Г.БЕЛЬКРУА (BELLECROIX)
«ПРИРОДА И ОХОТА» 1878Г.
XXI *)
Сеттер-гордон так недавно еще известен во Франции и так мало еще распространен у нас, что положительно и точно определить к каким результатам приводит скрещивание этой превосходной породы с другими имеющимися у пас породами собак – пока еще невозможно. Но опыты, произведенные до сего времени, показали, что примесь крови гордона к нашим, часто совсем уже выродившимся, и почти беспородным длинношерстным, каждый раз значительно содействовала улучшению качеств последних.
Обстоятельство это несомненно доказывает, что качества требуемые от собаки, глубоко и крепко укоренились в породе гордонов. А между тем, порода эта вовсе не древнего происхождения, не то, что порода напр., красных ирландских сеттеров. Стало быть, в данном случае, достоинства приобрелись не в силу давности, а в силу разумного, правильного, строгого подбора, внимания и знания, положенных в основе дела. Тут, при создании породы, удалялись конечно все элементы второразрядные и низшие и допускались лишь производители, вполне безукоризненные. Вот почему качества гордонов установились чрезвычайно прочно, и передаются в потомство совершенно легко, так что почти всегда проявляются в помеси резче, чем качества тех собак, с которыми их скрещивают **).
Как я говорил уже, мнения охотников относительно белых шерстинок, замешанных иногда в черной шерсти Гордонов – весьма различны: одни полагают, что белые шерстинки обличают нечисто кровность собаки, – другие думают, что этот признак не доказывает нечистокровности, а только свидетельствует хотя и о чистокровном, но не высокородовитом её происхождении. Это мнение разделяю и я; по моему сеттер с белыми отметинами на лапах или вообще на теле ведет свой род от линии производителей менее тщательно подбиравшихся, так сказать, второразрядных. Во всяком случае, заключать о беспородности гордона по
присутствию небольших белых отметин в его одеянии – по меньшей мере неосторожно. Один из известных охотников и знатоков-любителей собак прислал мне напр. фотографию безукоризненно чистокровного и породистого гордона, и между тем у собаки этой на лапах и на груди есть небольшие белые пятнышки. Как бы то ни было, вряд ли все-таки истинный ценитель не отдал бы при выборе предпочтение гордону совершенно черному, с одними желтыми подпалинами и без всяких других отметин. Думаю я так на том основании, что по произведенным до сих пор наблюдениям оказывается, что помеси, происходящие от скрещивания гордона с какой-либо другой породой длинношерстных, всегда более или менее бывают отмечены белым; случаи, когда щенята из мешаного помета наследуют во всей чистоте одеяние матери весьма редки.
От скрещивания французской длинношерстной кофейно-пегой легавой с гордоном получались часто собаки с замечательными качествами и иногда очень красивые. В подобных пометах тоже ясно обнаруживается сила устойчивости, с которой переходит черный цвет в последующие поколения: в большей части, можно даже сказать, почти во всем приплоде, коричневые отметины французской породы утрачиваются и на место их являются широкие черные отметины, разбросанные по белому фону, и два ярких желтых пятна над глазами. Но черные пятна на таких мешанных собаках всегда бывают более слабого тона, бледнее, чем шерсть чистокровного гордона.
У хороших гордонов всегда превосходная спина и сильный зад; оба эти достоинства переходят и к помесям, так что последние бывают обыкновению много сильнее и крепче, чем большинство французских длинношерстных. Вообще ублюдки от гордонов выходят
иногда великолепными собаками, как по наружному виду, так и по внутренним качествам. Ищут они горячо и страстно, горячее чем французская длинношерстная, но далеко не так как гордон чисто кровный; у них, как и у всех прочих ублюдков, нет силы, вследствие чего они не могут выносить продолжительной охоты.
Теперь мне остается только сказать несколько слов о правилах, долженствующих лежать в основании отведения пород.
