“Природа и Охота” 1896.1
Не подлежит никакому сомнению, что гладкошёрстные птичьи собаки со стойкой появились почти одновременно с изменениями условий охоты на птиц — с заменой соколиной охоты стрельбою в лёт. Сколько известно, длинношерстная лежачая собака во многих случаях не удовлетворяла требованиям охоты с ловчими птицами: собаки эти были чрезмерно копотливы, в теплую погоду страдали от жары и жажды и скоро зарьявали; кроме того, они слишком крепко лежали перед дичью. Вообще это были все-таки более промысловые собаки, приспособленные исключительно для ловли птиц сетью. Соколиным охотникам требовалась более проворная и выносливая собака, не с лежкой, а с короткой стойкой над дичью или даже вовсе без стойки.
Таковыми и были различного рода ищейки, образовавшиеся большею частию от скрещивания гончих с длинношерстными птичьими собаками. В свою очередь, уже в XVII столетии эти ищейки послужили главным, уже почти готовым, материалом для образования гладкошерстных птичьих собак с крепкою стойкой. Самою первою породой этих собак была испанская легавая; другие же выделились позднее, не всегда от последней, а иногда совершенно самостоятельным путем. Во всяком случае, на всем материке Западной Европы, в начале XVIII столетия, для охоты на птиц стрельбою в лет употреблялись уже преимущественно гладкошёрстные «легавые», да и в настоящее время, сообразно условиям климата, они гораздо распространеннее длинношерстных и брудастых.
Совсем другое замечаем мы в Англии. В сыром и более холодном климате туманного Альбиона длинношерстные легавые, в виде лежачего спаниеля, а затем сеттера, были сначала единственными птичьими собаками со стойкой, — точнее лёжкой. Гладкошерстные легавые появились здесь гораздо позднее, чем в юго-западной и средней Европе. Да и в настоящее время сеттера в Великобритании несравненно многочисленнее, так сказать популярнее, пойнтеров, особенно в Ирландии и Шотландии, хотя временами, особенно в начале истекающего столетия, последние являлись если не преобладающею, то во всяком случае самою модною породой.
Сведения о гладкошерстных легавых, употреблявшихся английскими спортсменами прошлого, тем более XVII столетия, очень скудны, сбивчивы и неопределенны. Из этих сведений мы можем вывести заключение, что они вообще были редки и принадлежали к двум породам — французской и испанской. Еще доктор Каюс, в конце XVI столетия, говорил в своей книге о каких-то птичьих собаках, вывезенных из Франции, чёрно-пегих и голубовато-крапчатых, как бы мраморных. Это были без сомнения французские браки. Кроме того, известно из французских источников, что, в XVII и в начале XVII столетий французские короли неоднократно посылали в подарок английскому двору своих легавых, как эпаньелей, так и короткошерстных. Есть даже основание и всего естественнее предположить, что влияние французских пород собак было в это время значительнее влияния испанских и что французские легавые были многочисленнее последних.
Мы уже знаем, что испанские легаши проникли в Англию главным образом через Нидерланды, во времена испанского там владычества. В Sportsman’s Cabinet (1803) говорится, что «испанские пойнтера» сделались известны в Великобритании лет 200 назад, т.-е. в начале XVII века. Трудно в самом деле представить, чтобы испанские легавые преобладали над французскими, тем более, что первые не имели никаких преимуществ перед последними и в сущности мало отличались от них складом и охотничьими качествами. Французские легавые были даже легче и быстрее испанских. Но, в сущности, преимущества прежних гладкошерстных птичьих собак перед длинношерстными заключались единственно в том, что они не лежали, а стояли над птицей и, не так страдая от жары и недостатка воды, были пригоднее для летней, в особенности полевой, охоты.
По всем данным, эти гладкошерстные легавые, не ложившиеся перед дичью, а указывавшие близость её стойкой, иногда приподнятою лапой, получили название пойнтера, т.-е. указателя-, еще в прошлом столетии, когда о настоящих пойнтерах не было никакого понятия. В Sportsman’s Cabinet (1803) говорится, что лет 30—40 назад пойнтера были или совсем белые, или кофейно-пегие, кроме знаменитых черных пойнтеров герцога Кингстона. Здесь имелись в виду преимущественно испанские пойнтера, хотя, быть может, несколько улучшенные подбором и скрещиванием с другими породами. Название пойнтер, кажется, в первый раз встречается на рисунке художника Стубба (Stubb), гравированном на меди Woolett’oм в 1768 г. с подписью – «испанский пойнтер». В 1772 г., на другой гравюре того же художника, изображена собака более лёгкого сложения и с хвостом, как бы оканчивавшимся кисточкой; под гравюрой подпись: «Филлис — сука-пойнтер лорда Клермонта».
Это первое фактическое указание на то, что во второй половине XVIII столетия в Англии существовала потребность в собаке с более быстрым поиском и что англичане с этою целью начали прибегать к различным скрещиваниям. Судя по кисточке на хвосте, надо думать, что мы имеем здесь дело с подобными же вымесками гладкошерстных легавых или гончих с французскими лёгкими эпаньелями, каковые вымески встречаются на картинах французских художников — Удри и Депорта. Во всяком случае сука лорда Клермонта еще резко отличается от настоящих пойнтеров, которые стали выделяться в особую породу только в последнее десятилетие прошлаго века.
