Глава из Книги “Легавые собаки и Охотничье оружие” 1902г. Составитель Де-Коннор.
Начало.
В отличие от других пород подружейных собак, история красных сеттеров в России может быть подробно прослежена до самого начала. Это зависит как от того, что производителей этого сеттера ввезено было в Россию уравнительно немного, так, главным образом, и оттого, что ирландскому сеттеру посчастливилось y нас: он прямо попал в руки любителей, дельных охотников, которые с места серьёзно принялись за правильное ведение породы и её полевое развитие. Правильное начало в деле разведения породы делает почти все, и имя Александра Михайловича Пескова навсегда останется в летописях истории русского собаководства, как основателя y нас породы ирландского сеттера.
Ведение породы ирландского сеттера, a, следовательно, и его история начинается с 80-х годов, с выписки «Уйды» и «Фака» (кажется, в 1881 году). До этого времени хотя и ввозился в Россию изредка этот сеттер, но никакой породы не велось. Утверждаю это совершенно категорически, ибо знаю всю охотничью Москву, a Москва всегда была и будет показателем нашего охотничьего собаководства. Помню все выставки Императорского Общества охоты с самого начала, т.-е. с 1876 года, и никогда ни одного ирландского сеттера не видал и не слыхал о таковом иначе, как о происходящем от песковских собак. Отдельные экземпляры, привозившиеся в Россию раньше (как, например, в 40-х годах сеттера E. Е. Леве), исчезли бесследно, очень понятно почему: вести породу было не с чем, и ирландцев вязали с сеттерами других пород. Так от ирландского сеттера Иозефи происходит гордон «Бульба» H. В. Егорнова, бывший в большой славе на первых московских выставках. Вообще, на этих первых выставках сеттера и не делились на подпороды, и мало-мальски чистыми являлись только-что начинавшие входить в моду гордоны да последние остатки жёлто-пегих английских сеттеров, распространённых Вакселем. Все остальное представляло помесь белых, черных, палевых, бланжевых, коричневых и пегих сеттеров, без всякого типа, под разными и совершенно произвольными названиями породы русских, шотландских, английских, немецких и т. д. К таким же вполне произвольным наименованиям отношу и описанных в литературе г-м Воробьёвым «ирландцев в деревне», без указаний, откуда происходили эти «ирландцы», и при более чем неопределённом описании их внешности («ухо обыкновенное», «голова выпуклая», «корпус не длинный, ни короткий» п т. д.). Факт тот, что к началу 80-х годов никаких ирландцев в Москве не было и никаких через Москву не распространялось. Но этого мало. В Москве всегда есть лица, которые всё знают в охотничьем мире, и из числа таких лиц сошлюсь на свидетельства двоих: Петра Александровича Квасникова и Павла Александровича Александрова, с которыми до конца их жизни я был в постоянных общениях. Они помнили наизусть положительно всех собак, ввезенных в Россию с начала столетия, и на их утверждение, что до Пескова ирландских сеттеров никто не вёл, можно вполне положиться.
Я ограничусь в своем исследовании истории ирландского сеттера в России тем, что дам описание всех ввезенных к нам производителей, отмечу по возможности их особенности и укажу на лучших собак, которые от них произошли. Я сильно интересовался этой породой, принимал участие в её разведении и потому хорошо знал почти всех лучших её представителей. История ирландского сеттера мне близка потому, что с ней связаны мои лучшие воспоминания, лучшая пора моей охотничьей жизни дорогая память о незабвеннешых друзьях и товарищах, многие из, которых уже отошли в лучший мир. Я буду писать эту историю по личным воспоминаниям, дорогим, a потому несомненно правдивым, ибо такие воспоминания, события и люди, с ними связанные, не изглаживаются из человеческой памяти. Взглядов и вкусов своих навязывать никому не желаю, но останусь свободен в выборе их, как свободно руководствовался ними всю жизнь. Скажу только одно в оправдание своего личного «вкуса» к собакам: я всегда руководился своим охотничьим инстинктом при ведении породы, никогда не увлекался модой, и этот инстинкт страстного любителя и ярого полевого охотника никогда меня не обманывал. Я сам не выписал ни одной собаки, не продал ни одного щенка и враг всяких, питомников. Выращивал собак только для себя, для своих потребностей, каждая моя собака проводила всю жизнь свою со мною, как лучший мой близкий друг. А потому и держать много собак никогда не мог. И судьба всегда баловала меня успехом. Дети и внуки всегда били своих отцов, и приезжие англичане отдали нам, московским охотникам, честь, как хорошим собаководам. Относительных преимуществ отдельных пород я по возможности не буду выделять. Все породы хороши в хороших руках. За 30 лет охоты и ведения собак я имел случай все перепробовать: держал крапчатых легавых, пойнтеров, начиная с первых распространившихся в России чёрных пойнтеров; последние представители жёлто-пегих вакселевских сеттеров кончили свое существование в моих руках; долго вёл гордонов; но порода, которая доставила мне больше всего наслаждения, была порода ирландских сеттеров, ею я и занимался исключительно последние 15 лет. Меня могут упрекать в пристрастии, но что же ни будь послужило основанием к этому пристрастию в ту пору, когда не говорило ни самолюбие, ни чувство соперничества, a громко давала себя знать одна только безумная охотничья страсть, заставлявшая колесить всю Россию и пропадать в глуши по неделям, без устали, с зари до зари на охоте.
Приступая к описанию родоначальников ирландских сеттеров, я считаю необходимым прежде всего сказать несколько слов о их типах. К нам привозили сеттеров не вполне однотипных и довольно разнообразных по приёмам работы. В самой Англии шло немало споров о признаках типов этой породы, но вообще мы мало интересуемся состоянием породы и её жизнью в данное время на её родине, когда выписываем собак, a еще менее существующими разновидностями породы. Достаточно, если производители собаки известны по выставкам и состязаниям. На разновидность типов ирландского сеттера y нас было обращено слишком мало внимания. Но при их описании мне необходимо будет ссылаться на эти разновидности. Наиболее обстоятельное описание их я получил от д-ра Сольтера, когда он приехал на 1-ю выставку Московского Общества Охоты имени Императора Александра II в качестве судьи. Перед этим он объехал довольно глухую часть Ирландии, и именно ту, которая считается колыбелью ирландского сеттера. Он видел на месте и переговорил со многими любителями. Вот его описание разновидностей этого сеттера, которое я записал с его слов.
