“Природа и Охота”1895.7
Корреспонденция г. Азиата в № 19 „Охотничьей Газеты“ о токовой охоте на глухарей в Нижегородской губернии представляет большой интерес, как по успешности описанной охоты, так и по способу её ведения.
Успех, выпавший на долю г. Азиата, действительно редкий и завидный. Даже здесь, на Урале, на границе Европейской России с Сибирью, в самом, так сказать, царстве глухарей, о таких блестящих успехах в один вечер и утро, на одно ружьё, я, по крайней мере, не слыхивал. Самому мне больше четырёх глухарей в утро убивать не удавалось, но знаю много случаев, где охотники в утро убивали по 6 и 7 глухарей, но не более. Применив же тот способ охоты, какой употребил г. Азиат, полагаю, что и здесь можно достигнуть тех же успехов, но в местах более отдаленных и глухих.
По-видимому, г. Азиату посчастливилось попасть на такой ток, где глухари не напуганы и где они, быть может, не слыхали даже выстрела.
Охотясь на среднем Урале, в пределах Уфимской и Пермской губерний, в дачах Златоустовского и Екатеринбургского казённых горных округов и частных горнозаводских дачах Кыштымских, Сысертских, Верх-Исетских и Тагильских заводов, приходилось кое-что наблюдать, записывать и многое слышать от других охотников. Прочитанная мною корреспонденция г. Азиата заставила меня пересмотреть свои заметки и набросать краткий очерк токовой охоты на Урале, ничуть не претендуя на какую-либо авторитетность.
Глухарь, из царства пернатых на Урале, по величине своей самая крупная птица, невольно привлекающая к себе внимание охотников. С наступлением весны каждый из охотников стремится побывать на токах и попытать счастья свалить такого великана.
До мельчайших подробностей помню до сих пор первую мою охоту за глухарем. Это было в 1868 году. Дядькой и провожатым был у меня лесник Лавруха Собанай. Усвоив от него всю мудрость подскакиванья к глухарю, я отправился с ним на ток на самый Урал, к Теплой горе, в дачах Кыштымских заводов. Утро было тихое, но довольно холодное, кое-где лежал еще снег. Игру глухаря услышали издалека, глухарь играл в полугоре, подходить к нему пришлось вдоль горы. Шли сначала обыкновенным шагом, но осторожно; не дойдя сажен пятидесяти, стали скакать, лесник впереди я за ним. С первых скачков у меня явилось волнение, усиливавшееся по мере приближения к глухарю, сердце учащенно стало колотиться в груди, по телу пробегала дрожь и даже зубы начали стучать; пришлось остановиться, чтоб передохнуть и собраться с силами. Хотя было темно, но глухаря отлично можно было рассмотреть; он чёрным силуэтом двигался по толстому суку сосны. Поуспокоившись немного, я пустился снова отмеривать скачки, делая не более двух шагов. Глухарь близко, виден вполне; подымаю ружьё, но ужас… Ничего не вижу: у меня сделалось расширение зрачков. Глухарь между тем наигрывает безостановочно. Пришлось дать мне выстойку, как загнанной почтовой лошади.
Поосвежившись и вздохнув полною грудью, твёрдо подняв ружье, я во время игры глухаря спустил курок; глухарь грузно грохнулся на землю. Радости и восторгу не было конца: я готов был броситься на шею леснику и целовать его. Молод был, страсть кипела. Впрочем, и теперь в мои немолодые уже годы, иногда еще мною овладевает горячность, заставляющая преисправно пуделять.
Насколько я знаю средний Урал, местами токов глухарей бывают преимущественно моховые болота с сосновым низкорослым лесом, называемым здесь карданами; места около этих болот; затем низкие места по редколесью с таким же сосновым лесом; реже по суходолу, но иногда на высоких горах.
Так, например, в дачах Златоустовских заводов, по речке Кусе, есть тока по горам на высоте до 2500 фут., в дачах Кыштымских заводов, на горе Юрме, высотою до 300 ф. и на самой вершине Беркутской горы, на высоте 2500 ф. над уровнем моря. Такие же тока по горам есть в дачах Верх-Исетских, вблизи Верх-Нейвинска и Тагильской.