В своей Cynographia Britannica (1800) Сиденгам Эдварс указывает на то, каким образом была выведена порода английских пойнтеров. «Охотники улучшили породу подбором наиболее лёгких и сильных экземпляров и разумным скрещиванием с фоксгоундом для того чтобы придать ей более быстроты и энергии». В большинстве позднейших охотничьих сочинений и мемуаров почин этого скрещивания приписывается известному охотнику, жившему в конце прошлого и в начале нынешнего столетия — полковнику Торнтону. Но всего вероятнее, что опыты подобного смешения делались и ранее—другими английскими спортсменами и что, кроме лисогонов, употреблялись для скрещивания другие породы быстрых охотничьих собак — гончих и борзых. Пойнтера Торнтона были только наиболее удачным продуктом смешения и послужили главным основанием новой породы. В Sportsman’s Repository рассказывается о знаменитом пойнтере Торнтона — Даше (1795), имевшем, по всей вероятности, три четверти (?) крови фоксгоунда, и обладавшем чрезвычайно быстрым поиском, огромным чутьём и — что всего удивительнее — мертвою стойкой. Эта феноменальная собака была продана владельцем сэру Гиллю за баснословную сумму1, с условием, если сделается негодною для охоты, возвратить за 50 гиней. Действительно Даш вскоре сломал ногу и был возвращен Торнтону, в качестве производителя. О крепости стойки Торнтоновских пойнтеров сохранилось предание, что две его собаки Pluto и Juno стояли неподвижно час с четвертью, пока художник (Sydney Grilpin) снимал с них эскиз для картины. Этих примеров совершенно достаточно для того, чтобы уяснить себе славу, какою пользовались первые английские пойнтера, и быстрое распространение новой породы, имевшей столько преимуществ перед старинной.
Вообще считается вполне доказанным, что пойнтера произошли от скрещивания испанской легавой с паратою (быстрою) разновидностью фоксгоунда. Однако есть некоторые данные к предположению, что прежде всего легавых, даже не только испанских, но и французских, мешали с тальботами — старинными английскими гончими, считающимися родоначальниками фоксгоундов. Чёрные пойнтера герцога Кингстона едва ли не принадлежали к этой помеси, а потому более Торнтоновских имеют право называться родичами английских пойнтеров. Кроме того, значительная разница в росте пойнтеров многими объясняется тем, что малорослые, и более остромордые и борзоватые пойнтера происходят не от лисогонов, а от харьеров — заячьих гончих, небольшого роста и более лёгкаго сложения. Rawdon Lee говорит о пойнтерах лорда Landerdale (умершаго около 90 лет назад), весивших немного более 30 фунтов и пользовавшихся репутацией очень хороших полевых собак. Вероятно, последние были этого указанного происхождения.
Тот же автор сомневается в заслугах Торнтона и говорит, что в конце прошлого столетия уже были пойнтера, совершенно отличные от старинного испанского пойнтера, (вероятно, Lee имел при этом в виду второй рисунок Stubb’a от 1772 года) и полагает, что эти «пойнтера» были вывезены из Франции. Это мнение англичанина, весьма правдоподобное, имеет очень большое значение, так как подтверждает наше предположение о необходимости влияния французского брака на образование породы английского пойнтера.
Первые пойнтера, за очень редкими исключениями, не отличались красотой и имели многие внешние и внутренние недостатки, требовавшие для искоренения — тщательного подбора производителей, усиленного обучения и, главное, времени. Как видно из рисунков Морлэнда, известного английского художника конца прошлого столетия, первые продукты скрещивания имели очень некрасивые головы и хвосты. По описанию Сиденгама Эдварса, головы пойнтеров были малы (?) и прямы, то есть почти не имели перелома; кроме того, между ними часто встречались двуносые и такие даже считались лучшими, вероятно на том основании, что приближались полевыми качествами и ладами к испанской легавой. Несомненно, скрещивание с фоксгоундом, как замечает и Эдварс, уменьшило силу чутья. Хвосты первых пойнтеров точно также были грубы, крючковаты и походили на «гон», а не на «прут» и кроме того имели хороший подвес. Неудивительно поэтому, что первое время английские спортсмены обрубали им хвосты, как это делают в настоящее время немецкие охотники. Уши были малы и высоко присажены. Что касается мастей, то они были такие же, как у современных пойнтеров, т.-е. кофейно-пегая, жёлто-пегая, чёрно-пегая, крапчатая тех же цветов, также чёрные; вероятно, были и сплошь кофейного окраса, но о нём нигде не говорится (Rawdon Lee). До последнего времени однако черная масть не пользовалась популярностью, главным образом потому, что чёрные собаки были малозаметны в лесу и в пересеченной местности. Ли говорит, что до сих пор однако существует поверье, что дичь менее боится чёрной собаки и крепче выдерживает стойку, и что чёрные собаки имеют лучшее чутьё и энергичнее собак других мастей.
Точно также во всех английских охотничьих сочинениях начала XIX века мы встречаем указания на то, что эти «первобытные пойнтера очень часто срывали со стойки, гоняли дичь, вообще были непослушны, непозывисты, упрямы и дрессировались с большим трудом». Эта неспособность к крепкой стойке, унаследованная от лисогона, была уничтожена строгим воспитанием и тщательным подбором производителей с выдающимися полевыми качествами. Труднее было отучить пойнтеров от привычки мять дичь при поноске, которая в те времена считалась еще необходимой, и эта трудность, вместе с быстротою поиска, заставила впоследствии прибегнуть к помощи адъютантов-ретриверов.
Что касается внешности, то прежде всего было обращено внимание на улучшение головы и хвоста новомодной породы. Требовалось, чтобы пойнтер имел мощный склад фоксгоунда, но более изящные голову и хвост; чем менее эти части напоминали гончий тип, тем собака считалась красивее. Надо полагать, что именно с этою целью и в то время, т.-е. в начале нашего столетия, во многих кеннелях производились скрещивания пойнтеров с борзыми. Эта подмесь крови хортой борзой оправдывается ещё тем, что старинные фоксгоунды, как замечает Стонехендж, были гораздо тяжелее современных и не могли передать пойнтерам очень быстрого хода. Скрещивание с борзой действительно, как и следовало ожидать, утончило голову, улучшило хвост, и вместе с тем способствовало образованию нового, более лёгкого, типа.