В Ирландии различают три разновидности красного сеттера, и каждая из них имеет своих поклонников. Эти разновидности следующия.
1) Крово-красный сеттер. Имеет наибольшее число адептов и считается самым модным. Он самый горячий и страстный из ирландских сеттеров и самый быстрый. Он выше на ногах, имеет более легкую и удлиненную голову, сплющенную с боков, более узкий череп и более лещеватое ребро1. Лучшие представители этого сеттера считались из питомника Мильнера2.
2) Золотисто-красный сеттер. Очень ценится в Ирландии. Его очень ценят по полевым качествам, но упрекают его в том, что он имеет склонности разбирать следы бегущей дичи и работать низом. Масть золотистого отлива, блестящая; голова шире в черепе, морда короче и круглее, ребро более выпуклое, на ногах приземистее, одеты гуще. Есть много опытных любителей, которые считают эту разновидность самой ценной3. Лучшим питомником этой разновидности считался питомник Гаукса4.
3) Буро-красные сеттера. Худшая из разновидностей и менее всего ценимая. «Когда на неё явился спрос в Россию, то я не знал, как отделаться от массы предложений» (Сольтер). Это замечание очень важно для наших любителей, которые склонны к утрировке в этом именно направлении. Обращу ещё внимание на отчёт Сержентсона, этого бога сеттеров. В описании трех собак
(2-я выставка М. О. О.), именно: «Сам-Сулливана» С. С. Шабаева, «Арноу и другого сына «Сулливана», он выражается так: «цвет шерсти на спине слишком тёмен», и ставит это ему в недостаток.
Впрочем, кроме упомянутых «буро-красных» сеттеров у нас в Россию не выписывали, кажется. На мой вопрос Сольтору, не считает ли он эту разновидность, получившейся от примеси гордона, он отвечал отрицательно, утверждая, что она существует н сейчас в Ирландии как самобытная подпорода.
«Уйда» и «Фак»
Обе собаки были выписаны одновременно и вместе стояли на одной из выставок Императорского Общества охоты. Среди разнообразия царивших в то время сеттеров они обратили на себя внимание только оригинальностью масти. Да и по типам они были довольно различны. «Уйда» выписана была от Мак-Гоффа, y которого она и родилась, и по типу вполне принадлежала к разновидности «крово-красных» сеттеров. Я хорошо ее помню, a прекрасный большой её фотографический портрет в моем кабинете восстановят в моей памяти то, что могло ускользнуть от времени. Это была рослая, борзоватого склада сука, с огромной подпругой и большим подрывом, на отличных, довольно высоких ногах. Могучий зад с наклонным крестцом и сильная, даже не сучья, с напружиной спина свидетельствовали о лёгкости и быстроте её скачки. Лёгкая голова была красивых очертании, с довольно характерным переломом и кругловатой мордой. Недостатком её была короткая, сутуловатая шея. Одета она была в ярко-красную прямую шерсть очень эффектно. «Уйда» пришла отлично дрессированной и натасканной, быстро ознакомилась с нашей дичью и новыми условиями и стала великолепно работать. Покойный Песков часто говорил мне, что это была лучшая и самая блестящая по работе из его собак, a он видал виды, через его руки прошла такая масса собак. Впоследствии «Уйда» была куплена А. Ф. Фёдоровым, бывшим долгое время секретарем Московского Общества Охоты, и потому часто называлась его именем.
«Фак» пришел от Гаукса и, как сказано, отличался от «Уйды» по складу. Он ниже был на ногах, шире, с широковатой в черепе головой, довольно высоко посаженным ухом. Цветом был светлее, золотистого оттенка и одет сравнительно густо. Притом шерсть его имела склонность к волнистости. Особенно густо одеты были гачи, и, когда он бывал в полной шерсти, — подвес пера от густоты заворачивался кверху и перо исчезало, что было некрасиво и что передалось многим из его потомков. «Фак» прожил очень долго y Пескова, кажется, до 14-летнего возраста, и до конца ходил в поле. Мало того, ещё за год до его смерти Песков говорил, что если «Фак» околеет, то не с чем ему будет ходить в сентябре за тетеревами, — значит, хорошо ходил.
От «Уйды» и «Фака» выращена была, сначала Песковым, потом Фёдоровым, целая серия помётов, которые и создали основание «московских» или «песковских» ирландцев. Я помню, что на выставке (кажется, 85 г.) был выставлен целиком весь выращенный первый помет в числе семи собак. Эти семь собак были гвоздём всей выставки, они привлекали всеобщее внимание культурностью своей породы, своей яркой, красивой мастью, своими типичными, характерными рожами и выразительными, умными глазами. Сразу было видно, что это сильная, старая, сжившаяся с человеком и способная, если не талантливая, порода. Дети «Уйды» и «Фака» почти все оставались в Москве, преимущественно в руках членов Московского Общества Охоты. Этому способствовала известная боязнь русских охотников к новой породе, за которой сложилась нелепая слава как породы бешеной, необузданной. Распространению этой славы в значительной мере содействовало увлечение и фантастическое описание, распространившееся в то время, Э. Белькруа, который красиво писал, a ещё красивее рисовал, и выпущенный при «Chasse Illиstrée», a потом в «Альманахе» известный рисунок ирландского сеттера на потяжке, представляющий действительно дикого зверя, с полным бешенства и остервенения взором и судорожно выгибаемым хвостом, с невозможной, переломленной кверху мордой. Нарисована была собака талантливо, но фантастично настолько же, насколько фантастично было самое описание породы. Всё это породило много заблуждения. Даже значительно позднее, когда ирландский сеттер уже сильно y вас распространился, уже в журнале «Псовой и Ружейной Охоты»», В отделе «Вопросы и ответы», один южный охотник описывал ирландских сеттеров как совершенно непригодных для лесной охоты по своей горячности, очевидно, совсем их не зная. Я скажу обратное: если я и знал прямо гениальных по лесной охоте на строгую дичь собак, то только из породы ирландских сеттеров. A кому же и знать пригодность собак для леса, как не нам, северным охотишкам, y которых три четверти нашей охоты — охота по тетереву, глухарю и белой куропатке.
