“Природа и Охота” 1887.5
Из С.-Петербурга. — В субботу, 11 Апреля, состоялось первое Общее собрание Общества Любителей Породистых Собак.
Из С.-Петербурга. — В субботу, 11 Апреля, состоялось первое Общее собрание Общества Любителей Породистых Собак. Предметом занятий собрания было:
1. Выбор должностных лиц, причём, оказались по баллотировке избранными: Вице-президентами общества: Граф Рибоньер и Ю. Ф. Нисон; в члены совета: В. Л. Кушелев, Н. И. Макаров, П. Ф. Дурасов, В. Р. Диц и Ю. Ф. Рейка; Секретарем Общества А. К. Де-Юнкер, казначеем Е. Е. Мюссар. 2. При обсуждении ближайшей деятельности общества, большинством голосов было решено устроить в Августе месяце настоящего года полевые истязания подружейным собакам (легавым), для чего и поручено Совету выработать правила и представить их на благоусмотрение общества не позже 1-го Июля.
С. О.
О вальдшнепе.
О вальдшнепе. 25 Сентября 1879 года, близ Полтавы, из-под легавых собак убито было 15 вальдшнепов, из них 8 были серо-пепельного цвета, резко отличавшиеся от 7 вальдшнепов обыкновенного окраса, и были значительно больше последних. Что это такое: разновидности? в таком случае сколько разновидности известно у вальдшнепов? Или же самец разнится оперением от самки? Последнее невероятным мне кажется потому, что с того времени мне ни разу не случилось видеть серо-пепельного вальдшнепа и не может быть, чтобы в течении семи лет мне попадались одни самцы или одни самки!
Кн. М. Л. Г.
7 Марта 1887 г.
Гаршнеп в неволе.
Прошлой осенью, в царстве Польском, повсеместно стояла сильная засуха. Все луга и болота пересохли; на реках – же, вследствие малой воды, были доступны все изгибы берегов, почему камыш, осока и трава были начисто скошены, так что и утке негде было выбрать спокойного местечка. Только и можно было ещё находить дичь на больших прудах и озерах.
8-го Октября я охотился за бекасами на любимом моем болоте, в 16-ти верстах от Варшавы, где дичь держится даже в самую сильную засуху, благодаря близости огромных прудов, уровень которых значительно выше этого болота. Высокия плотины сдерживают напор огромной массы воды, но она обильно просачивается под землею и орошает почву лугов, богатую красной ржавчиной. На прудах этих ведется вполне благоустроенное рыбное хозяйство, составляющее одну из главных доходных статей в этом имении. Один из прудов ежегодно, по очереди, спускается, для ловли рыбы, открывая огромную площадь топкого ила, местами покрытого камышом и осокою. Вот тут-то является раздолье бекасам и гаршнепам, в особенности, когда камыш местами скосят. Недаром ещё бессмертный Аксаков сказал, что скошенный камыш, по топкому илу — „стихия гаршнепа“.
Ходьба по такой почве сначала действительно „дьявольская“, но, затем, ил несколько подсыхает, оставаясь топким лишь в низинах, и ходить делается сносно. За то никогда не придётся ходить даром: гаршнепы сидят тут целыми группами, а зажиревшие бекасы выдерживают стойку на совершенно голой грязи; худые же, сорвавшись сразу целой гурьбой, покружатся несколько минут в воздухе, но затем западут все-таки на ту же грязь.
Охотясь, таким образом, 8 Октября, и уже настреляв изрядное количество долгоносиков, я пробирался к берегу, как вдруг заметил торчавший неподвижно в камыше тонкий прут моего темно- кофейного пойнтера. Пришлось вернуться назад. Мой „Маркиз“ стоял в необыкновенно изломанной позе. Видно было, что он, как говорится, „напоролся“ на гаршепа, который сидел у него под самой мордой. Подойдя вплотную, я скомандовал „пиль!“. Маркиз ударил лапами по примятому камышу и замер. Нагнувшись, я рассмотрел под лапами собаки, между стеблями придавленного камыша, сначала головку, а затем и всю скомканную фигурку красавчика гаршнепа. Я осторожно освободил его из-под камыша и взял в руки. Бедная птичка была совершенно цела, поплатившись только хвостом, который попал как раз под когти собаки.