Места токов более или менее постоянны. Известны тока, существующие с незапамятных времен. Так, ток у Уфимского озера, из которого берет свое начало судоходная река Уфа; или ток по той же реке при впадении в нее р. Азяша; или же ток в огромном Юшкандинском болоте в даче Кыштымских заводов, и ток на горе Юрме известны чуть ли не с самого основания заводов. Даже мелкие тока держатся на одних и тех же местах по нескольку десятков лет, держатся до тех пор, пока не вырубят лес; но и тут глухари избирают новое место для тока невдалеке от прежнего. Так глухари постоянны в своей привязанности к избранным для весенней любви местам.
В начале марта, лишь только начнет припекать весеннее солнце, глухарь начинает прилетать на ток, посидеть, присмотреться, облюбовать дерево, преимущественно сосну, почертить по снегу крыльями, щелкнуть раз другой — и только. Смотря по погоде, с половины марта старики начинают учащать свое щёлканье; — это первое колено их песни — и переходят ко второму, к „точёный“. В это время брови у глухаря краснеют, шея вздувается. С 25 марта почти всегда начинается ток глухарей. На юге, в пределах Златоустовских казенных дач и частных Кыштымских, глухари начинают играть на две недели раньше, чем на севере, как например в дачах Верх Исетских и Тагильских.
Глухари прилетают на ток с вечера; прилёт их начинается с пяти часов, до заката солнца. Однажды мне пришлось наблюдать интересный прилёт в дачах Кыштымских заводов у Агардяшского болота, окружённого с трёх сторон очень высокими лесистыми горами.
Приехав на ток засветло, мы остановились вблизи его на небольшом открытом пригорке. День был ясный, тихий, настоящий весенний; было часов шесть вечера. Отовсюду послышался шум крыльев глухарей, спускавшихся с вершин высоких гор на ток; насчитал я более пятнадцати штук.
В разгаре токов, глухарь, прилетев на ток и пообсидевшись, по закате солнца начинает заводить свою вечернюю песнь; играет недолго, не более получаса, и остается тут же на ночлег до утреннего пробуждения. Ни разу не доводилось мне наблюдать или слышать от других охотников, чтоб глухарь вечером играл на полу.
Утром, чуть только начнет белеть восток и протянет первый вальдшнеп, глухарь-старик своим редким громким щёлканьем даёт сигнал начала тока; на сигнал тотчас откликаются другие и начинается пир горой. Со всех сторон слышится беспрерывная песнь. На больших токах, где глухарей собирается по двадцати и более штук, песня раздается без перерыва; отовсюду слышится сплошное „точенье”, не можешь даже разобраться, где, в которой стороне слышится игра и к которому начать подскакивать. Молодежь — годовые глухари „скрыпачи“, как их здесь называют, тут же на токах, внимая песне стариков, прислушиваются к тону и переливам её.
Песнь или, по-здешнему, игра глухаря состоит из двух отделов или колен; первое колено состоит из учащённого щелканья с повышением в голосе, второе из „точенья“, — из звуков, похожих на точение в сенокос стальной литовки-косы деревянной с песком лопаточкой, или же точение двух железных полосок одна о другую. Часто охотники, чтоб вызвать на игру замолчавшего глухаря, точат отверткой по стволу ружья и успевают в том.
К концу токов молодые глухари сами начинают щёлкать, пробуют даже переходить и ко второму колену, но заканчивают его хрипеньем, как будто чем подавились.
Утром глухари продолжают играть на дереве до полного рассвета, затем спускаются на пол и играют до восхода солнца. Глухарки, или по-местному копалухи, на ток прилетают утром и размещаются по деревьям в некотором отдалении от играющих глухарей, прислушиваясь к их песне.
Во время самого разгара игры более возбужденные копалухи с громким квоканьем проносятся по току и опускаются где-нибудь невдалеке на чистую поляну; к ним со всех сторон бросаются глухари. Вот тут-то и начинается потасовка. Подняв голову, распустив хвост колесом, чертя крыльями по земле глухарь выступает рыцарем, вызывая бойцов на честный бой. Схватившись, глухари хлещут один другого крыльями, и работают клювом до тех пор, пока один из них не признает себя побежденным.
Однажды мне пришлось убить глухаря, у которого вся затыльная часть шеи представляла одну сплошную коросту.