Довольно важное значение, как внешний признак, имела масть. Несомненно, при скрещивании выбирались исключительно пегие гончие, потому что легавые с белыми пятнами, как издали видные, всегда почти предпочитались одноцветным. Томас Джонсон, в книге «Shooter’s Guide» (1811), говорит даже, что собаки белой масти лучше других, ибо имеют хороший характер и менее склонны (?) к заболеванию, вследствие своего лимфатического темперамента. Действительно, белые пойнтера, как наиболее приближавшиеся к испанским легавым, имели наилучшие полевые качества, но меньшая склонность их к заболеванию весьма сомнительна, так как рыхлые собаки всегда слабее здоровьем, чем собаки крепкого сложения. Мало того, чисто-белая масть большею частию служит признаком вырождения, так как может быть рассматриваема как первая степень альбинизма. Одноцветные собаки кофейного или чёрного окраса неудобны тем, что плохо видны в лесу, хотя, быть может, действительно ближе подводят к дичи, наконец, рыжие и жёлтые, по Джонсону, очень горячи и холерического темперамента. Последнее замечание совершенно верно, потому что красная, рыжая и желтая рубашки свойственны фоксгоунду и борзой, и более вероятности, что пойнтера этих окрасов будут иметь сродство с последними.
Преимущества новой породы были настолько очевидны, что в первое двадцатилетие XIX века пойнтера быстро распространились по всей Великобритании и стали всюду вытеснять сеттеров. Об этом временном преобладании пойнтеров говорится у многих старинных авторов. Мода на пойнтеров проникла в Шотландию так что даже Вальтер Скотт в одном из своих романов, восставал против предпочтения, оказываемого шотландскими охотниками пойнтерам перед старинными расами сеттеров.
Преобладание пойнтеров было, однако, очень кратковременно. Оно продолжалось только до тех пор, пока сеттера, в свою очередь, не перемешались с пойнтерами и фоксгоундами и не приобрели такого же быстрого поиска. В погоне за красотой головы и хвоста и лёгкостью сложения спортсмены начали слишком злоупотреблять скрещиваниями пойнтеров с борзыми и уже в двадцатых годах, после смерти герцога Кингстона, а затем полковника Торнтона, пойнтера приходят в упадок и сказываются последствия безрассудных смешений. Борзая дала многим острую морду с плоским черепом без перелома, даже подуздоватость — особенно сукам, тонкое, узкое, завороченное назад ухо, тонкий, иногда совершенно неподвижный хвост, сухость сложения, тонкую кожу и короткую шерсть. По отношению к внутренним качествам — умственным и полевым — избыток крови борзой сказался в относительной тупости умственных способностей, сравнительной молчаливости, уменьшении силы чутья, усилении наклонности к гоньбе, в бешеном поиске в карьер по прямому направлению, неповоротливости и, наконец, малой выносливости и неспособности к продолжительной работе. Многие из этих недостатков, присущих борзой, встречаются, и не особенно редко, даже в современных пойнтерах наиболее лёгкого — борзоватого сложения.
Таким образом, в самое непродолжительное время, пойнтера были настолько испорчены во всех отношениях, что спортсмены стали охотиться с сеттерами, уже значительно улучшенными. Исправлением пойнтеров в двадцатых годах занимался сначала Meynell, позднее Осбальдестон и другие заводчики. Основываясь на некоторых отрывочных сведениях, надо полагать, что именно в это время стали подмешивать пойнтерам кровь бульдога, антипода борзой, долженствовавшего исправить недостатки чрезмерно лёгкого типа пойнтеров. Подмесь бульдога несомненна и совершенно понятна. Англичане всегда очень ценили необычайную энергию, стойкость, силу и выносливость бульдога и употребляли его для скрещивания с многими породами собак, утратившими эти достоинства. Это тем естественнее, что бульдоги и вообще все мордаши не лишены чутья и еще в прошлом столетии употреблялись для отыскивания дичи. Веро Шо тоже полагает, что кровь бульдога была прибавлена для исправления продукта скрещивания с борзой, тем более что пойнтер во многих случаях выказывал признаки хлипкости— зябкости, особенно в дурную погоду. «Капелька крови бульдога была лучшим лекарством против этого недостатка». Бекман говорит, что даже в шестидесятых годах в Англии немало встречалось короткомордых, отвратительных на вид пойнтеров с вздёрнутым носом, прямостоящими глазами и широкими скулами; они, впрочем, скоро исчезли с английских выставок. В 1875 году сам Бекман видел такого короткомордого пойнтера в одном кеннеле близ Глазгова, причем владелец объяснил ему, что это остаток моды прежних лет. Подмесь бульдога бывает заметна и в настоящее время, по закону реверсии: некоторые пойнтера имеют чрезмерно развитой череп, короткую морду и выдающуюся нижнюю челюсть. Угрюмый характер унаследован пойнтером конечно от бульдога, отчасти также молчаливость; наконец бульдог со своим образцово правильным прутом весьма способствовал улучшению хвоста пойнтера—одного из главных признаков породистости последнего.
Кроме того, с двадцатых годов и позднее, без сомнения, были неоднократно повторяемы скрещивания пойнтеров с лисогонами, собственно с целью придачи сильных ног и могучей колодки. Но едва ли не большее значение имела подмесь крови усовершенствованного лёгкого сеттера. Несомненно, что в это время обе породы эти имели очень большое взаимное влияние: получаемые продукты скрещивания — так называемые «дропперы» были всегда очень распространены между менее требовательными, так называемыми полевыми, охотниками. Тем более уважались они в это переходное время. При этом лучшие по Формам гладкошерстные дропперы скрещивались с пойнтерами, а лучшие длинношерстные с сеттерами и таким образом эти вымески служили для улучшения обеих пород. В 30-х годах от пойнтера требовалось, чтобы он имел мощный склад фоксгоунда, но более короткую морду и тонкий правильный хвост и чем менее эти части напоминали гончий тип, тем пойнтер считался красивее. Из книги «Sportsman’s Directory», изданной в 1828 году, мы знаем, что к сеттерам и пойнтерам предявлялись совершенно одинаковые требования: «широкое, раскрытое чутьё» (ноздри), плотно прилегающие (подобранные, неотвислые) губы, морда предпочтительно короткая, большие светлокарие, т.-н. «заячьи» глаза, несколько округленная (выпуклая) верхняя часть черепа, длинные уши, свободное сочленение головы, чтобы она могла подниматься кверху, длинные и косые плечи, небольшие и продолговатые (заячьи) лапы, плотно прилегающие к земле, с небольшими, хорошо развитыми подошвами (мякишами),—несколько дугообразная спина, широкий крестец, плоские ребра, прямая спина».
