимо старался показать товар лицом: щелкал кнутом, заставлял собак ложиться и садиться, обходил их вокруг, обращая мое внимание на головы, хвосты и ноги, причем обращался к ним не по-французски, а по-английски; но лучше от этого собаки не стали и я очень пожалел, что приехал их смотреть верст за семь от Парижа, да еще в скверную погоду. Но раз приехал – сделанного не воротишь,дай, думаю, осмотрю как у вас питомник устроен. Пикер оказался очень любезным малым и весьма охотно стал показывать и объяснять расположение всего помещения, состоявшего из отделений для здоровых и больных собак, сук-кормилиц, сук в пустовке, клеток для случки, помещений для щенков, собачьей кухни и жилья самого Пикера.
Возле домика, в котором жил Пикер, была приспособлена собачья кухня. В низенькую печь был вмазан большой котел, в котором плавали капуста, морковь, печенка и что-то вроде зеленого лука. На мой вопрос, что это такое: лук? – Ликер объяснил, что это порей (poireau), который имеет свойство предохранять и излечивать от желтухи. Относительно корма сообщил, что два раза в неделю собакам дают такой суп как сегодня, три раза кормят белым хлебом, один раз черным и один раз – сухарями; при этом показал и сухари, которые были ничто иное, как круглые лепешки (галеты) вершка три в диаметре и в палец толщины; приготовлены эти лепешки из белой муки с известным количеством сушеного мяса. Они очень хороши тем, что долго не портятся и весьма питательны. Здешние охотники, отправляясь на охоту, запасаются ими для своих собак.
Из кухни мы отправились в отделение для кормилиц, бывшее рядом. Из шести или семи клеток была занята только одна, и в ней несчастная дворняжка копошилась с несколькими щенками; у неё в клетке было довольно чисто и была постлана свежая солома.
Оттуда прошли в отделение для щенков, но их не было: все уже были разобраны. Рядом были клетки для вязки и для отсадки пустующих сук. Оказалось, что сук вяжут два раза: раз – утром и раз – вечером.
Осмотрев все это я опять вошел к собакам.
— Отчего, спрашиваю, вы не посыпаете пол песком? Ведь удобнее-бы было собакам, потому что в жаркое время асфальт сильно, должно быть, нагревается?
— Так чище, а посыпать — запах сильный: мы уже это испытали. У нас вода, видите, под рукою, – он указал на маленький фонтан с резервуаром, служившим в одно время здоровым и больным собакам, – вымоешь и чисто!
Положим запах и без песку был порядочный. Кое где виднелись, присохшие к асфальту, блестящие лужицы…
— А отчего у вас на некоторых собаках шерсть повылезла и струпья видны?
— Это они с охоты недавно вернулись… за ними там присмотр плохой, не такой как здесь… впрочем это скоро проходит-, это желтуха.
На мой взгляд, это попросту были парши. Кстати я должен заметить, что все собаки содержались небрежно: шерсть была на них не блестящая, грязная, видно было, что очень давно они не чесаны и не мыты; хотя Пикер и старался меня уверить, что делает им ванны, но я сильно сомневаюсь в справедливости его слов.
— Какое жалованье вы получаете? спросил я Пикера. — Да я еще недавно здесь служу… Теперь получаю 600 франков в год, но обещались прибавить. Но я имею маленькие доходы от господ, которые берут щенков. – Сколько-же они вам дают?
-Дают пять франков и десять дают…
-Кто-же дрессирует и натаскивает собак, — вы?
-Как-же, это моя обязанность.
-А где натаскиваете?
– Видите там равнину, – он указал мне через забор на зеленеющее пространство, видневшееся вдали, — вон там я хожу с собаками.
— Бывает там дичь какая-нибудь?
— Да, в первые два дня по открытии охоты там есть куропатки и кролики, ну а потом все выбьют… а вот теперь пролет перепелок, так можно найти штуку, другую…
— Скажите пожалуйста: зимою топите вы для собак?