Я не буду перечислять всех детей «Уйды» и «Фака», a назову только лучших и более известных из них, из кобелей: «Макбета» Д. Ф. Фёдорова, «Мальчика» H. Н. Козлова, «Вальтона. Л. Ф. Пло, «Туза» B. С. Зеленова, «Дружка» Р. И. Прове, «Мака» Л. Л. Буассонада (не сын, a дважды внук), «Кина», попавшего в Киев к профессору Чиркову, и из сук: «Дарки» Я. Я. Гамсона, «Мисс-Бель» A. М. Пескова, «Уйду II» A. А. Кемпе, «Розу» А. Ф. Фиргуфа и «Альму» С. П. Меча. Имена этих собак часто встречаются в наших родословных.
Лучшие из них по себе были: «Макбет», отличавшийся удивительной по красоте и выразительности, более не повторившейся в его потомстве головой, только отчасти передавшейся его сыну «Бобу», и суки «Дарки» и «Мисс-Бель» . По работе они все была талантливы, и достоинство их в поле всецело зависело от их хозяев. Если и были между ними неудачники, в роде аванцовского «Даймонда», то только от безалаберных рук.
Никогда не забуду я первую свою встречу на охоте с «Макбетом». Это было в конце июля на Святом озере, в Бежецком уезде, Тверской губернии. Я уже, кажется. третью неделю пропадал на охоте. За день перед тем, на утренней заре, меня разыскал в лесу, верстах в 35-ти от дома, посланный верховой с запиской. Из записки этой я узнал, что дома получена телеграмма о приезде в этот день ко мне на охоту, по моему приглашению, Федорова. Написав тут же, в лесу, ответ, я просил дать ему проводника и лошадей, и назначил местом встречи усадьбу Н. А. Дивова, на границе Новаторского уезда, где и намерен был ночевать. На другой день рано утром я встретил своего гостя в усадьбе y милых людей и, не спеша, после чая, повез на охоту к Святому озеру. Помню восторги старика моей «Липкой», чудной красотой дикой, совершенно безлюдной местности и роскошной охотой. Попали мы в самую жару среди дня. «Макбету» было тяжело работать с лежки. Втянувшаяся «Липкаа», вся голая, с одним хохлом на затылке, жары не замечала и в самое пекло разделывала тетеревей без промаха, возбуждая удивление столичного охотника. К вечеру мы настреляли много самой разнообразной дичи. Сошлись y озера и сели на берегу отдохнуть и поделиться впечатлениями. Мой гость был в упоении. Отдохнув, мы выбрались на тропинку к дому, и я ушел несколько вперёд. Собаки где-то исчезли. Вдруг «Макбет» выскочил на просеку и, издали увидев мою фигуру и, очевидно, приняв её за хозяина, бросился ко мне и сразу остановился; его человеческие глаза выражали полное отчаяние и были поразительны. Он быстро сообразил ошибку и кинулся по тропинке навстречу хозяину, который крикнул мне, что «Макбет» анонсирует. Мы сошлись и пошли вместе за собакой, которая то кидалась вперёд, то возвращалась со сдерживаемым взвизгиванием, чтобы убедиться, понимают ли её и идут ли за ней. Но как описать эту перемену в выражении то отчаяния, то безумной радости, эту борьбу рассудка в животном со страстью и боязнью, что найденная птица уйдет безнаказанно? Борьба эта невольно передается от животного человеку и её можно только прочувствовать. Анонс тем только дорог, что он характеризует высшее интеллигентное развитие собаки и полнейшую сознательность, её назначения, власть разума над страстью. Он может проявляться только самостоятельно и передаться наследственно, как всякая способность. Искусственно его нельзя привить, это будет только пустая штука, и если бы устроители гатчинских состязаний хотя бы раз видели что-либо подобное анонсу «Макбета», они несомненно выбросили бы из программы требований своих испытаний свой анонс по заказу, эту пародию, этот вбитый плетью фокус, о котором так много и так зря кричат.
Когда я подошел к стойке «Макбета», я не мог поднять ружья: я слишком переполнен был передавшимися мне от собаки чувствами, и руки не слушались. Фёдоров убил одну куропатку из поднявшегося выводка, чтобы доставить удовольствие «Макбету», как он и сам сказал. Я тоже впоследствии придерживался этого правила, но не всегда успешно.
Я сказал, что анонс передается наследственно. Через два года я натаскивал своего «Боба», сына «Макбета». Собака работала уже хорошо, сознательно и правильно, но иногда увлекалась своей работой через меру и переставала слушаться. Мы были в болоте, и я несколько раз посылал собаку в левую сторону, к кустам; она всё гнула вправо. Наконец, она не послушалась моего свистка и стала все дальше забирать вправо, все больше увлекаясь. Я замолчал, сел на пень и стал наблюдать. Собака уходит всё дальше, мало мною интересуясь. Наконец, вижу — вдали, в низине, прихватил и тянет и, наконец, стал. Сижу и не подаю признака. Долго он стоял, потом сел; в нём, видимо, совершалась борьба: то вперёд и. уставится к этой птице, которая так манит его, то подолгу оглядывается назад, очевидно, поджидая меня. Наконец, убедившись, что меня не будет, он надумал: тихо-тихо стал пятиться назад, останавливаясь и постоянно оглядываясь на соблазнительную птицу; потом, сразу решившись, он повернулся и, сначала тихо, затем все быстрей, наконец со всех ног, понёсся ко мне, к тому месту, где оставил меня. Я все время хорошо видел каждое его движение, жил эти минуты его жизнью и, когда собака ко мне прикатила, пришёл в такую безумную радость, что, как не сдерживался, не мог овладеть собою и промазал бекаса, — словом, доказал, что я ниже своей собаки. Н. Н. Козлов, много лет бывший вице-председателем Московского Общества Охоты, был охотник очень опытный и страстный. Выйдя в отставку, он поселился на отдых в глухой местности Ярославской губернии, обильной дичью, и жил только для охоты. Посредственность его не могла удовлетворить, и он часто говорил, что он бы пропал без своего «Мальчика», что ему не приходилось видеть собаки, столь одарённой, с громадной сообразительностью, необыкновенным уменьем приспосабливаться и пользоваться обстоятельствами. Мальчик был необыкновенная по добычливости собака. Выносливости его была безмерная, и во всякую погоду. H. Н. Козлов предлагал в Москве большое пари на состязание с его «Мальчиком» по добычливости и крепости; условия должны были быть такие: ходить неделю, среди лета, хотя бы в самое жаркое время, лишь была бы вода, в незнакомой местности, по любой дичи; победит тот, кто больше найдёт и убьёт за неделю. Пари не было принято, но я ему нисколько не удивлялся. У меня y самого была в то время моя «Липка». Вот что я писал про нее в то время.