Бывший со мною, мой 8-ми летний сын пришёл в неописанный восторг, увидев в руках совершенно живого гаршнепа.— „Папа, мы его возьмём домой, я буду его кормить, он будет у нас жить. Ах, какой хорошенький!“—„Чем-же ты его будешь кормить?“— „Хлебом, пшеном.“ — „Ты ведь знаешь, что он ничего этого не ест.“ — „Ну, так я ему накопаю червяков, наловлю мух“.
Я показал, как следует держать птичку, чтобы не помять и не упустить. — „Я знаю, как держать, я буду крепко держать“.— „Вот, именно, крепко-то и не следует держать, а нужно держать осторожно.“
Не прошло и 1/2 часа, как гаршнеп, выбрав удобный момент, сразу рванулся и выпорхнул из рук растерявшегося мальчика. Описав в воздухе небольшую дугу, гаршнеп запал в траву, на самом берегу пруда. Я это видел. Собака скоро его причуяла, но уж близко он её не подпустил, а тотчас вспорхнул и полетел мимо меня.
— „Зачем ты стрелял, сказал мне с укоризной сын, когда, после выстрела, я положил гаршнепа в сумку,—мы бы его опять поймали.“—„Нет, этого мы бы уже не поймали, а, вот, если я тебе поймаю другого, так ты не зевай, а держи хорошенько“. Но другого, столь ленивого и наивного гаршнепа, в этот день, встретить уж не пришлось, зато не прошло и четверти часа, как я принёс сыну совершенно живого долгоносика, с подстреленным крылом. Дробинка слегка задела самый сгиб крылышка, не сломав кости. Когда мы пустили гаршнепа на землю, он бодро ходил и не подпрыгивал кверху, как это непременно делает подстреленный бекас, а пробежав несколько шагов; припадал в траву. После внимательного осмотра, оказалось, что оболочка правого глаза тоже была слегка повреждена дробинкой, ударившей вскользь. Но птичка, по-видимому, не испытывала никаких страданий и бодро держала головку, блестевшую чёрными глазками.
Уступив усиленным просьбам сына, я решился попробовать, взять гаршнепа домой. Выбрав большую, мохнатую болотную кочку, я подрезал её ножом, стараясь захватить поглубже, чтоб не перерезать травяных корней, а затем отделил её от почвы, вместе с висевшими корешками. Кочка была помещена в сумку, вместе с завернутой в бумаге, запасной торфяной землей.
Гаршнеп был благополучно доставлен до дому. Не раздеваясь и ничего не евши, мы, прежде всего, занялись устройством ему жилища. На круглое, стеклянное блюдо поместили мы привезенную кочку, высыпав предварительно запасную землю; всё это полили обильно водою и пустили гаршнепа. Пленник наш сейчас же оживился и, заняв самую середину кочки, расположился в траве, как дома. Видно было, что он сейчас же почувствовал себя в родной стихии. Не прошло и получаса, как мы заметили, что гаршнеп, по временам, уже начинает зондировать землю своим клювом. Это мне подало большие надежды. Я слыхал, что в Берлинском зоологическом саду есть целое отделение для болотной птицы, в котором, на искусственно устроенном болоте, преблагополучно проживают бекасы, дупеля и кулики, но о гаршнепах я ничего не слышал.
На ночь, чтобы как-нибудь наш пленник не соскочил с блюда, стоявшего на окне, мы его прикрыли, вместе с кочкой, большим стеклянным колпаком, подложив под края его камешки, для прохода воздуха. Рано утром, я пришел навестить нашего пленника, который что-то копошился на своей кочке. Он был совершенно бодр и нисколько не испугался, когда я, сняв колпак, совершенно близко рассматривал его раненое крылышко и глаз.