Но кроме скрещивания с дропперами, английские собакозаводчики второй четверти XIX столетия и даже почти современные нам, неоднократно прибегали к помеси со старофранцузскими браками. К этому времени испанские легавые сделались большою редкостью, даже, можно сказать, совершенно перевелись, между тем как французские собаки были под руками. Это смешение доказывается главным образом длиною и тониною ушей и их низким постановом, хотя они очень редко бывают свернуты локоном (в трубку), как у французских браков; последние также (вместе с бульдогами) дали пойнтерам более выпуклый череп, улучшили (подобно борзой) глаза, т.-е. глаза сделались больше и выпуклее; наконец, примесь французских браков сказалась также в типичной для них серо-крапчатой масти, которая в 40 и 50 годах встречалась у многих пойнтеров. Знаменитый «Специал» Торп-Бартрама — чампион семидесятых годов был этой масти. Короткая, тупая, слегка вздёрнутая морда, крутой лоб с большими выпуклыми глазами до сих пор чаще встречаются у кофейно-пегих пойнтеров, обыкновенно имеющих большую примесь французской крови, чем жёлто-пегие, у которых головы нередко приближались к гончему типу.
Вообще кофейно-пегая масть большею частью предпочиталась другим мастям и не без основания, так как собаки обыкновенно были чутьистее, имели более крепкую стойку и лучший характер, чем жёлто-пегие, красно-пегие и в особенности красные пойнтера, которые считались самыми быстрыми и горячими. Такие красные пойнтера встречались довольно часто в 60-х годах. В книге Беллькруа изображен один из них, очень борзоватый и остромордый, с тончайшим прутом, который, по словам автора, оставался на поиске совершенно неподвижным. Кофейно-пегие пойнтера 60-х годов имели, кроме масти, несомненно, значительное сходство с жёлто-пегими сен-жерменскими браками или т. п. Французскими пойнтерами, а именно такой же выпуклый череп, большие выпуклые глаза и сравнительно короткую морду. Это сходство бросается в глаза, при сличении рисунков сен-жерменок с кофейно-пегим пойнтером в сочинении Беллькруа, а также с известным пойнтером первых очередных Московских выставок—Каптаном Г. А. Черткова. Диана И. Н. Чичагова также имела в себе много французскаго. Очень может быть, что мода на жёлто-пегих пойнтеров возникла именно вследствие этого сходства кофейно-пегих пойнтеров с браками, кровь которых оказалась очень сильною. Это весьма понятно, так как французские браки более древняя, чистокровная и менее сложная порода, чем порода пойнтеров. Только последнее время, лет 10—15 назад, лады пойнтеров настолько установились, что масть потеряла почти всякое значение и уже не обусловливает известные стати.
В сороковых годах, после Meynell’я, улучшению типа пойнтеров много соособствовал Эдж (Webb Edge) в Ноттингаме, обладавший, как видно из слов современных авторов, сравнительно легкими собаками кофейно-пегой масти2, с мелкими, крапинами, присутствие которых до сих пор многими считается признаком кровей собак названного заводчика. Это время также считается цветущим периодом в истории пойнтеров и последние снова начинают распространяться, входят в моду и ценятся очень дорого, как видно из того, что они продавались на аукционах по 40 и даже 80 гиней3. В 50-х годах, после смерти Эджа, славились собаки лорда Дерби, к которому перешли многие пойнтера покойного заводчика, затем собаки лорда Сефтона и известного оружейника Лэнга, в собаках которого была кровь пойнтеров Meynell’я и Осбальдестона. Пойнтера Дерби и Сефтона принадлежали однако к более крупному, рабочему, типу и оба заводчика уже не придерживались прежней моды на короткия морды и тончайшие пруты, а предпочитали длинные головы и не очень тонкие, но правильные хвосты, обращая главное внимание на рабочие части. Эти пойнтера, б. ч. жёлто-пегие и красно-пегие, вообще очень походили на фоксгоундов и с первого взгляда представляли как бы облагороженных лисогонов. Неудивительно поэтому, что многие старые русские провинциальные охотники, впервые видевшие таких пойнтеров, принимали их за гончих, чем возбуждали глумления мнимых знатоков, доказывавших этим собственное невежество. Несколько позднее особенною известностью стали пользоваться пойнтера Гарта и Уайтгуза. В 1874 году 16 собак Гарта были проданы на аукционе за 490 гиней, причём лучшие были куплены Ллойд Прайсом (Drake) и Пилькингтоном. Пойнтера лорда Сефтона продавались одновременно, но цены на них были гораздо ниже.
Начиная с 60-х годов, т. н. выставочного периода, как и следовало ожидать, стали обращать более внимания на внешность пойнтеров, т.-е. красоту головы, тонину хвоста, красивый окрас. Первое время предпочиталась жёлто-пегая масть, по вышеуказанным вероятным причинам, но уже в семидесятых годах вошли в моду кофейно-пегие пойнтера. Головы стали легче, хвосты еще тоньше. Вместе с тем первые полевые состязания показали, что пойнтера не могли конкурировать с английскими сеттерами, а потому заводчики стали подбирать производителей более лёгкого, борзоватого склада, обусловливавшего быстроту поиска. Через десять лет пойнтера сделались настолько лёгкими, что уже Идстон (священник Томас Пирс) жаловался в своей книге (1872), на их тонкокостость, слабость и невыносливость. Неизвестно как далеко бы зашли заводчики в погоне за скаковым пойнтером, если бы судьи, предвидя опасность одностороннего увлечения красотою и быстротою, не обратили внимания на таких производителей, которые действительно могли дать породе утрачиваемые ею качества. Они сделали Чампионом знаменитого Банга С. Прайса, кобеля, имевшего грубую голову, напоминавшую голову испанской легавой, но зато кости и мускулы безукоризненной крепости и первоклассные полевые достоинства. Действительно, Банг и сын его Уагъ — эти два атлета передали большинству своих потомков часть своей силы и богатырского склада, приостановив начинавшееся вырождение породы.