”По применимости ирландских сеттеров к нашей охоте вряд ли и существует в настоящее время другая английская порода, которая имела бы в этом отношении преимущество перед ними. Одаренные огромным запасом страсти, лёгким и широким поиском и первоклассным чутьём, красные сеттера с успехом соперничают с пойнтерами в чисто болотной и полевой охоте в открытых и просторных местах, и в то же время являются одними из лучших работников по лесной дичи и в крепких местах. Замечательный ум и интеллигентность их дают им возможность необыкновенно легко осваиваться с самыми разнообразными условиями охоты и быстро к ним применяться. Побуждаемые не приказанием, a собственной сообразительностью, они сразу изменяет в лесу и крепи свой страстный, широкий поиск, на осторожный и более задержанный, быстро усваивают себе приёмы и характер сторожкой и строгой лесной птицы и умно, и ловко к ней применяются. Мягкие по характеру, смышленые и покорные по природе, ирландские сеттера натаскиваются с необыкновенной быстротой и лёгкостью, чуть ли не с первого раза принмаясь за правильную работу, почти не требуя подготовительной дрессировки5. Многие из них обладают природным анонсом, передаваемым из рода в род, — лучшее доказательство их ума и способностей. Несомненно, что великие дарования этой породы во многом объясняются тем обстоятельством, что красные сеттера, с самого начала их появления в России, находятся в руках полевых охотников, из поколения в поколение натаскиваются и практикуются в поле. В этом отношении они счастливее английских сеттеров, сделавшихся достоянием наших питомников.
«Внешнее сравнение ирландца с богатырским складом лаверака невольно отдает преимущество последнему в смысле способности к прочной и долгой работе. Но сколько раз приходилось мне, выхаживая с зари до зари длинные июльские дни, по целым неделям, без передышек, с небольшой и на взгляд несильной ирландской сукой. в упоении ненасытной охотничьей страсти, доводить себя до полного истощения и, совершенно не замечая каких-нибудь признаков усталости в собаке, задаваться мыслью: верны ли все наши судейские выставочные заключения o выносливости и прочности собаки по её внешнему осмотру и в толщине ли костей заключается та сила, которая дает ей возможность не замечать и не чувствовать, усталости. И сколько толстокостых, широких и ребристых собак, которые и десятой доли не сделают того, что сделает эта легкая и почти высохшая сучка. Не тот ли это самый священный огонь страсти, который и нас самих заставляет не чувствовать устал, не спать, не есть и выхаживать сотни вёрст в. душной атмосфере моховых болот и летнего солнца? Внешний осмотр животного не дает представления о содержимом внешней оболочки, a размер работы, которая доставляется животным, главным образом зависит от этого содержимого. Всем известно, что y породистых животных сердце больше, артерии просторнее и нервная система развита совершеннее. Несомненно одно: усиленная трата жизненных сил влияет на быстрое сгорание организма; ирландские сеттера, и особенно выдающиеся работники, недолговечны.
«При усилеленной трате жизненных сил во время работы, ирландец не может обойтись без воды. Вода для него нужнее, чем для всякой другой собаки, не напрягающей до такой степени свой организм, без неё он задохнулся бы от слишком сгустившейся крови. Часто во время летних засух, когда вода пересыхает даже в значительных вместилищах, и безбрежных высохших мхах, в самый пыл работы он вдруг оборвёт свой поиск, бросив короткий, выразительный взгляд на хозяина, и стрелой унесется в пространство; тонкое чутьё донесло до него запах воды, часто на огромные расстояния. Не торопите его, сядьте и терпеливо дождитесь его возвращения или подвигайтесь потихоньку по направлению куда он скрылся, — вы застанете его в каком-нибудь заглохшем прудке или на пересыхающей яме. Досыта напившись в несколько приёмов, накупавшись и полежав в живительной влаге, он отойдет, нервы поуспокоятся, сердце и мозг станут работать ровнее, и он с новою энергией и возродившимися силами примется за прерванную работу.
«Вне работы и охоты ирландские сеттера отличаются своим спокойствием и даже, часто, индифферентностью ко всему окружающему. Как будто весь мир для них сводится к охоте. Поэтому в доме и комнатах это самые приятные и спокойные собаки. В течение долгой зимы они склоны к ожирению. Переход от зимней лежки к кипучей их работе очень резок; ни одна подружейная собака не требует такой тщательной тренировки и подготовки к работе, как ирландский сеттер, a взятые прямо с лежки в работу, с заплывшими жиром внутренними органами, они не показывают чутья и иногда сразу разбиваются. Так испорчено немало красных сеттеров.
Один помёт я взял от своей «Липки» a «Мальчика» г-на Козлова. Было три щенка, из которых один был мною подарен Г. Г. Языкову, кличкой «Фак». Он вышел очень похож по внешности на своего деда, песковского «Фака», и замечательный лесной работник. Остальных двух щенков я потерял из вида.
«Шот» A. С. Степанова.
Был выписан от Гаукса Л. М. Песковым a по кровям близок «Факу». К сожалению, родословная его затеряна, и я не могу ее привести здесь. Несомненно, её можно получить от заводчика.