Первой заботой моего сына было сбегать в сад и накопать червей. Через 1/2 часа он принес целую жестянку земли с кишащими в ней дождевыми червями. Мы отобрали из них несколько помельче и потоньше и пустили на кочку. Боже мой, каково-же было наше торжество, когда гаршнеп поймал первого попавшегося ему червя и стал с ним возиться. Схватив гибкого червя поперёк, он быстрыми и частыми движениями клюва, наподобие того, как утка щелушит в воде, старался перехватить его за конец. Червь попался, как нарочно, сильный. Он всячески сопротивлялся и, извиваясь, обхватывал клюв птицы кольцом. Несколько минут продолжалась эта борьба, как вдруг гаршнеп бросил червя на землю и, изловчившись, сразу схватил его за самый конец и затем, быстро, как макарону, стал втягивать в себя. Напрасно, свободным ещё концом, червь извивался и старался как-нибудь задержаться, гаршнеп его быстро втянул и проглотил. Изумлению нашему и радости не было границ.
Через минуту, гаршнеп, запустив нос в мягкую грязь, по самые глаза, добыл оттуда уже углубившегося червя и в один прием, без всякой борьбы, отправил его вслед за первым. И смешно и удивительно было смотреть, как эта маленькая птичка управлялась с червями чуть не вдвое длиннее себя.
Сын мой был в восторге. Созвал целый дом смотреть на фокусы, которые выделывал его пленник. Правда, можно было по целым часам любоваться на эти эволюции. Я просил сына считать сколько червей будет съедено. Оказалось, что в течении полутора часов гаршнеп проглотил 22 червя!
Когда мы ему подкладывали свежих червей, он не только не боялся нас, а прямо хватал их из наших рук. Сколько бы ему ни насыпать червей, он до тех пор не успокаивался, пока не съедал последнего. Замечательно ещё то, что червей, ползущих по поверхности земли, он не любил брать (вероятно потому, что им было удобнее, на свободе, сопротивляться), а с наслаждением отыскивал их в земле, для чего неустанно зондировал её клювом во всех направлениях. Надо удивляться, как такой нежный клюв, очевидно снабженный необыкновенно чувствительными нервами, может выдерживать такую постоянную работу в земле.
Но гаршнеп неустанно ел и ел. Так велико обжорство этой маленькой птички. Вот откуда происходят это необычайное ожирение и лень, заставляющие гаршнепа упорно лежать на месте, под носом собаки, и выносить сильные морозы, если только в корме нет недостатка.
Никогда не забуду, как в 1879 году, я в имении моего дяди, в Воронежской губернии, тропя русака, нашёл зажиревшего гаршнепа 11-го Декабря, при 10-ти градусах мороза, среди совершенно замерзших и покрытых глубоким снегом, лугов. Он сидел на ржавой мочажине, в 10 шагов длины и 2 ширины, которая, очевидно, никогда не замерзала. Я чуть не наступил на него, поставив ногу на край мочажины, чтобы удобнее через неё перепрыгнуть. Когда он слетел и стал описывать круги в воздухе, я увидал, что ему некуда сесть, кроме этой незамерзшей мочажины. Я отошёл от неё шагов на 50, и гаршнеп тотчас же упал камнем на самую её середину. В патронташе случайно оказался один патрон мелкой дроби. Перезарядив правый ствол, я подошел к мочажине, но тщетно ходил кругом неё взад и вперед, и возле той самой травки, около которой, казалось, сел гаршнеп: он как в воду канул. Тогда я приказал бывшему со мною крестьянскому мальчику наломать несколько длинных стеблей стоявшего вблизи камыша и устроив из них нечто вроде метлы, пройти этой метлой всю мочажину из конца в конец. Гаршнеп был, таким образом, выметен и, после выстрела, упал в глубокий снег. Насилу мы его отыскали. Это была не птица, а просто кусочек сала в перьях. Я привязал его на шнурочке к оглобле неподалеку стоявших наших саней, а затем, когда, убив двух русаков, возвратился к саням, нашел его замерзшим, как камень. В этом виде я сохранял его неделю и затем отвез в подарок, как редкость, моему первому наставнику по части охоты —вечно мною любимому и уважаемому Ивану Михайловичу Логвинову.
Так вот до чего может гаршнеп зажиреть и облениться,
.
Николай Малыхин
Картина Александра Мако.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”