“Природа и Охота” 1891.3
Константин Мощнин
Кому не известно, что главное побудительное начало к разведению наших подружейных собак есть господствующая мода. Стоит бросить взгляд только на время существования наших выставок, чтобы убедиться, что это действительно так. Я помню, как на первой нашей выставке появились первые два гордона. Это была новинка и они получили по высшей награде, хотя один из них был гордон только по фамилии, ибо был ублюдок. Года через три после этого, гордонов на выставке было шесть и все поголовно были награждены. Теперь гордоны всех возможных форм и видов лают чуть не из под каждой подворотни, и порядочных на выставках не появляется вовсе. Нет сомнения, что через несколько лет гордоны у нас если и останутся, то разве только в провинции, куда более модные собаки так скоро не попадут. Ещё так недавно у нас было так много хороших английских сеттеров, особенно белых и желто-пегих, прекрасных и по себе и по работе. Где они, и много-ли у нас их теперь? Мода уничтожила и их. Обыкновенно говорят, что это логичное последствие прогресса, что худшие породы заменяются лучшими и тем обречены на вымирание.
Но если мы более холодно и критически отнесемся к своим вкусам и взглядам, признаем ли мы по совести непреложность этого взгляда? Да и если проследить внимательно историю возникновения наших собачьих мод, то несостоятельность этого положения обнаруживается вполне.
Мы обыкновенно начинаем обзаводиться новомодными собаками и в тоже время уничтожать своих, ещё вовсе не убеждённые в достоинствах и преимуществах новых собак.
Другое объяснение нашего непостоянства часто приводится в том факте, что иноземные породы будто бы быстро в нашем климате вырождаются.
Что климат и местные условия имеют известное влияние на всякую породу животных — несомненно. Но влияние и климата и местных условий выражается в том смысле, что вызывает приспособление животного и к климатическим условиям. Другими словами, если эти причины и вызовут некоторые изменения породы, то только в смысле благоприятном, т. е. вызовут изменения для нас выгодные. Если сравнительная суровость климата заставит собаку более густо одеться и окрепнуть, то эта более густая шерсть и большая крепость сложки выгодны для нас тем, что сделают собаку менее изнеженной. Если постоянное упражнение в охоте повлияет на собаку, то повлияет в том смысле, что от постоянных упражнений разовьются её мускулы, разовьется её чутье, и тем самым она сделается для охоты более пригодной.
Отчего же у нас породы исчезают?
Оттого, что все фарисейские учения о вырождении у нас пород, о порче их нашей охотой, о необходимости их „освежения“ привозимыми из Англии собаками, суть ничто иное, как реклама о продаже английских собак, пропаганда их в России.
Причина вымирания наших пород лежит в нас самих, в нашем непостоянстве, в том, что мы не умеем ценить то, что в данный момент имеем. Мы, очертя голову, бросаемся на новинку, забываем все что, имеем, и стараемся только о том, чтобы поскорее и побольше накупить собак этой новинки Подбора производителей при этом не существует, будь они сами хоть никуда негодны, лишь бы принадлежали к этой новой породе. Щенков мы воспитываем всех по 8 — 10 в помёте под одной сукой, не заботясь о том, что из них может один выйдет терпимый. Поскорее только и побольше этих собак, пока не прошла на них мода и пока можно подороже продать этих щенков! Родство производителей нас нисколько не затрудняет и мы смело вяжем между собой однопомётников. Один удачный щенок в помёте нас вполне удовлетворяет. А неудачные? Неудачные нас не беспокоят, ибо мы их успели сбыть; но они делают своё дело. Они накопляются всё в большем и большем количестве и, наконец, приглядевшись нашему глазу, прискучивают нам и мы бросаемся за другой породой.
Каждый плохой оставленный и выращенный щенок данной породы служит к дискредитированию и уничтожению этой породы — это истина, в которой нельзя сомневаться.