— Без этого нельзя… мы их держим в температуре до 16°,. а для больных еще жарче топим (Во Франции большею частью употребляется стоградусный термометр..
Больше, насколько могу припомнить, я никаких расспросов не делал. Уходя из питомника я дал Пикеру два франка, которыми он остался очень доволен и просил побывать недели через три посмотреть собак, так как к тому времени они все будут налицо. Уже смеркалось когда я подъезжала, к Парижу. Проезжая укрепления, моя карета остановилась и, отворив дверцу, в нее заглянул таможенный солдат; спросив: «Ничего нет с вами?»— он опять затворил ее. Я обратился к cocher за объяснением этой остановки, оказалось, что все съестные припасы, как-то мясо, мука, овощи и т. д., подлежат оплате пошлиной при ввозе их в Париж, поэтому каждый въезжающий или входящий в него подвергается осмотру таможенными служащими.
Окончив мою заметку, постараюсь сделать из неё вывод.
Ради чего я ездил смотреть питомник? Очевидно для того, чтобы иметь случай увидеть собак чистокровных. Что они там есть – в этом я ни на минуту не сомневался: ведь, недаром-же г. Беллькруа помещал в своей «Chasse Illustrée» портреты тех превосходных производителей, которые находились в его питомнике. Но, к сожалению, как я уже сказал выше, портреты не походили на оригиналы… Это было просто рекламирование заурядных собак, с целью сбыть возможно большее количество щенков от них. Да, нам русским охотникам, желающим приобрести хорошую по породе собаку, не советую обращаться с поисками во Францию, а постараться поискать в Москве, и можно быть уверенным, что заплатив хорошие деньги, собаку найти возможно. Просмотрите наш журнал за прошедшие года и увидите, что за прелесть собаки есть в белокаменной! Вот, например, Каптэт, пойнтер Г. А. Черткова (Журнал Охоты 1875 г., октябрь), или Рашель, пойнтер г. Вышеславцева, (Журнал Охоты, 1875 г., январь), или Смокр, пойнтер г. Залогина (Природа и Охота 1879 г.; октябрь), впрочем последний мне нравится менее двух первых,но Спорт, желто-негий пойнтер г. Ланского (Природа и Охота, 1881 г., сентябрь) или красавица Нана (его-же) (Природа и Охота, 1882 г., март),это такие собаки, которые вполне достойны отзыва об них Л. П. Сабанеева: «Блестящим примером того, что может быть достигнуто дельным охотником, — говорит г. Сабанеев *), без больших средств, служат пойнтера г. Ланского, который доказал, что в умелых руках и пойнтера не только не вырождаются, но могут даже видимо улучшаться. В прошедшем году охотники видели Спорта, лучшего пойнтера, когда-либо бывшего в Москве,теперь мы видели лучшую, почти идеальную суку, не получившую к сожалению золотой медали (для которой ей недоставало только четверти балла) лишь по недоразумению. Что-бы ни говорили недоброжелатели г. Ланского, со слов пристрастных авторитетов сомнительные качества, а такой красавицы-собаки, как Нана, никто из них до сих пор не видал». Спорта я видел сам, проезжая нынешней зимой через Москву, а об Нана сужу по портрету, судя-же по способу, которым он исполнен, – ни прибавить, ни убавить к нему ничего нельзя, следовательно он вполне схож, а если схож, то собака действительно великолепна.
Хороши собаки гг. Тюляева и Геслина; из них я видел Давэн- Панча, Гафиза и Кэт, но, в виду заметки, посвященной этим собакам господином Н. — прибавить к их качествам ничего не могу….
Итак, остается пожелать, чтобы те чистокровные собаки, которые есть в Москве – не вывелись, ибо виденные мною в питомнике г. Беллькруа, сравнительно с нашими премированными на выставках собаками – никуда не годятся.
А. Галин.
20-го января.