Между тем как выставки способствовали разделению сеттеров на три самостоятельные типа, они, напротив, много содействовали однотипности пойнтеров. На первых выставках была принята одна порода пойнтеров с подразделением на лёгких и тяжелых (в 50 и 70 ф.), причём масти не придавалось такого важного значения, как для их длинношерстных сородичей. Причину тому надо искать главным образом в том, что пойнтера были всегда охотничьей собакой Англии, а в Ирландии и Шотландии не пользовались популярностью. Таким образом все несущественные отличия, существовавшие между разновидностями пойнтеров различных кеннелей, в непродолжительном времени сгладились и пойнтера приобрели почти одинаковые лады и более однообразный окрас — жёлто-пегий и кофейно-пегий, чёрные же пойнтера и серо-крапчатые сделались очень редкими. На выставках наибольшее внимание неизбежно обращалось на внешность собак. От этого увлечения красотою головы, хвоста и масти, часто, под давлением общественного мнения, моды и, следовательно, спроса, бывали не свободны и самые судьи, почти всегда известные знатоки породы. Несколько лет назад, один из них — заводчик Аркрайт писал в Kennel Gazette: «Прибавлю (к отчёту) с прискорбием, что я слышал (на выставке) слишком много споров об отметинах, о сплошь окрашенных головах, светлых глазах и другие замечания в этом же роде, как будто мы довели уже пойнтеров до такой степени идеального склада, что можем себе позволить установить такие незначительные признаки, как окрас и т. п. Пойнтер должен стоять выше подобных пустяков и полагаем, он никогда (?) не будет у нас chien de luxe!»
В том-то и дело, что увлечение красотою форм выставочных пойнтеров объясняется именно наклонностью этой породы, вследствие изменившихся условий охоты, сделаться в Англии, если не породою chiens de luxe, то такою же полуохотничьею, как английская борзая, то есть породою собак, специально предназначенных для выставок и состязаний в особенности, но не для охоты. Действительно, в настоящее время только незначительная часть пойнтеров употребляются на своей родине в качестве полевых собак.
Всякая порода собак с течением времени более или менее видоизменяется, сообразно вкусам и потребностям любителей. Замечание это тем более относится к собакам с таким специальным назначением, как все охотничьи. Вместе с изменением условий охоты неизбежно изменяется и самая порода.
Таким образом современные пойнтера не могут быть такими, какими они были лет 40—50 назад. Когда дичи было много, собаки с быстрым поиском только мешали охотнику, так как сгоняли птицу. По мере улучшения охотничьих ружей, сделавшихся из кремневых пистонными и из пистонных казнозарядными, с одной стороны уменьшалось количество дичи, с другой увеличивалась быстрота и широта поиска легавой. Но теперь, когда, в Англии по преимуществу, охота на дикую птицу начинает заменяться садочной охотой — стрельбою в садках, битком набитых полудомашней птицею, потребность в собаках со стойкой значительно сократилась, так как они были здесь излишни и заменялись загонщиками или стайками спаниелей, этих птичьих гончих.
Это резкое изменение условий английской охоты, вместе с сокращением болотно-луговых и полевых угодий, начисто сбриваемых носильными и жатвенными машинами, всего более отразилось на пойнтере, который был всегда полевойсобакой по преимуществу. Арена деятельности пойнтера сильно сузилась: в настоящее время он употребляется почти исключительно для охоты в огороженных участках фермерских полей, на куропаток, и то почти только в одной Англии. Но так как спрос на этих собак на материке Европы и в Америку не прекращался, а увеличивался, то появилось немало таких заводчиков, которые держали целые кеннели пойнтеров, никогда не видавших дичи. Эти красивые, но бесчутые псы, в сущности chiens de luxe, возились на все выставки ради призов или продажи, но для охоты оказывались очень мало пригодными и только роняли славу своих блестящих собратов. Прежде держали лишь полевых пойнтеров и «брали породу» только от рабочих собак; теперь заводчики выкармливают и держат пойнтеров от заведомо бесчутых и негодных для охоты производителей, если только они красивы.
Мы не будем далеки от истины, если скажем, что, при малой потребности английских спортсменов в услугах пойнтеров, при современном состоянии охоты в Великобритании, только полевые состязания приостановили превращение этой породы в chiens de luxe. На этих испытаниях красота, конечно, стояла на втором плане и главное значение имели рабочие части. Пойнтера 60-х годов не могли, однако, конкурировать с английскими сеттерами, даже ирландцами, а потому прежний тяжёлый, рабочий тип стал исчезать и уступать место среднему, более лёгкому, борзоватому и остромордому. Но с этими изменениями ладов, выигрывая в быстроте, пойнтера теряли в силе, выносливости, которая впрочем была излишня. В 80-х годах они уже начали первенствовать на состязаниях. Этой победе пойнтера обязаны всего более единству типа, потому что масти никогда не придавали такого значения, как у сеттеров. Кроме того, много значит и то, что, в погоне за красотою форм, легкостью склада и быстротою поиска, пойнтера нельзя так испортить как сеттера, рыхлость и слабость мускулатуры которого маскируются густою и длинною псовиной. Основанный в 1887 году Пойнтер-клуб, несомненно, должен обратить особое внимание на полевые качества пойнтеров и вообще содействовать процветанию и улучшению породы, особенно когда примет предложение Норриша, выдавать призы только тем из премированных на выставках пойнтерам, которые выказали на полевых испытаниях лучшие чутье и поиск.