Чрезвычайно важным вопросом в деле разведения собак служит определение возраста, в котором собака делается способной к произведению себе подобных.
У нас принято руководствоваться тем мнением, что если заговорила природа, так она уж знает что из этого выйдет, и что, следовательно, можно без всяких опасений, смело вязать суку с первого же раза, как она придет в пустовку. Но я подобного мнения не разделяю. Начать с того, что некоторые самки, чисто „экваториальной“ скороспелости, приходят в пустовку на десятом месяце и даже ранее. Спрашивается, что хорошего может передать потомству десятимесячная, не вполне еще сложившаяся мать? Ответ понятен сам собою.
Иные собаки достигают полного развития в возрасте от пятнадцати до восьмнадцати месяцев, и только после этого срока, т. е. когда собака совершенно уже сложилась, можно ожидать, что она даст хороших, здоровых и крепких щенков. До этого времени пускать ее в породу рано. Правда, что сука складывается раньше, чем кобель, по все-таки необходимо выждать, пока она вполне и совершенно сформируется; полная возмужалость необходима в суке более, чем в кобеле, в виду того, что беременность, т. е. самое ношение щенят обусловливает большее влияние на приплод матери, чем отца. Так, по крайней мере, думают весьма многие; к числу этих многих принадлежу также и я.
Выбор производителей, само собою разумеется, играет самую важную роль при отведении породы. Тут прежде всего нужно обращать внимание на чистокровность и породистость производителей и их предков и затем уже на качества их.
Тут я должен высказать замечание столь же древнее, как и сама охота, а именно, что потомство от собак, хотя бы безукоризненно чистокровных, по никогда не бывавших в деле, всегда бывает хуже, чем потомство тех собак, которые знают и отлично исполняют свои охотничьи обязанности. Я вовсе не утверждаю, чтобы со баки могли передавать в потомство приобретенные ими качества, но между тем часть этих качеств действительно как будто входит в плоть и кровь хороших производителей, а оттуда переходит в жилы последующих поколений. Впрочем, может быть, вернее будет объяснить это явление тем, что прирожденные качества производителей, оставаясь без практического применения, мало по малу притупляются и инстинкт слабеет не только в самих производителях, но и в их приплоде.
Но, да не подумает кто-нибудь из читателей, основываясь на этом замечании, что, напр., чистокровной суке следует давать превосходного на охоте кобеля ублюдка предпочтительно перед чистокровным кобелем, никогда не бывшим на охоте. Боже сохрани всякого порядочного охотника от такой жестокой ошибки! Нет, из этого замечания, с которым согласны все сведущие люди, следует лишь то, что если из двух собак одинакового происхождения – одна никогда не была на охоте, а другая, наоборот, показала и развила уже все свойственные её породе охотничьи способности, то нужно, без малейших колебаний и раздумий, брать в производители ту, которая уже себя заявила на поприще своего служения. Как известно, между собаками одной и той-же породы, имеющими даже одинаково громкие и знаменитые родословные, одни бывают действительно превосходными, другие-же – только посредственными. Под бором именно этих превосходных, выдающихся по своим качествам собак и созданы те обладающие исключительными качествами породы, о которых я говорил выше. А внутренние достоинства собаки познаются лишь в деле.
Рядом с чистокровностью производителей, на которую указывают наружные формы собак, необходимо также принимать в расчёт и склад последних.
Как-бы ни была чиста порода, какое-бы старание ни было положено на её создание, все-же все собаки этой породы никогда не могут иметь совершенно одинакового сложения. Я уже указывал в своем месте на то, какое значение имеют формы и какое влияние оказывает склад собаки на её действия, следовательно, мне нет надобности возвращаться к этому предмету. Здесь я скажу только, что при выборе производителей нужно по возможности стараться восполнять недостатки одного – качествами другого. Так, напр., самке с излишне прямой и излишне длинной спиной дают самца, у которого спина сильная, короткая и несколько выгнутая; собаку с слишком узкой головой вяжут с кобелем, имеющим голову широкую; если у суки слишком узко все туловище вообще – ей дают самца с более широким и плотным корпусом и т. д.