Пред восходом солнца ток превращается в какой-то неистовый концерт. Глухари, производя потасовки, хлопают крыльями точь-в-точь как бабы на плоту колотят белье вальком, копалухи громко квокчат и стонут. Почему-либо неудовлетворенные копалухи, сидя на дереве, приходят в такое возбуждение, что, распустив хвост веером и опустив крылья, вызывающе, истомно и жалобно стонут, вздрагивая всем телом и вытягивая шею. К такой разнеженной копалухе мне однажды без особых предосторожностей удалось подойти под самое дерево, и она меня как будто не видала.
Около 9-го мая, с появлением цвета на медунице и с появлением комаров, уцелевшие глухари, утомленные любовью и порядком общипанные, теряют певучесть голоса и начинают хрипеть, самки, оплодотворившись и нанеся яиц, реже являются на ток. Страсть утихает. Глухари ещё несколько утр посещают ток без игры и затем отправляются в глухие укромные уголки для отдыха и для обновления своего оперения, поправить прическу и переменить бельё, как здесь говорят в шутку.
Молодежь, проводившая всю весну со стариками на токах, также удаляется на отдых, но во второй половине августа снова является на ток и пробует петь; вместе с молодежью иногда являются старики попробовать голос. Игра или пенье в августе ничем не отличается от весенней, но более сдержанна и непродолжительна. Мне два раза удавалось убивать токующих глухарей в августе. Многие из промышленников удачно пользуются августовскими токами.
На весенних токах глухарей уральские охотники преимущественно охотятся утром, охотятся и вечером, но многие избегают вечером охот из опасения подшуметь глухарей. Замечено многими охотниками, что потревоженные с вечера глухари на утро не так азартно играют, становятся строгими и осторожными. Первый подшумелый глухарь может испортить весь ток.
Мне известны два тока вблизи Екатеринбурга, по которым стоит только пройти вечером даже без выстрела, и на утро не заиграет ни один глухарь. Вечерние охоты могут быть удачны там, где играет два-три глухаря, но при кратковременности игры их более шансов на успех представляет утро, когда глухарь продолжает играть с половины второго до трёх часов и более.
В лунные ночи мне не приходилось охотиться на глухарей, но знаю, что многие охотники в лунную ночь удачно снимают с дерева спящих глухарей метким выстрелом. Раз только в лунную ночь случайно пришлось подшуметь спящего глухаря. Поехав к току по каменистой дорожке без всяких предосторожностей и разговаривая с провожатым, я остановился подле сосны, чтоб к ней привязать лошадь, в это время с шумом снялся с той сосны спавший на ней глухарь и улетел.
Прошлой и нынешней весной удачно охотился „по месяцу“ (выражение здешних охотников) полдневский охотник-промышленник Булатов, взявший в прошлом году таким образом более пятнадцати глухарей.
Как утром, так и вечером охота ведётся одинаково—подскакиванием во время игры. Способ этот более или менее известен, но описывая охоту в нашей местности, я считаю нужным подробно передать и весь способ ведения охоты.
На ток являются охотники по большей части с вечера и ночуют на нём вокруг разведённого огня. Утром, задолго до появления проблесков зари, как только услышат первого протянувшего вальдшнепа, охотники отправляются на место самого тока и внимательно прислушиваются, не раздастся ли где щёлканье начинающего утро глухаря. После первого вестового громкого одиночного щелканья глухаря, долго ещё тишина утра ничем не нарушается, разве где в отдалении сфукает филин; затем, повторив щёлканье, разинув клюв и вытянув шею, глухарь прислушивается; как только услышит ответное щелканье другого, то распустив хвост веером, начинает полную песнь, а за ним и другие. Ток, значит, в полном разгаре.
При начале первого колена песни охотник, если глухарь близко, становится в позу скачка или прыжка; при переходе песни в „точение“ он делает три больших прыжка и замирает в той позе, в какой застал его конец песни. Переступать и шевелиться тут нельзя, так как глухарь, несмотря на свое название, чуток и осторожен, только любовный экстаз заставляет его забывать все на свете и делает его глухим, но ненадолго, с окончанием песни к нему снова возвращается слух и осторожность, достаточно хрустнуть под ногой ветке или при усиленном биении сердца неосторожно вздохнуть, как глухарь замолчит надолго или совсем улетит.
Зрение глухаря не из особенно зорких. Часто случается, что охотник, подскакав почти к самому дереву, на котором токует глухарь, остается на виду, и глухарь в промежуток между песнями не обращает на него никакого внимания, если тот ничем себя не выдаст. По большому редколесью труднее бывает подход, но и тут здешние охотники изловчаются. Подскакивая к глухарю по чистому месту, охотник, сделав известное число прыжков, падает на землю и лежит, не шевелясь, до возобновления песни, иначе глухарь, заметив на чистом месте новый предмет, смолкает или совсем улетает.