Теперь у нас мода на лавераков и каждый лаверак щедро награждается на наших выставках, будь это такая мерзость по себе, на которую мы и не взглянем, если встретим на улице. Лавераками теперь заводятся все, хотя мы и не знаем их полевых достоинств, а люди, разводящие их в питомниках, заявляют их собаками двадцатого столетия. Лавераками торгуют собачники на рынках. Сомневаться нельзя, что это корень их уничтожения; слишком за них рьяно принялись и к 20-му столетию их у нас, наверно, не будет.
Хотя и не в такой, но в моде у нас и ирландцы, и об этом я очень сожалею, ибо это мои фавориты, а я знаю, что и их постигнет та жe участь.
Уничтожить моду на них я не в силах, а содействовать возможно долгому их процветанию очень бы желал. Этим искренним желанием и объясняется причина этой заметки.
Процветание их может быть обеспечено двумя путями.
1) Тем, что они распространятся в провинции, и
2) тем, что их правильно будут вести в Москве. Первое легко выполнимо, ибо ирландец в настоящее время одна из наиболее одаренных полевыми достоинствами и наиболее применимых в поле собак. Спрос на таких собак будет всегда, если только этот спрос будет разумно удовлетворяться, т. е., если направление, при ведении породы ирландцев, будет состоять в удовлетворении вкуса русских охотников, а не вкуса английских фильд-трияльсовых судей.
Поэтому оговорюсь тут же: если же российские спортсмены, поклонники этого последнего вкуса, набросятся на меня целой бурей и, в доказательство своей правоты, приведут целый список английских имен и неудобопроизносимых кличек, ответа они от меня не получат. Их интересы мне чужды и их взгляды и увлечения меня не занимают.
Любовь к ирландцам у нас в Москве возобновилась вновь с выпиской двух собак: „Фака“ А. М. Пескова и „Уйды“ А. Ф. Фёдорова.
По поводу выписки этих двух собак мне припоминаются слова одного очень серьезного и дельного охотника:
„В выписке Уйды и Фака Москве, очевидно, повезло. Что у англичан имеются хорошие собаки, между прочим, и английские сеттера, сомневаться нельзя. Но то, что привозится от них к нам, даже за бешеные деньги, есть поголовный брак; хорошую собаку англичане не выпустят, и нужна особая удача и счастливый случай, чтобы получить что либо порядочное. Москве повезло в ирландцах и их ей нужно особенно ценить“.
Слова истинные. А теперь посмотрим, как мы ценим своих ирланцев.
Уйда и Фак были собаки в сущности однотипные, хотя головы их значительно различались. Уйда имела отличную голову, с выпуклым лбом, довольно глубоким разрезом и отлично очерченной, прямоугольной и довольно выдающейся мордой. Голова Фака была значительно менее красива, морда коротковата и кругла, зарез очень мал и голова имела треугольную форму.
Часто говорят, что Фак и Уйда пополняли друг друга своими достоинствами и что их роскошное потомство объясняется тем, что недостатки одного исправлялись теми же достоинствами другого. Мне думается, что качества детей Фака и Уйды надо объяснить тем, что голова Фака была не в породе, а его индивидуальной особенностью, отчего он эту плохую, некрасивую голову и не передал в потомство. Впрочем и бесследно она не прошла, и некоторые .из его детей унаследовали от него его голову, в большем или меньшем приближении.
Несколько подряд взятых помётов от Уйды и Фака составили, по полю и по себе, славу московских ирландцев и известны у нас под названием Песковских.
Песковские ирландцы обладают все сферическим черепом (выпуклым, если смотреть на собаку спереди), довольно удлиненной мордой, красиво очерченной, прямоугольной формы или немного кругловатой. Линия морды безупречно пряма, без всякого намека на горбоносость. У некоторых эта линия даже чуть чуть подымается к чутью, не в такой безобразной мере, разумеется, но немного напоминая рисунок ирландца Белькруа. Зарез морды тупым углом, но достаточно глубокий, чтобы вы делить линию морды. Линия черепа, если смотреть в профиль, подымается полого и высоко от основания морды до верха лба и, образуя выпуклость, оканчивается прямой линией до затылка, почти параллельной линии морды.