Я никогда не видал «Шота», который был увезён куда-то в Пушкино, где и прожил всю жизнь. Знаю, что по типу он принадлежал к золотисто-красным сеттерам. От него было два помёта, по одному от каждой из сестер: «Мисс-Бель» и «Дарки» (Гамсона). Из детей «Мисс-Бель» известен «Ник», подаренный Песковым в Петербург E. Е. Мюссару, очень красивый, элегантный, но несильный на вид кобель, очень способный работник, но скоро погибший, и брат его, подаренный Де-Юнкеру, неудачный по себе. На полевых испытаниях в Гатчине, в то время только начинавшихся, «Ник» обратил на себя внимание петербургских любителей эффектной и умной работой и был награжден одной из старших наград. От «Дарки» родилась моя «Липка» и кобель (не помню кличку), принадлежавший Н. Г. Бунину. Маститый охотник остался, по-видимому, доволен этой собакой. Он печатно послал через посредство журнала мне свой охотничий привет и поделился тем удовольствием, которое он получил от своего ирландца. Я рад был услышать это слово удовольствия от почтеннейшего Николая Григорьевича. В таких авторитетных руках ирландцы не пропадают.
Вообще, судя по потомству «Шота», это был превосходный производитель полевых собак. и очень жаль, что от него было взято в свое время слишком мало пометов.
«Конемара».
«Конемара» был выписан в Москву от Джильтрапа, секретаря Клуба ирландского сеттера, в Дублине, вскоре после выписки «Уйды» и «Фака». Я видел его только раз на выставке. Это был красивый, рослый кобель, яркого окраса, по типу вполне принадлежавший к разновидности крово-красных сеттеров, с длинной, помнится, немного горбоносой головой. Он был высоко оценен и премирован в Англии и несомненно должен был y нас представлять большой интерес. К сожалению, он почти не оставил потомства: его владелец Ф. В. Геслин увёз его к себе в имение, довольно далеко от станции Подсолнечной, и там он прожил почти всю жизнь, наплодив множество полукровных собак от самых разнообразных сук. На лосиной охоте близ Воскресенска, в имении г-на Рукина, я видел y Ф. И. Рыбникова, управляющего имением, сына «Конемары», по отзывам владельца, великолепного полевого работника, но, несомненно, непородного, хотя все-таки сила крови ещё в нём резко сказалась. Уже старый «Конемара» был куплен и привезен в Москву тем же Песковым. Повязаны были с ним две суки, из которых «Альма» C. П. Меча дала кобеля «Каптена», кажется, тоже оставшегося без дальнейшего потомства, a от «Мисс-Нели» остались две дочери: «Юно» H. А. Цыплакова и «Дарки II» А. Я. Пегова. «Юно» щенилась от «Рока» Р. И. Прове, но кажется, весь помёт погиб, и вскоре затем околела. «Дарки II»,к несчастью, повязалась 8-ми месяцев, отчего сильно задержалась в развитии. Она была натаскана в поле, но затем заброшена и с нею не охотились вовсе. Тем не менее она единственная из детей «Конемары» имела значение, так как оставила несколько помётов от «Гленкара» и один помёт, уже в старости, от его сына, моего «Рыжика». До старости она была главной производительницей в питомнике y A. Я. Пегова. Из числа её детей от «Гленкара» назову следующих: «Чифа» А. Я. Пегова, награжденного несколькими первыми призами на выставках, рослого, прекрасного кобеля, золотистого окраса, по типу вполне отвечающего старым золотисто-красным ирландцам. Костистый с прекрасной головой, живой и энергичный «Чиф», отличного характера в молодости и с хорошими полевыми задатками, с замечательно дальним чутьём, к сожалению, совсем был забит и испорчен в натаске; был заброшен и держался только для выставок. Чудесная собака, пропавшая совсем даром и для людей, и для потомства. Его брат из другого помёта «Денди-Гленкар» A. А. Шевалдышева, рослый с богатой костью кобель с великолепной головой (по голове это лучший из сыновей «Гленкара» с моим непобедимым «Рыжиком» в том числе), старого типа с узким черепом, отличным переломом и красиво очерченной мордой. «Денди-Гленкар» получил две золотых медали на выставках, в том числе на юбилейной по присуждению Сольтора. Рэпер его проглядел на 1-й выставке Московского Общества Охоты, как он вообще «проглядел» немало собак. «Денди» великолепно, ярко окрашен и много работает в поле y своего владельца, который живёт лето в богатых дичью местах и много охотился. Единственный недостаток «Денди»— это немного высокий зад, мало имеющий значения для кобеля, и, по-моему, это сейчас один из лучших наших производителей, на которого обращено недостаточное внимание. Я считаю его много выше «Чифа» как производителя для породы. «Рекс» H. А. Цыплакова, однопометник «Чифа», хуже других по себе, особенно головой, по полевой и рослый, очень робкий и заколоченный тем же пеговским егерем Сергеем.
«Китти» А. Я. Пегова, их сестра, — недурная сука. порядочно окрашенная, с посредственной головой, давшая несколько помётов в питомник. У прежнего владельца, говорят. ходила в поле, но затем всю жизнь только щенилась.
Все эти собаки, как дети лучшего из наших производителей, «Гленкара», должны бы быть помещены в описание его потомства. Я помянул о них здесь только для того, чтобы указать собак, в которых течет кровь «Конемары». Нет сомнения, что главные свои достоинства они получили от отца, но и дед по матери, несомненно, имел известное значение.
«Керри»
«Керри» был выписан от О” Келлагана Р. И. Прове в 1889 г. Он попал в Москву в такое время, когда дальше вести породу было невозможно: «Уйда» и «Фак» сошли со сцены, оставались их дети, братья и сестры, «Шот» и «Конемара» оставили Москве каждый по одной суке. Этим объясняется, почему с «Керри» было повязано так много сук; почти все бывшие в наличности суки не избегли этой участи. До какой степени необходим был производитель, видно из того, что многие не стеснялись и вязали без устали сестер с братьями; даже создали какую-то систему этих вязок. Вот, например, родословная известного по полевым испытаниям «Мака» г-на Буассонада.
Отмечу, что «Мак» был бесплоден и не дал ни одного щенка, хотя с ним ставили разных сук. Такая же судьба постигла и ирландцев r-на Гамсона.