При этом подборе нужно, однако, непременно соблюдать меру и действовать осторожно, с расчётом. Не надо забывать также, что на потомство сильнее влияет тот из производителей, который ведет свой род от наиболее древней и благородной фамилии.
Что верно относительно наружных признаков, то верно и по отношению к внутренним качествам, только в меньшей степени, так как если оба производителя породисты, то от них обоих передадут в потомство их способности и инстинкты; различны бывают только манера поиска и движений, смотря по тому, какого склада выйдут щенята. Но все-таки слишком, напр., пылкому, горячему самцу – полезно давать самку более покойного и холодного темперамента, если кто не желает иметь собак слишком увлекающихся, удалых, и наоборот.
Собаки немолодые производят обыкновенно потомство более слабое. Факт этот проверен множеством опытов и им хотели воспользоваться для того, чтобы, в угоду некоторым охотникам, умерить несколько ныл, свойственный иным породам английских собак. Действительно, мысль была-бы очень хороша и правильна, если бы вместе с утратой горячности в собаках удерживались крепость и сила, необходимые для всякой легавой собаки, какова-бы ни была требуемая от неё работа. Но в том-то и дело, что при подобных попытках спокойствие и ровность поиска приобретались насчет силы и крепости.
Опыты были вполне неудачны: вместо ожидавшихся собак, одаренных благоразумием и благонравием, получились собаки слабые, нежные, чувствительные к малейшим изменениям погоды и ко всем внешним влияниям, боявшиеся и холода, и жара, да даже и дождя, чуть хлынет посильнее.
Таким образом, старые собаки в производители не годятся. Четыре, пять и шесть лет – вот настоящий возраст производителя, хотя собака здоровая и сильная может дать хороший приплод и в трех летнем возрасте, и давать хороших щенят и после шестилетнего возраста. Для потомства имеют значение не только формы и качества отца и матери, по и их предков, свойства которых очень часто повторяются в целом ряду поколений. Следовательно, чем дальше можно проследить происхождение производителей, тем, разумеется, лучше.
Вообще вопрос о скрещивании представляет громадный интерес, как в научном, так равно и в охотничьем отношениях, но, к сожалению, я могу сказать об этом лишь очень немногое.
XXII *)
Если охотник желает тщательно выбрать ублюдка, которому намерен придать чистой крови, для того чтоб улучшить потомство, – он должен смотреть больше на прирожденные качества ублюдка, чем на качества им приобретенные или на изящество его форм, потому что те качества, которые достаются собаке по наследству, служат доказательством того, сколько в ней осталось чистой крови.
Понятно, что щенки, происшедшие от такого скрещивания, будут тем более удаляться от чистокровного типа, чем менее чистой крови текло в жилах ублюдка-производителя. Собак этого приплода следует вязать непременно опять-таки с чистокровными собаками, а ни как не с ублюдками, и так продолжать последовательно в течении многих поколений. Кровосмешение отнюдь не допускается, по крайней мере между собаками, находящимися в родстве ближе четвертого колена; вообще браков даже и между очень дальними родственниками тоже, по возможности, следует избегать.
В этом деле представляется, конечно, много затруднений. Не все, разумеется, щенята первого помета наследуют одинаковое количество чистой крови; одни, как я говорил уже, более будут походить на отца, другие – на мать.
Нужно выждать, пока весь помет подрастет, и тогда выбрать лучших; раньше определить нельзя, который ублюдок более пригоден в производители, более подходит к желанному типу.
Так следует поступать с каждым поколением, т. е. воспитывать всех щенят до полной возмужалости,- иначе вы можете ошибиться в выборе, и труд ваш пропадет даром.