Ноги замечательно правильны и хороши. Между ними, кажется, ни одного нет с плохими ногами. Плечо не прямо и не косо, а то, что называется — в прочном сочленении. Пах короткий и довольно глубокий, но ребра у многих желательно больше.
Присущий большинству недостаток есть бедность кости, что заметно почти у всех.
Одеты со спины немножко голо, обыкновенно прямой, но иногда немного волнистой шерстью, что отчасти маскирует голошёрстость спины. Хвост и гачи зато одеты иногда безобразно густо.
Все „Песковские“ ирландцы — отличные полевые работники, кроме испорченных их хозяевами.
Лучший из кобелей, несомненно, „Макбет“ А. Ф. Фёдорова, превосходный по себе и первоклассный работник, а по уму таких собак ещё и не рождалось. Но и между братьями его много и прекрасных по себе и превосходных работников.
Лучшая сука по-нашему „Дарки“ г. Гамсона и затем сестра её „ Мис-Белль “. Эта последняя все-таки поставлена должна быть на втором месте, несмотря на то, что она росла и очень правильно сложена, за свою вялость и распущенность. Действительно же превосходная голова её окончательно портится безобразно низким ухом.
Это первое поколение. Но что же мы имеем дальше от этих действительно прекрасных собак?
От кобелей мы не имеем ничего, потому что им нет неродственных сук. Лучших из этой линии сук, Дарки и Мисс-Белль, вязали по одному разу с выписным Шоттом г. Степанова и из этих двух помётов осталось, кажется, по одному щенку, да и то из „захудалых“. Затем Дарки вязалась и вяжется неукоснительно все с тем же своим братом-однопомётником; теперь она уже состарилась и не дала ничего. „Белль“, ещё того хуже, вязалась до сих пор чуть не с дворными. Имеется, правда, удачно выдавшийся, прекрасный по себе и по работе, сын Макбета, Том А. В. Вишневского, но для породы он ничего не стоит, ибо рождён от родных брата и сестры.
Уже во втором поколении у нас не имеется ничего. Первоклассные и все лучшие производители сходят со сцены, не оставляя после себя ничего. Если продолжает вестись потомство, то от худших. Мудрёно ли после того, что мы так быстро уничтожаем и теряем породы?
Выписной «Шот» г. Степанова сошёл со сцены, будучи только два раза вязан. Я его не знал, но два его щенка хороши и по себе и по работе.
«Канемар», которого расхваливали его владельцы, прожил у нас много лет и издох, и, кажется, ни разу не вязался ни с кем, кроме как с дворными.
У доктора. П.М. Попова имеется в Москве, уже два года, выписной кобель Юнг-Фриз, собака могучая, отличного роста, ребристая, широкая, на превосходных ногах и с отличной костью и, говорят, с замечательным чутьем. От него никто и не попытался даже взять помёт, никто и не обратился даже с этой естественной просьбой к её владельцу, как он сам нам это передавал, и ежегодно приводится к Юнг-Фризу, с гигиенической целью, сука-дворняга.
Год тому назад появился у нас на выставке выписной «Кэри» г. Прове. Боже, что только делает у нас мода! Надо только видеть, как набросились у нас на этого кобеля… Ещё если бы с ним повязаны были лучшие наши суки, то жадность, с которой у нас набросились на Кэри, можно было бы объяснить желанием воспользоваться новой кровью для освежения. Но в сортировку с Кэри попали далеко не лучшие наши суки и без всякого подбора. Тут, очевидно, играла роль только мода, желание воспользоваться поскорее понравившимся новым кобелём и отвести от него побольше и поскорее дорогих щенят.
Несмотря на значительные недостатки склада Кэри, несмотря на его весьма плохое чутье, которое он показал на испытании, где был окончательно побит Тузом г. Зеленова, вовсе не выдающимся представителем «песковских» ирландцев, несмотря на темное происхождение Кэри, ибо его бабка была куплена из какой-то бочки на собачьем рынке, с Кэри перевязали чуть не поголовно всех имевшихся на лицо пустующих сук, а из полученных помётов растили щенков по десятку под одной матерью. Много ли между ними будет удачных, покажет будущее, а в поле они ещё, разумеется, не были. Можно только уже теперь сказать, что Кери передал большинству из них свои скверные ноги, т. е. заслуга его, как производителя, сказалась тем, что он изгадил ноги наших ирландцев.