Hе боясь, обвинения в пристрастии, я должен объявить, что с самого начала просто возненавидел -Керри», несмотря на то, что он был очень недурен по себе, с элегантной головой, очень эффектной яркой масти, не крупный, но складный: и возненавидел его только за его шалые, бессмысленные глаза. «Керри» оказался бесчут и глуп и дал после себя такое же глупое потомство. Сын его «Кребс» А. Ф. Фёдорова был истым мучителем своего владельца в поле и дома, где гонялся целые дни за бегающими тенями и «зайчиками». Фёдоров хотел переупрямить свою собаку и достиг только того, что ускорил этим собственную смерть. После него «Кребс» перешел к св. кн. Д. Б. Голицыну, который подарил его своему бывшему егерю Цапакину. Цапакин жил и по сие время живет в Рыбинске, берет в натаску собак, которых он охотно натаскивает по два года, и расплодил от этих собак и своего «Кребса» обильное потомство. Я видел на охоте на Мологе представителей этого потомства, которых сразу узнал, как детей «Керри». Скрепя сердце, по настоянию своего больного друга, и я повязал свою «Липку» с фёдоровским «Кребсом». Ощенилось 9 щенков, которые разбрелись по разным концам света. Один из них попал в Киев («Липка II» проф. Миркова), a другой, подаренный генералу фон-дер-Лаушицу, и пропавший y него, почти каждый год появляется на выставках под различными указаниями происхождения («Фокс» г-на Базанова). Остальных не знаю, да и не жаль. Удивительно вообще, куда девалось все обильное потомство «Керри»? Все оно за какой-нибудь десяток лет как в воду кануло. Даже в выставочных родословных почти никогда не встречаешь его имени. Должно быть, такова уж участь идиотам!
Доктор Сольтер на вопрос о полевых качествах келлагановских сеттеров ответил мне, что, по его мнению, в них скрыты полевые достоинства, что происходит оттого, что они в течение нескольких поколений разводились только для выставок, не натаскивались и на полевых испытаниях не участвовали, что, благодаря этому, можно вырастить несколько неудачных щенков, но что попадаются в числе их и несомненно способные работники, что ему приходилось таких встречать, и, даже очень хороших полевых. Поверить этому весьма возможно, и наши выписки келлагановских собак даже подтверждают это мнение.
Р. И. Прове после выписки «Керри» был сам y О’Келлагана и привёз от него пять собак, именно: суку «Глендор», купленную А. Я. Пеговым и вскоре проданную в провинцию, так что от неё в Москве потомства не осталось; кобеля «Бентри» г-на Козлова, прямо ушедшего из Москвы, но повязанного с «Мовиль», от которой и был помёт («Итларь-Граус» Р. И. Прове); суку «Эриф» А. Д. Катуар де-Бионкура, и двух щенков-однопомётников «Рока» и «Мовиль», рожденных y Келлагана от брата и сeстры. Три последние собаки оставили потомство, почему о них следует сказать отдельно.
«Эриф»
Пришла в Москву «Эриф» молодой сукой, только что перегодовавшей и ненатасканной. По себе она была довольно складна, с очень выразительной головой старого красивого типа, золотистого окраса, хорошего роста. Недостаток её заключался, на мой взгляд, в слишком высоком постанове на ногах и недостаточном ребре. Она повязана была с моим «Бобом», страдавшим той же высоконогостью, и дала 7 щенков, из которых я взял пару и подарил 1 сучку П. Н. Белоусову и кобелька — художнику В. К. Маковскому. Обе эти собаки живы и теперь, одна в Москве, другая в Петербурге. Говорят, сука хорошо ходит. Что сталось с остальными щенками, — не знаю; кажется, их не существует. «Эриф» после первого помета вскоре околела.
«Рок» и «Мовиль».
«Рок» по себе был некрупный, по отлично сложенный кобель, с хорошими линиями, яркой, эффектной окраски. Его портила безобразная голова, сырая и обрюзглая. Он оказался с высокими полевыми достоинствами, необыкновенно страстный, с громадным и, ходом и превосходным чутьём, которые он показал на московских испытаниях. К сожалению, близкое кровосмешение не могло остаться без последствий. «Рок» был очень болезнен, тяжело чумел, потерял чутьё, окривел и скоро угас. Он два раза был вязан с моей «Липкой» и оставил от неё два отличных помёта, к слову оказать, не передав ни одному из своих детей своей безобразной сырой головы. У меня остался его сын «Ник». Великолепная сука, дочь «Рока» подарена была мною Омскому Обществу Охоты. Другая дочь была y Пескова, превосходно работала, но скоро пала. Сестра «Рока «Мовиль» оказалась долговечнее. Она переменила несколько хозяев (А. Я. Пегова, В. А. Саутама, С. С. Шибаева) и дала несколько помётов. По себе она была элегантна, но жидка. Между прочим, она была повязана раз c «Гленкаром» и дала из этого помёта превосходную полевую суку «Кармен» Ф. В. Дёмина.
Чтобы не возвращаться больше к «Кармен», скажу, что она была повязана в первый раз с моим уже старым «Бобом», («Нелли» Л. Ф. Пло, поставленная Сержентсоном первой сукой 2-й выставки Московского Общества Охоты, из этого помёта). Последующие разы она вязалась с «Падди» Н. И. Хрущова.
«Юнг-Фриско» д-ра П. М. Попова.
Громадного роста и несколько странного вида кобель, тусклой масти, выписанный при распродаже питомника принца Сольмса и подкупивший своей высокой родословной, «Юнг-Фриско» пришёл в один год с «Керри», и в своё время я сильно пропагандировал повязку с ним наших сук. Попробовать действительно не мешало, но проба не оказалась удачной. С ним были повязаны две суки, дочери «Уйды» и «Фака»: «Уйда II» A. А. Кемпе и «Милушка» A. В. Вишневского, и собаки из этих помётов и сейчас есть в Москве. Лично я по этим детям «Фриско» и его внукам пришёл к заключению, что родословная «Фриско» фальшивая, что он не может быть кровной собакой. В числе его детей половина родилась прямо дворными, страшного роста, с ужасными головами догов, хвостами, затянутыми в кольцо, и тусклой пёсиковатой шерстью. Некоторые из них, разумеется, работали, но для меня имя «Юнг-Фриско» в родословной собаки служит признаком её беспородности. Сам «Юнг-Фриско» был не полевой и страшно зол. Он был куплен в Петербург и попал производителем в питомник покойного A. М. Чичагова, где, к сожалению, перегадил собою хорошие крови («Лорелей» – дочь «Уйды II» Кемпе и «Фриско»).