Размерять и с точностью определять количество той или другой крови в ублюдках легко только на бумаге, почему и делают эти вычисления одни только теоретики, величественно восседая в своих кабинетах.
Мне пришлось, напр., не помню где и когда, прочесть подобное маленькое вычисление, излившееся, как мне сказали, из головы одного великого ученого. Вычисление это касается ублюдков от волка и собаки и представляют собой образец логики. Я познакомлю вас с этим расчётом, чтобы вы сами могли видеть, куда могут иногда завести нас теории и теоретики.
Великий ученый, о котором идет у час речь, предполагает, что ублюдки, получившиеся в первом помете от скрещивания волка с собакой, будут полукровными от собаки и волка, т. е. что у них будет 50 процентов крови собачьей и 50-волчьей. Положим, что это превосходно, хотя, на самом деле, иные собаки в помете, получившемся от скрещивания, будут походить больше на отца, другие на мать.
Далее ученый рассуждает так: если к получившимся ублюдкам снова подпустить волка, то легко уже сообразить, в какой мере будет содействовать каждый из производителей образованию второго поколения ублюдков. А на сколько это легко и просто – вы сейчас увидите.
Так как самка – ублюдок от первого поколения, имела 50 процентов крови собаки и 50 процентов крови волка, то отсюда следует, что она может передать потомству 25 процентов крови волка и 25 – крови собаки. Самец же – волк, как экземпляр чистокровный, передает щенятам опять 50 процентов своей крови. Таким образом, ублюдки второго поколения должны иметь 76 процентов крови волка и 25 крови собаки.
Если этого не бывает на самом деле, то винить тут следует не теорию, а природу, на которую уж и придется пенять выводителю породы.
Ублюдков второго поколения снова вяжут с волками и получают следующие результаты: волк дает потомству опять-таки 50 процентов крови, а сука – ублюдок второго поколения, имеющая 25 процентов крови собаки, передает потомству половину этого количества, т. е. 121/2 процентов, и из 75 процентов волчьей крови передает тоже половину, т. е. 371/2. Следовательно, по законам зоотехнической теории ученого мужа, выходит, что ублюдки третьего колена имеют 71/2 волчьей крови и 121/3 собачьей.
Продолжая вычисления в том-же порядке, мы увидим, что в потомстве четвертого поколения будет уже 93 3/4 доли волчьей крови и 6 1/4 собачьей. И так далее.
Неправда-ли, как все это просто и незамысловато? А я еще пропускаю некоторые подробности, в которых еще более глубокомыслия и чисто олимпийского величия, но о которых говорить здесь долго и бесполезно. Одним словом, следуя примеру ученого, положившего начало премудрым вычислениям, я тоже могу, пожалуй, представить вам вычисления, по которым окажется, что если от скрещения коровы с лошадью получатся какие-нибудь уроды или чудища, которых вы можете назвать как вам угодно, то через 8-10 поколений эти чудища выродятся уже в великолепнейших лошадей.
Только, к сожалению, такие чудеса совершаются лишь на бумаге, а не на практике, не в жизни, по той причине, что сфабриковать вычисление несравненно легче, чем сфабриковать собаку или вообще какое-либо животное. Поэтому, математически-то можно легко доказать что стоит только припускать к ублюдкам чистокровных производителей, и через несколько поколений у нас получатся чистокровные экземпляры, но на деле таких благоприятных результатов добиться очень и очень трудно.
Во всяком случае, гораздо лучше отдержать чистокровную суку раз и даже два и подыскать ей чистокровного кобеля, чем вязать ее с ублюдком, каковы бы ни были его личные достоинства. Передаются в род только достоинства потомственные, освященные временем, а кровь ублюдка только испортит все дело.