Есть обстрелянные, строгие глухари, к которым подход бывает очень труден. Такие глухари не начинают песни спроста: сначала он внимательно прислушается, попробует сыграть раз другой песню, но при переходе во второе колено вдруг остановится и снова прислушивается — не грозит ли откуда опасность. Подходить к такому глухарю — чистое мучение: потеряешь и время, и терпение.
Однажды, по приезде на ток, проводник мой, осматривавший ток с вечера, предупредил меня, что на току два глухаря — один старый и очень строгий, другой молодой. Утром, как к первому ближайшему, пришлось подходить к старику. Слышу, он, проделав свой аккорд, замолк: стою и жду; снова он проделывает вступление, стою не шевелясь, уверившись, что нет для него опасности, он сыграл полную песнь, я в это время успел сделать три прыжка, слышу, снова сыграл, и я подвинулся, делая не более двух прыжков, боясь третьим выдать себя, но на третьей песне, при первом моем прыжке, глухарь вдруг прервал песню и замолк; я очутился в растянутой позе, представляя из себя гуттаперчевого человека. Глухарь же замолк надолго. У меня уж трясутся поджилки, начинаются судороги, поясницу ломит, в глазах огненные круги, просто мученье, хотел было уже махнуть на злодея, но по счастью, протянул над ним вальдшнеп и глухарь азартно запел; в это время я едва выправил одеревеневшие ноги и долго не мог двинуться с места. Поотдохнув, я осторожно подскакал небольшими скачками к глухарю и убил. К другому глухарю запоздал, так как сильно рассвело и он спустился на землю на большую поляну, где взять его было трудно.
На больших токах, при беспрерывной игре глухарей, подход легче; сначала идёшь обыкновенным шагом к ближайшему глухарю и начинаешь подскакивать сажен за тридцать; подскакивать приходится к самому дереву, так как в темноте трудно иногда бывает рассмотреть глухаря, сидящего в густых ветвях сосны; приходится по нескольку раз обойти дерево, прислушиваясь — не шевельнется ли где.
Не видя за темнотою мушки, стрелять приходится на вскидку, по памяти, и всего удобнее стрелять во время игры; если и пропуделяешь, глухарь не улетит: жди только терпеливо возобновления игры.
С появлением на току копалух, глухари спускаются на пол, где взять их трудно, приходится скрадывать. Хорошо, если заранее известно самое место их турнира. Как только заметишь, что глухари спускаются на землю, спешишь занять удобное закрытое место и терпеливо ждешь начала боя, в пылу которого сражающиеся набегают на охотника.
Бывают курьёзные случаи. Вот рассказ одного кыштымского охотника, солдата Безбородова. Он однажды был на току с винтовкой; глухари были уже на полу, пришлось скрадывать двух сцепившихся глухарей. Бойцы в пылу страсти так близко к нему придвинулись, что ему захотелось без выстрела захватить их обоих. Допустив их как можно ближе, к самым ногам, он быстро упал на них, стараясь ухватить того и другого, но глухари ловко из под него ускользнули и расселись по деревьям, откуда пришлось ссаживать их из винтовки.
На токующих и дерущихся на поле глухарей охотятся не одни охотники, но лисицы и сам Топтыгин. О подскакивании лисиц к глухарям во время игры я много слышал, и даже раз видел сам удаляющуюся с тока кумушку, заслышавшую должно быть меня, но насколько справедливы рассказы о подскакивании медведей, удостоверить не берусь.
Молодые глухари на Урале весят не более 8-10 фунтов, более возмужалые 12-14 фунтов, изредка попадаются по 18 фунтов; более 18-фунтовых глухарей мне видеть не доводилось.
По рассказам старых охотников, глухари прежде бывали по 30 фунтов. Охотник Сысоев в Сак-Элгинском выселке передавал мне, что он, будучи еще подростком, в даче Златоустовских казённых заводов, подле деревни Кусы, вместе с отцом убили старого глухаря, весом в 28 фунтов. Факт этот подтвердил лесник Глазков, носивший название „Хиха-птица“.
В нынешнее время о таких великанах не слыхать.
А. Самойлов.