Из числа внуков «Фриско», в которых течёт уже только V, его крови, некоторые выходили и по себе недурны («Рак» A.A. Кемпе), хотя все-таки, по-моему, с первого взгляда обличают свое некровное происхождение.
«Дизард»
В Петербург были выписаны от О’Келлагана в то же время две собаки: по внешности «Дизард» представлял великолепного сеттера, крупного роста, богатырски, просторно и крепко сложенного, видного и нарядного, с превосходной головой лучших келлагановских собак; без малейшего упрека в складе, он являлся точным портретом знаменитого чампиона «Фингала» , однопомётника его отца «Шандона». Голова его довольно широкая черепом, с несколько закругленной мордой, как y всех келлагановских собак, не обладала той сжатостью и удлинённостью и совершенно лишена была той горбоносости, которая стала входить в моду и провозглашаться многими, как требование нового «современного» типа ирландца. Это обстоятельство послужило яблоком раздора между петербургскими и московскими любителями и дало повод первым признать «Дизарда» нетипичным ирландцем, a лишь великолепным сеттером, одетым в красную шерсть. Впрочем, он и по масти был только золотисто-красный. В России он получил несколько золотых медалей и звание чампиона. В Англии он тоже был высоко награждён. К сожалению, ничего неизвестно о его полевых качествах; он, кажется, не был натаскан. Потомства он тоже почти и не оставил, исключая чуть ли не единственный6 помет от «Кильф-Норы». Одна из сук этого помета «Джаконда» гр. Воронцова-Дашкова была награждена на одной из петербургских выставок высшей наградой — золотой медалью. «Кильф-Нору» я видел, она была y меня в Москве, но хорошенько не помню и описать не могу. Во всяком случае, это была незначительная сука. Ее вязали один раз с «Макбетом», и был помёт, но каков он был и что из него сталось, — не знаю. Во всяком случае, от этих собак мало что осталось, на петербургских выставках совсем не видно их потомства. Подробной родословной «Кильф-Норы» я тоже не имею.
«Айриш-Нора» и «Юнг-Россмор»
Обе собаки были выписаны в Москву единовременно A. А. Катуаром (в то время, впоследствии — де-Бионкуром), первая – от О’Келлагана, второй—от Эллиса. Они обе выставлены были в Москве и получили по золотой медали. Рассчитывать на получение щенка от этих собак было трудно: владелец объявил, что ни одного щенка не уступит иначе как за плату, даже для родного брата, и назначил цену за будущего щенка 700 рублей. Расчеты эти не оправдались: «Юнг-Россмор» оказался кастрированным уколами, что было установлено ветеринаром Никольским, и отправился в Париж охотиться со своим хозяином на кроликов. Поэтому я и не описываю эту прекрасную по себе собаку и не даю её родословной. «Аириш-Нора» несколько раз вязалась без последствий с «Россмором» и осталась в Москве. Это была по виду очень интересная сука, прекрасного роста, с великолепным корпусом и чудным постановом ног, сравнительно светло окрашенная, золотистой масти. Голова её была некрасива, острорыла и горбоноса, но по складу она обещала быть отличной производительницей для типичного кровного кобеля. Лучшую суку для бывшего тогда уже y нас «Гленкара» трудно было бы подыскать. Её и вязали один раз с ним, но весь помёт почему-то погиб. «Айриш-Нора» всё время жила в Одинцове на руках y Грибоедова, человека г-на Катуара, который с ней все время охотился. Следовательно, она была полевая. Она прожила довольно долго, несколько лет, не дав ни одного щенка. Наконец, уже совсем старой привёл её ко мне Грибоедов с просьбой повязать. Я решил повязать её с «Макбетом», в то время уже тоже развалиной, жившим на покое после смерти Фёдорова. «Вы делаете необыкновенные глупости» – писал мне по этому поводу Песков, – «От таких стариков ничего не может быть кроме мерзости, и Вы портите породу». Тем не менее, «Нора» ощенилась от «Макбета» семью щенками. Я получил из них пару сук, при чем одну из них уже 8-месячной подарил Д. Г. Языкову, по кличке «Кэт». Эта «Кэт» получила впоследствии на юбилейной выставке y Сольтера вторую золотую медаль. В поле она была испорчена владельцем, хотя несомненно собака способная, в чем я убедился. Ум её, между прочим, может освидетельствоваться тем, что она, живя в Москве, приобрела привычку каждый вечер уходить из дому, таскаться целую ночь по Москве и возвращаться утром ежедневно домой, при чем ни разу не могла быть украдена. Она цела и сейчас. Ея сестра, оставшаяся y меня, «Мисс», — великолепно сложенная сука, с громадной подпругой, среднего, скорее небольшого роста, золотистой масти, с красивой головой старого типа, необыкновенно умная и страстная собака.
Она обладала огромным чутьем и превосходно работала в поле. По грациозности и эффектной страстности это была кошка, a не собака. Hо по третьему полю злая чума лишила её почти совсем чутья, наделив хроническим, постоянно повторяющимся насморком. Значение её осталось только как производительницы. Она имеет две вторых золотых медали— y Сольтера и Рэпера. Остальные пять щенков этого помета, оставшиеся y владельца «Норы», все погибли.