Вязать с ублюдком можно лишь в последней крайности, когда петь никакого другого выхода. У нас-же обыкновенно делается так: у меня английский чистокровный сеттер, которого я признаю очень хорошим, но чересчур горячим; у соседа-же моего есть маленькая легавая сучка, не то что просто ублюдок, а уж архи-ублюдок, но очень послушная и недурненькая. Ну, вот я и решаю, что недостаток одного производителя парализуется в потомстве достоинствами другого. Решение совершенно логичное. Я иду к соседу – и брак совершен. Когда-же от этого брака получается не то, что мы ожидаем, то в этом виноваты уж никак не мы, а игра природы.
Ступивши раз на путь, освещаемый подобного рода логикой, выводители и разводители „улучшенных“ пород начнут с пойнтера, а кончат грифоном.
Таким мыслителям и знатокам много лучше не браться за улучшение породы, а довольствоваться лишь поддержанием в чистоте пород уже имеющихся, и предоставить людям более сведущим, чем мы, заниматься улучшением старых и выводом новых пород собак.
Вести подобное дело без знания, кое-как и наобум – не приходится, что мы видим теперь по собственному горькому опыту. Это дело чрезвычайно трудное, требующее знания, времени, наблюдательности, строгой последовательности и громадного запаса терпения.
Англичане, относящиеся к делу обдуманно и серьезно, вывели множество превосходных новых пород и сохранили представителей старых пород; там нисколько не составляет редкости собака, родословную которой можно проследить за 40 и более лет, по студбуку, собака, предки которой, в длиннейшем ряду восходящих поколений, не только были вполне чистокровны, но большей частью и премированы па выставках и на полевых испытаниях.
Англичане давно уже сознали, что выставки приносят лишь относительную пользу, когда не дополняются практическими испытаниями, из которых безошибочно усматривается степень превосходства той или другой породы.
Что тонкость чутья, напр., не одинаково развита во всех породах собак – это не подлежит ни малейшему сомнению; а где-же, как не на полевом испытании, можно лучше и вернее судить о том, какая порода берет в этом отношении верх над другою, кто, например, выше в этом отношении – гордон или пойнтер? Да и не одно чутье обсуждается на этих испытаниях, – тут видно все: и каков поиск у собаки, тяжелый, медленный, легкий-ли, быстрый-ли, и какова дрессировка, и каковы все остальные качества. Тут уж приверженцам той или другой породы не приходится, чуть не с пеной у рта, доказывать превосходство своих протеже, потому что тут доказательства принимаются не на веру, а выводятся на лицо, – тут говорят факты, а не слова.
Теперь скажите же, положа руку на сердце, видим-ли мы у себя что-либо подобное? Можем-ли мы найти у себя собак, порода которых сохранилась-бы в чистоте в продолжение стольких лет? Удивительно-ли после того, что английские собаки, так ревниво и так тщательно охраняемые, стали неизмеримо выше собак имеющихся у нас, французских охотников, руководившихся при соблюдении пород и поддержании качеств в собаках только случаем или-же глубочайшим невежеством?! Если наши охотники пожелают посерьезнее вникнуть в дело и полюбопытствуют узнать родословную лучших, находящихся во Франции, выписных английских собак, то вряд ли станет кто из них упрекать меня в пристрастии к английским породам и в пренебрежении к французским, в преувеличении качеств первых и в намеренном затемнении достоинств вторых.
Правда, мы действительно были в таком положении, что нам не в чем было завидовать нашим соседям; – правда, мы сами были настолько богаты, что нам нечего было занимать у других и не за чем было обращаться к англичанам; – правда, что у нас были превосходные гладкошерстные легавые и в лице их также и превосходный материал для вывода дальнейших, еще более совершенных пород. Правда, что не одни англичане могли создать пойнтера, и мы могли тоже сфабриковать его с не меньшим успехом. Правда, что были у нас и великолепные длинношерстные легавые, не те слабые и дряблые, которых мы видим у себя теперь, а настоящие породистые, сильные, с крепкой спиною, неутомимые ни в лесу, ни в болоте. Правда, что и из них, при помощи тщательного, разумного подбора, можно было создать собаку с быстрыми движениями и с выносливостью, ни перед чем не останавливающеюся. Все это правда. Но где-же все это богатство? Что мы с ним сделали? Не только увеличить его, мы не умели даже и сохранить завещанного нам дедами и отцами. Мы ничего не сделали для улучшения пород, но допустили все, что могло повести их к ухудшению и вырождению.