Очень многие русские, французские и немецкие охотники убеждены в том, что тип пойнтера меняется по крайней мере каждое двадцатилетие и что современный пойнтер не имеет почти ничего общего не только с пойнтерами первых выставок, но даже с пойнтерами семидесятых годов. Мнение это страдает преувеличением: на самом деле пойнтера изменились очень мало, в чем можно убедиться сличением рисунков, и найдется немало собак, по формам тождественных с собаками 60-х годов. Точно также чампионы первых выставок оказались бы и теперь первоклассными пойнтерами. Но само собою разумеется, современные собаки довольно резко отличаются от пойнтеров Эджа, тем более от своих прародителей. Необходимо принять во внимание, что характер охоты, местность и оружие далеко не те, что были 50 лет назад, наконец, что самая работа каждой породы собак более специализировалась и упростилась. Современный пойнтер, конечно, не представляет вполне законченную породу, и постоянно, хотя медленно, улучшается.
Английские заводчики, в своих интересах, действительно стараются о распространении этого заблуждения относительно изменчивости типа, хотя в сущности меняется только мода на масть. На самом деле английские судьи, изменяя свои взгляды при оценке пойнтеров, как справедливо заметил С. В. Пенский, имеют в виду не частные интересы некоторых заводчиков и совершенное изменение типа, а исправление замеченных в массе недостатков. Вот почему они иногда присуждают звание чампиона и дают призы таким собакам, которые в данную минуту могут способствовать этому исправлению. Таким образом чампионами могут быть и не первоклассные собаки, а собаки, имеющие довольно заметные недостатки, но отличающиеся какими-либо качествами, особенно качествами, в которых ощущается наибольшая потребность.
С. В. Пенский справедливо замечает, что так как головы и хвосты и пойнтеров вообще становилась более других частей тела, то судьи в последнее время обратили особое внимание на хорошие ноги, при этом они имели в виду, что, если производитель очень ладен, то если даже у него голова и не хороша, он не может испортить породы в массе. Этим объясняется почему нередко премировались собаки с неудовлетворительными головами, но с отличными рабочими статями. Таков был, например известный Гладсом, приобретенный петербургским охотником графом Ферзеном, обладавший притом первоклассными полевыми качествами. По той же самой причине пойнтера завода Бека, несмотря на плохие головы и некрасивые светло-зелёные глаза, очень уважаются в Англии, как хорошие, замечательно крепко сложенные производители. Идеальные, совершенно безукоризненные собаки, так-же редки, как гениальные люди, и многие чампионы могут дать поэтому весьма превратное понятие о типе. Заводчики-барышники пользуются этим недоразумением, и Французы не без основания упрекают англичан, что они меняют тип из меркантильных расчётов, чтобы не дать иностранцам, купившим хороших производителей, отбивать хлеб у английских заводчиков: «Собаки, которых вы купили и от которых вывели породу—теперь не в моде. Мы создали новый тип, а потому извольте опять раскошеливаться».
Действительно, собаководство в Англии приняло, за последние тридцать лет, обширные размеры, как нигде в мире, и для многих составляет главный, а иногда и единственный источник дохода, который считается сотнями, нередко тысячами фунтов стерлингов. Иные кеннели, имеющие студ-догов Чампионов, берут за вязку десятки рублей и выручают на ней гораздо более, чем наши коннозаводчики за случку кобыл с их жеребцами.
Такие кеннели с тысячными производителями действительно приносят владельцам более дохода, чем многие хорошие конские заводы в России. В прежние патриархальные времена, лет 40—50 назад, вообще в до-выставочный период, торговли собаками в Англии не существовало; почти все ландлорды держали большия псарни и считали постыдным продавать собак: они или дарили их, или топили и вешали, подобно нашим дедам—псовым охотникам; изредка, после смерти владельца, собаки продавались с аукциона. Но времена и нравы изменчивы. Даже английские лорды нашли невыгодным держать много собак и раздаривать их — и теперь, в возмещение действительно огромных расходов на разведение дичи в парках, уже нисколько не стесняются продавать не только собак, но и дичь, павшую под выстрелами гостей, играющих жалкую роль мясников.
Современные лорды смотрят на кеннель так же, как и на конский завод, но так как это все-таки сравнительно мелкое предприятие, то торговлею собаками занимаются преимущественно младшие сыновья, посвятившие себя духовному званию. Англия вероятно единственная страна в мире, где священники держат целые псарни, с чисто коммерческими целями. Здесь найдется не один десяток почтенных духовных особ, главный доход которых составляют собаки. Средневековые князья-епископы католической церкви охотились на диких зверей, самолично проливая кровь и подвергая свою жизнь опасностям; современные пастыри хингликанской церкви избрали более выгодное занятие — они торгуют собаками, забывая о своих овцах! Спрашивается — какое отношение имеют охотничьи собаки к духовному лицу, которое не может быт охотником и какое, наконец, доверие можно иметь к охотничьим качествам питомцам поповских псарен? И это в классической стране соблюдения приличий до лицемерия?
Вот в общих чертах история происхождения современного пойнтера. Сначала неуверенные, робкие попытки вывести новую, более быструю породу гладкошерстных птичьих собак, скрещиванием с гончими — и чёрные пойнтера герцога Кингстона и пегие полковника Торнтона. Затем, ради исправления голов и хвостов новой породы, безалаберные скрещивания с борзою, кончившиеся тем, что пойнтеров-выборзков пришлось исправлять дропперами, французскими браками, даже бульдогом.