На выставке прошлого года Кери подкупал своим бодрым видом, своей энергией; это была очень симпатичная собака. Эту бодрость и энергию он передал своим детям, это несомненно. Но куда девалась эта энергия в самом Кери за этот год? Вероятно, от безобразных вязок, эта бодрая, живая, симпатичная собака превратилась в понурую флегму, сонную, апатичную. Его недостатки от этого как-тостали особенно рельефно выделяться: зад его точно совсем развязан1 с передом; вся собака точно развинченная; ни одной красивой позы, ни одного грациозного движения; все это распущено, все это вяло.
Никто не говорит — было бы очень жаль, если бы Кери пропал у нас, не оставив потомства. В нём все-таки много хороших достоинств, и при подборе хорошей коротковатой и немного брусковатой суки с отличными ногами, при хорошем выборе и разумной выкормке щенков, он мог бы дать хорошее потомство. Если он породист (бабка?!), то он был бы хорошим освежителем крови; если бы его дети были чутьистее его (может быть, что недостаток чутья у него объясняется тем, что он вывоз ной), если бы оказалось, что он не закрепит в своей породе плохих ног и своих недостатков, то он желанный у нас производитель. Но ведь все должно делаться с известным раз бором и рассудком.
На последней выставке было ещё два новых выписных ирландца; это ирландцы г. Катуар.
Собаки г. Катуар представляют совершенно новых, у нас невиданных ирландцев.
Череп этих собак совершенно плоский (если смотреть спереди) и, не имея выпуклости, если смотреть в профиль, образует уступ с мордой. Морда довольно длинная, верхняя линия загибается книзу, т. е. образует горбоносость. При этом морда, как её характерно назвал один из наших приезжих гостей, с подъездом, т. е. от шеи снизу к концу морды имеется скос, образующийся более крутым постановом нижней челюсти и короткостью губ. Глаза и выражение их другое. Плечо значительно косое, постанов задних ног иной, и ноги лучковаты, что все вместе образует так называемый «кошачий склад», введенный у нас с появлением лавераков. Цвет шерсти значительно светлее наших ирландцев и другого оттенка. Полевые их достоинства неизвестны, ибо хотя собаки привезены к нам в начале лета, но в поле их никто не пробовал. Откуда этот новый тип и что это такое? Ирландцы у нас порода не новая и наши старожилы помнят ирландцев привозных к нам в первой половине столетия. Очень подробно расспрашивали мы всех тех из них, которые помнят старых ирландцев и ни один из них подобных не видал. Один из числа их, уважаемый наш московский ветеран охоты, оказывается, до мельчайших подробностей помнит ирландцев, выписанных в сороковых годах «не из тех, которых покупали, а из тех, которых из уважения дарили». Он безусловно заявляет, что череп их всегда был куполообразный, морда удлиненная, прямоугольная и, может быть, только менее кругла, т. е. более тупа, чем у «Песковских». Плечо всегда «в прочном сочленении», т. е. без лягушечьего постанова. Грудь у старых ирландцев была глубже, чем теперь; кость сильнее. На ногах они были несколько выше, особенно на переду; вообще собаки были очень мощны. Одеты были гуще теперешних, шерсть на спине прямая, с пробором посредине, но спина не так голошерста, как у нынешних. Окрас шерсти очень яркий, ярче, чем у всех теперешних, и переходит в темный оттенок на спине. Этот наш известный и старинный ценитель пойнтеров видел «Песковских» ирландцев в поле и все их работы сразу напомнили ему те времена, когда лет на сорок он был помоложе.