«Гленкар»
«Гленкар»[1] был выписан с завода Гаукса А. Я. Пеговыми, которому он и принадлежал до конца жизни. Это была удивительно удачная выписка, объяснявшаяся только тем, что «Гленкара» считали ошибочно больным. Этим же объясняется и необыкновенная дешевизна «Гленкара» по цене; он обошёлся в Москве в 480 р. Несомненно, что это был лучший из всех производителей ирландского сеттера, полученных в Россию, и вряд ли скоро повторится такой счастливый случай. «Гленкар» был великолепен, прямо безукоризнен по себе. При отличном росте он соединял в себе богатырское сложение с красотою форм. Грудь, колодка, плечи и ноги безукоризненные. Из всех выписанных ирландцев он отличался приземистой постановкой на ногах, столь типичной для сеттера. Голова его, сильно сжатая с боков, выделялась сильно удлинённой, немного горбоносой мордой и далеко задавшимся назад затылком. Одет и окрашен был превосходно. Он был натаскан в России и выступал на полевых испытаниях, где показал хорошие дарования. Впрочем, потом с ним почти не охотились. Это был несомненно лучший обновитель крови наших ирландских сеттеров, какого можно было себе только представить как по типу, так особенно по богатому своему костяку, ибо наши ирландцы уже сильно начинали страдать бедностью кости. И, действительно, дети «Гленкара» резко выделились, особенно на выставках. Кроме ранее описанных детей его от «Дарки II» («Чифа», «Денди-Гленкара», «Река» и«Кетти» ) и дочери от «Мовиль», дёминской «Кармен», должны быть упомянуты ещё следующие:
1) сука «Кэт» A. С. Хренова, родившаяся y Пегова от выписной «Керри-Кэт» и попавшая в Петербург. «Кэт» известна по нескольким выставкам. где она получила высшие награды, и по петербургским испытаниям, где она взяла два вторых приза.
Это замечательно рослая и видная, очень типичная сука; её недостатки — плохие лапы и слабая спина. Как производительница, «Кэт» вряд ли очень надежна[2].
2) От той же «Керри-Кэт» сука «Лэди», попавшая производительницей в питомник A. М. Чичагова.
3) Их полный брат «Ольд-Ник II», того же Чичагова.
4) Тоже полный брат «Бой», г-на Буренина.
Этот «Бой», удивительная по красоте сложению собака. Я видел его в Петербурге на выставке Общества Любителей породистых собак, где он конкурировал с моим «Рыжиком», и, хотя Сольтер отдал преимущество «Рыжику», поставив «Боя» вторым, должен признаться, что если бы судьей был я, то я отдал бы предпочтение «Бою»: так понравилась мне эта блестящая собака. Впрочем, и Сольтер отозвался в отчёте, что «Бой» бьёт «Рыжика» своей замечательной подпругой. Замечательно, что все дети «Гленкара» от «Керри-Кэт» оказались в Петербурге, и в Москве не осталось ни одного[3].
Во время жизни «Гленкара» y меня лично долгое время не было подходящих сук для вязки с ним. Когда подошла по возрасту моя «Мисс», в первую же вязку я поставил её с «Гленкаром». Она ощенила единственного[4] щенка-кобеля, которому суждено было впоследствии побить всех своих собратьев… и на трёх выставках Москвы и Петербурга всеми приезжими англичанами, поставленного на первое место.
На испытания я не мог вывести своего «Рыжика»: я сам испортил его дрессировкой, вкоренив ещё щенком слишком тугую и порочную подводку к птице и мертвую стойку в болоте. Но он постоянно и много работал y меня под ружьём, по лесной дичи, чутьист, опытен умён и с хорошим ходом; в лесу это отличная рабочая собака.
Разумеется, я надеялся я на дальнейшие пометы от «Гленкара» и своей «Мисс», но, к моему глубокому прискорбию, «Гленкару» проломили дверью ребро, я он издох. Все-таки скажу, этим производителем надо было воспользоваться больше; по крайней мере, будем ценить, как производителей, его детей.
[1] Родословная «Гленкара» была вначале сообщена неверно и исправлена уже впоследствии по книгам английского Кеннель-Клуба, о чём было напечатано в русских охотничьих журналах.
[2] Моё личное мнение. — K. М.
[3] С «Гленкаром» была повязана также «Роза» (дочь «Уйды» и «Фака») А. Ф. Фиргуфа. Из этого помёта встречается его сука «Дива» в родословных. — Авт.
[4] Отмечу, что она ощенилась на 74-й день после второй вязки, то есть переносила 11 дней. Мне приходилось наблюдать перенос y сук при малых помётах, но подобный случаи видел только единственный раз. — K. М.
- В моих описаниях ирландских сеттеров я называл раньше эту разновидность «ирландцами нового типа» (по Megnieи, le type moderne). Авт. ↩︎
- Единственная собака, попавшая в Россию из питомника Мильнера, из которого вообще очень трудно добыть собак, — это «Падди» Н. И. Хрущова. Впрочем, «Падди» не совсем характеризовал собою разновидность «нового типа» «крово-красного» сеттера, особенно по голове, довольно широкой, с приподнятым ухом и кругловатой мордой.— Авт. ↩︎
- В моих описаниях — ирландцы «старого типа».— Авт. ↩︎
- От Гауксса было выписано в Россию много хороших сеттеров. Первая собака, выписанная от него, «Фак» A. М. Пескова, вполне подходила под это описание. На выставке Московского Общества Охоты Сольтер выделил внучку «Фака» – «Мисс» C.Н. Мошниной как Самую типичную представительницу золотисто-красных сеттеров, особенно по характерной голове. Последние выписки от Гаукса в Россию не были так типичны и понятно отчего: в них уже вошла кровь «модных» «крово-красных» сеттеров.— Авт. ↩︎
- Это совершенно верно. Замечу только, что сознательность работы обыкновенно проявляется y сеттера сравнительно медленно, не ранее второго и третьего года. Первое поле всякий сеттер работает как щенок, и в этом периоде пойнтера имеют преимущество. Натаскать сеттера легко, но окончательно поставить в июле несравненно труднее и дольше, чем пойнтера. Он слишком много думает над своей работой. Зато испортить раз поставленного почти невозможно. Каис пример приведу двух сеттеров, известных по полевым испытаниям: «Мака» Л. Л. Буассонада и «Кармен» Ф. В. Демина. Оба они начинали каждый свой сезон тем, что по неделям давили уток в Конобееве и вообще подвергались всяким опытам. а за несколько дней до испытаний присылались к Павлу с ряжением записать на Фёдоровский приз. – Авт. ↩︎
- Имелся ещё помет от «Дианы» г-на Чижевского, суки некровной по матери. — Авт. ↩︎