Здесь следует оговориться. Несомненно, что только немногие, так сказать передовые, наиболее смелые, владельцы кеннелей решались на подобные опыты скрещивания и улучшения породы, а большинство лордов вели свою породу в чистоте. Но по мере того, как потомки этих вымесков приобретали славу своими полевыми качествами и красотою форм, даже самые консервативные заводчики начинали допускать этих нечистокровных собак в производители. До 60-х годов, каждый большой кеннель редко приобретал чужих собак и довольствовался своими. С началом выставок все «Фамильные» разновидности пойнтеров, как и других собак, перемешиваются в взаимном родстве и теперь вряд ли найдутся пойнтера с совершенно безукоризненной родословной, восходящей далее 30, даже 25 лет, т. е. такие, которые бы не имели примеси какой-нибудь посторонней крови или по крайней мере подмеси пойнтеров сомнительного происхождения. Рассматривая родословные лучших собак, даже чампионов, мы всегда найдем в числе их не особенно отдаленных предков — бабок и прадедов, пойнтеров незаписанных в студ-бук и даже без указания на то, от чьих собак они происходят. В большинстве случаев эти безродные предки надо полагать были отборными продуктами какого-либо смешения, пущенными в породу с целью исправления каких-либо замеченных в ней недостатков.
Вообще тип пойнтера, можно сказать, установился или вернее определился с сороковых годов, со времен Эджа, которым закончился период разнообразных экспериментов бессистемных скрещиваний. Затем, вплоть до первых выставок, все внимание охотников было обращено на улучшение подбором частей и полевых качеств. Выставки заставили обратить более внимания на внешность собаки- последовавшие затем полевые состязания — на лёгкость склада. Тяжелый, грубоголовый пойнтер, искавший галопом, стал вытесняться средним и лёгким типом, более элегантным и остромордым, с бешеным поиском в карьер, но зато менее чутьистым. Легкомысленное увлечение легкостью склада было причиною того, что усовершенствованные пойнтера оказались гораздо менее выносливыми и более нежными, чувствительными к холоду, чем старинные.
Поэтому не далее, как в 80-х годах, ирландские охотники, с целью увеличить энергию пойнтера и дать ему более плотную псовину, пригодную для сырого климата Ирландии, вновь прибегли к скрещиванию с фоксгоундами. По свидетельству Веро Шо, эти цели, судя по пойнтерам Дублинских выставок, были достигнуты. Эта позднейшая подмесь лисогона очень поучительна в том отношении, что доказывает полную непригодность лёгкаго пойнтера с очень короткою шерстью: если они плохо выносят даже климат Ирландии, то какие же они работники на наших осенних охотах. Для нас годятся только грубые пойнтера с толстою кожею и длинною, грубою псовиною, как у гончих или короткошерстных лаек.
Отсюда нисколько не следует, чтобы в настоящее время была полезна подмесь фоксгоунда и чтобы нельзя было, особенно у нас, добиться более грубой шерсти и толстой кожи подбором и акклиматизацией, то есть более суровым, полудворным воспитанием. Англичане, однако, держатся другого мнения и, как видно, стали подражать ирландцам и подмешивать кровь лисогона, хотя не столько ради псовины, сколько для того, чтобы удлинить морду пойнтера и утолстить, укрепить ноги — для состязаний. Аркрайт, в письме к редактору Stock Keepers (1894) восстаёт против этой новейшей моды на гончих пойнтеров и обращает внимание на ея вред и недостатки этих вымесков, как внешние, так и внутренние. Такие нечистокровные пойнтера слишком напоминают фоксгоунда, большею частью неохотно работают, трудно дрессируются, неохотно ложатся по приказанию, упрямы, непослушны, завистливы и мешают одна другой при совместной работе, имеют наклонность разнюхивать следы, т. е. нижнее чутьё, гонят зайца, а некоторые даже совершенно равнодушны к птице и вовсе её не ищут.
Отсюда можно вывести следующие заключения; 1) что англичане еще не считают пойнтера вполне законченной породой; 2) что они не особенно щепетильны относительно их чистокровности, так как допускают на выставки и состязания заведомых вымесков и награждают их призами. Только они всегда показывают действительно замечательных — выдающихся собак, беспощадно уничтожая неудавшиеся экземпляры. Мы же, сознавая свою неумелость в самостоятельном ведении, тем более улучшении породы, по необходимости строго относимся к собакам сомнительного происхождения. Этот педантизм тем более понятен, что мы часто видим на наших выставках порочных собак от знаменитейших производителей. Вместо того, чтобы уничтожать плохих щенков или неудачно выкормленных молодых собак, обладатели призовых пойнтеров имеют наивность не только продавать или дарить этот брак с аттестатами или удостоверениями, но даже сами выставляют порочных собак, чем конечно только роняют кредит своих производителей и даже дают повод сомневаться в их чистокровности.
Между охотниками весьма распространено мнение, что в умственном отношении пойнтер стоит ниже сеттера. Мнение это не совсем справедливо. Конечно, сеттер, основанием которого служит тысячелетняя почти комнатная раса, более культурная порода; он более сроднился с человеком и кажется более понятливым, чем пойнтер. Но в настоящее время, когда между сеттерами, псарного воспитания в особенности, при частых кровосмешениях, встречается немало глупых до идиотизма, шансы обеих пород почти сравнялись. Пойнтер не так экспансивен, восприимчив к внешним впечатлениям, как сеттер, менее привязчив, не так ласков и игрив, за то серьёзнее, иногда до угрюмости, положительнее, послушнее, не так надоедлив и беспокоен. Вообще беспокойный характер и чрезмерная нервность и раздражительность служат признаками вырождения.