У нас была легавая дюпюи, есть она у нас и теперь, но есть в таком виде, что сыновья знаменитого охотника, создавшего эту породу, не узнают в настоящих дюпюи тех дюпюи, которые были созданы их отцом. Есть еще у нас гладкошерстная бурбонне, но и ее хватит не надолго, если у нас будет царить прежнее равнодушие и прежняя беспечность. Есть еще у нас длинношерстные понт-адемары, прекрасные и сильные собаки, устоявшие лучше других пород перед губительным влиянием нашего невежества и нашего равнодушия – Значит, не все еще потеряно, мы имеем еще материал и можем, если захотим, с успехом воспользоваться им. Англичане, в своих неудержимых поисках лучшего,
иногда тоже переходят меру и хватают через край, и есть основание опасаться, как-бы они, в погоне за созданием новых пород, совсем не перевели своих пород, которыми они так гордились и которые теперь у них в совершенном забросе. Такая горькая участь постигла, например, знаменитую в былые времена породу старых сеттеров (old englisch setter). Эти сеттера нисколько не уступали в качествах своим младшим братьям, вошедшим теперь в моду, и наружность их не менее представительна и красива. Они были всех цветов – черного, кофейного, коричневого, рыжего; одноцветные и пегие. Это были первые виденные мною английские сеттера; их много было в Бретани и в Нормандии.
С тех пор англичане, непрестанно заботясь о том, чтобы наделить своих собак какими-нибудь специальными или-же совсем поныли качествам, непрестанно стараясь о прогрессивном улучшении своих пород, не то чтобы совсем бросили, но оставили своего old setter’a в совершенно незаслуженном им пренебрежении.
Только ведь это небрежение не есть следствие равнодушия, а совсем напротив. Это небрежение далеко не чета нашему: мы ровно ничего не делаем, англичане-же работают, не зная устали. После сеттера – лаверака, одного из самых последних и самых замечательных их созданий, у них успел уже появиться еще новый сеттер – сеттер мак дона, новая великолепная порода длинношерстных, о которой принц Сольмс, один из самых известных и авторитетных знатоков собак, недавно в разговоре со мной выразился так: „не знаю, право, не лучше-ли сеттер-макдона даже самого лаверака“.
Когда-же и на чем остановятся англичане в своем прогрессивном шествии по избранному пути? Когда-же и на чем познают французы, что ничто не дается без труда, старания и упорного стремления к цели?!
Если мы захотим, то можем еще теперь кое-чего добиться. После будет уже поздно.
Не знаю, насколько достиг я предположенной мною цели, и скорее сомневаюсь в успехе моих слов, убеждений и воззваний. Я старался сколько было возможно, по силе моих собственных убеждений, доказать, до чего могут довести своих собак охотники, если не будут руководствоваться теми правилами, при помощи которых наши соседи успели вывести образцовые породы,
Английские собаки распространены не только везде за границей, но и у нас, во Франции, охотники, любители настоящей ружейной охоты с легавой, принуждены тоже обращаться в Англию, если желают иметь действительно дельных, хороших собак. Из Бельгии, Голландии, Германии, Испании, Италии обращаются за собаками все в ту-же Англию. В каждом большом собачнике, во всех собачниках, принадлежащих коронованным особам, непременно есть представители английских пород. А было время, когда там были наши французские собаки. Вот вам плоды деятельности наших ружейных охотников.