Другой московский ветеран, известный знаток и любитель, Е. Е. Леве, выписавший последних ирландцев в Москву в 1848 году, в свое время знаменитостей, признал именно Макбета А. Ф. Фёдорова, как особенно типичного, по-видимому, желая ему только немного более тупой морды (менее круглой).
Откуда же взялись эти плоскоголовые, горбомордые, «кошачьего» склада новые ирландцы?
Англичане в настоящее время начали проповедывать, что плоский череп характеризует старинную голову ирландца. Но как это примирить с тем, что только несколько лет тому назад преподобный Келаган высылал, как образец идеальной головы ирландца, портрет (в 1/2 натуральной величины) головы собаки (не помню клички), со сферическим черепом и удлинённой прямой мордой, словом, того типа, который у нас всегда считался присущим ирландцу?
Достойно замечания и то обстоятельство, что эта плоская голова и горбатая морда соединена в новых ирландцах с «кошачьим складом». »Кошачий склад» теперь в моде и пропагандируется вместе с лавераками. Утверждают, что он соединяется с особой величиною прыжков и особой гибкостью, что необходимо на фильд-трияльсах. Верно это или нет —нам неизвестно; заметим только, что скачки не только волка, но и всякой сильной гончей таковы, что за ними не угнаться ни одному лавераку с «кошачьим складом». Резвость волка, плечо которого, что называется, «в прочном сочленении» (т. е. ни косо, ни прямо, а в такой степени изгиба, гармония и прочность которого сразу улавливается глазом), такова, что материка не догоняет в угон ни одна борзая. Пойнтер, и до сих пор ирландец, также имели всегда то же прочное сочленение плеча, а кто способен к более продолжительному и резвому ходу, они ли или новые собаки «кошачьего склада», ещё бабушка на двое сказала.
Да если бы англичанам и удалось привить в действительности их собакам «склад кошки», что физически вряд ли выполнимо, то этот идеал для нас, по крайней мере, выбран очень неудачно. Все дикие кошки, хотя и способны к большим и гибким прыжкам, но не могут этими прыжками идти долго и должны очень быстро менять их на другой ход. Рысь, например, если и может сделать несколько очень больших и быстрых прыжков, может быть и грациозных, но немедленно должна будет сдаться перед волчьими ногами. Иными словами, «кошачий склад» и связанные с этим складом кошачьи аллюры (если только вообще этот склад и эти аллюры в собаке не пустая модная фантазия), если и пригодны для английских фильд-трияльсов, то несомненно никуда не годятся для нас и для нашей охоты.
К «кошачьему складу» лавераков, хотя и далеко не всех, мы уже пригляделись. Что они бьют и будут бить ирландцев на фильд-трияльсах, неудивительно. Умного и осторожного в своем широком поиске ирландца трудно довести до того, чтобы он стал носиться сломя голову «полузалётом», перескакивать через птицу, кувыркаться и лежать кверху брюхом в каталептических стойках, и до тому подобных прелестей. А ирландцев последние годы англичане стали употреблять на то, чтобы получать, помощью их, призы на своих ристалищах.
Не этим ли обстоятельством объяснить и появление нового типа ирландцев? Утверждать неизвестное нельзя и, может быть, «новые» ирландцы прекрасные работники и обладают остальными достоинствами своей породы. Но удивляться случайностям игры матери-природы не приходится, и хотя этого никто не желает высказать, но «новые» ирландцы вряд ли могут считаться кровными.
К. В. Мошнин.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”
- Приходилось слышать, что свой безобразно длинный пах Кери унаследовал от своего отца Шендона. Вряд ли это так. Вам пришлось видеть большую фотографию Шейдона и, насколько можно судить, но рисунку, он вряд ли пашист. Пашистым он кажет потому, что он на портрете неправильно поставлен, с оттянутыми назад задними ногами. Голова его очень хороша, с куполообразным черепом и прямой удлиненной, чисто очерченной мордой. Голова его очень сходна с типом лучших голов „песковских“ ирландцев. Куцая, кругломордая голова Кери вовсе на него непохожа и, вместе с ухом, толщиною в мордовский блин, есть, вероятно, наследие его Диогена — бабки. ↩︎