Что делать? Я не принадлежу к числу людей, способных находить утешение в громких фразах и в самообожании.
Одно только и может еще утешить нас – это наши псовые охотники (veneurs). Они сумели сберечь наши национальные богатства и не унизили своего национального охотничьего достоинства. Они действовали не кое-как и не наобум, а согласно выработанным и установленным правилам. У них не мешало-бы поучиться нашим ружейникам, как следует вести охоту. Что сделалось-бы со всеми нашими знаменитыми стаями, если бы представители нашей псовой охоты относились к своим собакам с тем-же равнодушием, которым стяжали себе славу ружейники? Наверное, у нас не осталось-бы ни одной стаи не только породистых гончих, но даже и порядочных ублюдков.
Слава Богу, однако, мы не дожили до этого позора и наши парфорсные охотники поддерживают еще славу Франции, как классической страны охоты. У нас сохранились и сен-губеры, и нормандские, и пуату, и вандейские, и сент-онж. Наше богатство увеличилось, кроме того, новой превосходной породой Virelade.
И все это совершается у нас, ружейников, под боком, в то самое время, как мы, спокойно и величественно скрестив на груди руки, равнодушно смотрим на агонию последних представителей уцелевших еще у нас пород легавых. Неужели-же мы будем еще упорствовать в своем бездействии и в своей беспечности? Нет, я надеюсь, что мы, наконец, образумимся.
Я знаю, конечно, что в окрестностях Парижа, в больших дачах, да даже и во многих других охотничьих угодьях наши охотники не охотятся, а только стреляют, и признаю, что там собака действительно бесполезна и излишня: там обязанность ретривера заменяет подбиратель дичи, – там охотничья сумка заменена подводой. Там так уж принято.
Каждый день мне приходится слышать, что тут-то была охота загоном и убито 400 фазанов и 300 кроликов; в другом месте взято 150 зайцев и 100 куропаток, а фазанов без счету. Еще где-то в один вечер застрелили 49 коз, там совершилось избиение тысячи кроликов и так далее, и так далее.
И это у нас называется охотой!!
О, где вы, поля и долы, кусты и болота милой моему сердцу Бретани, дорогой мне Нормандии? Где несравненные пойнтера? Где мои незабвенные охотничьи радости? Где ни с чем несравнимые триумфы моей охотничьей гордости?!
Но, слава Богу, не все еще погибло, по крайней мере не для всех. Есть еще охотники, с честью носящие название охотников, – они в провинции. Да, наши провинциальные собратья держат еще знамя охоты; они высоко ценят охотничьи радости и зато они им и не чужды, они презирают загон, а любят охоту истинную, настоящую. Этим охотникам нужны собаки. Для этих охотников я и писал.
•) Эти последние главы переведены в сокращении, так как многое в них является повторением того, о чем было говорено уже прежде.
**) Не лишним считаем привести здесь мнение Поля Кальяра, высказанное им о гордонах и лавераках: «Сеттер-гордон чистопородный, по моему мнению, говорит Кальяр, является собакой, наиболее пригодной большинству охотников. В поле у него поиск широкий, облегчающий охотнику отыскивание дичи; в лесу – поиск этот легко укорачивается и замедляется; чутье необыкновенно тонкое, запас силы неиссякаемый; по выносливости он может почти выдержать сравнение с пойнтером, даже и в жары. Все эти качества гордона, в связи с его замечательным послушанием, понятливостью, умом и необыкновенно красивой внешностью, заставляют меня крепко держаться этой породы и ревниво охранять чистоту её. Наравне с гордоном ставлю я и лаверака; но чтоб приобрести лаверака с несомненными гарантиями его чистопородности, требуются большие деньги; к тому же трудно устранить кровосмешение, поэтому у меня только три экземпляра этой породы, приобретенные мною чисто из любопытства.
«Природа и Охота» 1878г. 7-12
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”