Поэтому пойнтер почти никогда не бывает чисто комнатной собакой и любимцем домашних, подобно сеттеру, который часто балуется и, при невнимательности охотника, совершенно отбивается от рук. У пойнтера, несомненно память лучше, так как, раз усвоив науку дрессировки и натаски, долго её не забывает; между тем сеттер, не бывший год на охоте, обыкновенно ведёт себя как совсем ненатасканная собака. Пойнтер не скоро привыкает к новому хозяину, не любит незнакомых людей и найдёт так охотно к рукам, как его длинношерстный собрат. Зато пойнтер лучший сторож и не даст себя соблазнить лаской и подачкой первому встречному, а потому его труднее украсть. В больших семьях, где много детей и прислуги, благоразумнее держать дома пойнтеров, а не сеттеров. При том надо иметь в виду, что пойнтер, подобно всем гладкошерстным собакам, удобнее для комнат, так как требует меньшего ухода—не нуждается в мытье и расчесывании, вообще чистоплотнее, менее содержит блох и реже воняет псиной.
Что касается сравнительной пригодности пойнтера или сеттера для охоты в данной местности, то конечно нельзя отрицать, что сеттер лучше выносит холод и сырость. Но мнение о зябкости и хлипкости пойнтера слишком преувеличено и относится только к легким пойнтерам с тонкой кожей и короткой псовиной; из пойнтеров тяжёлого типа в России найдется немало вполне акклиматизировавшихся собак с толстою кожею и грубою шерстью, которые выносят холодный дождь и осеннюю охоту в болоте нисколько не хуже плохо одетых ирландцев. Не подлежит, однако, никакому сомнению, что для лесной охоты пойнтера менее пригодны, чем сеттера, хотя и между ними нередки собаки, которые хорошо ходят в лесу, укорачивая поиск и умеряя аллюр; некоторые даже отыскивают дичь самостоятельно, докладывая, т.-е. анонсируя о найденной птице. Но все-таки настоящая арена деятельности пойнтера — поле. Здесь он несравненно выше сеттера во всех отношениях и прежде всего потому, что не страдает от жары и недостатка воды, подобно последнему. Там, где преобладает охота на серых куропаток и перепелов, пойнтер незаменим. Здесь лёгкий тип даже лучше тяжёлого, который за то гораздо пригоднее для болотной охоты и на вальдшнепов осенью. Пойнтер не так скоро устает в топких болотах, потому что его большие круглые кошачьи лапы не вязнут так глубоко, как узкие — заячьи лапы большинства сеттеров.
Поиск пойнтера, благодаря усилившимся требованиям полевых состязаний, в настоящее время достиг большой правильности, широты и чрезмерной быстроты. Сами англичане сознают, что большинство современных пойнтеров слишком легки складом и сделались неспособны к продолжительной работе, т. е. невыносливы. «Можно думать, —говорит Веро Шо, — что заводчики стремились лишь вывести животное, могущее скакать во все лопатки и таким образом обрыскать на состязании большую площадь, чем другие собаки». Это увлечение быстротою поиска было, как мы уже знаем, неизбежным последствием полевых состязаний парами, как борзых. В конце концов английские заводчики пойнтеров добились того, что последние стали одерживать верх над английскими и ирландскими сеттерами. Что касается широты и дальности поиска, то преимущества такового очевидны, конечно при условии продолжительной, мёртвой стойки. Точно также правильный поиск на кругах или даже зигзагообразный, снование челноком, обеспечивает охотнику обстоятельное исследование местности, что при коротком, недальнем чутье имеет весьма важное значение. При хорошем, дальнем чутье и если взято направление против ветра, уже не имеется надобности в правильном поиске. Точно также в лесу пойнтер не может и не должен иметь такого дальнего и правильного поиска, как в поле или болоте, и умная собака очень скоро привыкает искать в лесу не за сотни, а за десятки шагов от охотника; в парках же, битком набитых дичью, она ищет у самых ног.
В общем поиск пойнтера очень красив, гораздо красивее поиска сеттеров. Это не стелящийся ход английского сеттера, не поскачка выборзка, как у большинства ирландцев, не тяжелый галоп гордона, а быстрая поскачка паратой гончей верхочута с высоко поднятой головой; пойнтер не выгибает спины, не горбится и не вытягивает шею и голову, опустив хвост, подобно борзой. Он может остановиться на полном карьере и замереть на стойке, подобно истукану; вообще движения его как-то увереннее и целесообразнее: он не скачет, «сломя голову», не разбирая луж и других препятствий. Кроме того, пойнтер держит хвост очень красиво, почти всегда параллельно земле, не хлещет им по бокам, подобно легашам, но и не опускает его бессильно подобно прежним тяжелохвостым английским сеттерам. Существует довольно распространенное мнение, что неподвижный хвост на поиске служит приметой плохого чутья. Действительно бесчутые собаки почти всегда имеют слабый, тяжелый хвост, но скачущая собака физически не в состоянии так учащенно махать хвостом, как махает им спаниель или легаш, разнюхивающий следы дичи. На самом деле пойнтера на поиске тоже машут хвостом, только колебания его или редки, или малозаметны.
Во всех охотничьих литературах так много писалось о пользе и вреде, или удобствах и неудобствах быстрого поиска английских легавых, вообще за и против последних, что повторять все доводы приверженцев и противников сеттеров и пойнтеров совершенно излишне. Бесспорно, что чрезмерная быстрота некоторых английских собак вредна уже потому, что она всегда бывает в ущерб другим охотничьим качествам, в особенности чутью, так что собака часто спугивает дичь или пропускает ее, не причуяв. Но быстрый поиск ещё можно умерить, между тем как увеличить быстроту поиска французского или немецкого тихохода совершенно немыслимо. Дальний и быстрый поиск, несомненно, доставляет охотнику много удобств, так как избавляет его от излишней ходьбы по пустым местам и сберегает ему много сил и времени. В Англии быстрота поиска обусловливается не только требованиями полевых состязаний, но и самым характером местной полевой охоты, хотя и значительно сократившейся за последнее двадцатипятилетие, с введением сельскохозяйственных машин. Здесь, отчасти во Франции и Бельгии, все поля каждого отдельного фермера окружены живыми изгородями; охотник отворяет калитку, впускает обыкновенно пару пойнтеров, которые в одну минуту обрыскивают весь участок и если здесь нет ни куропаток, ни перепелов, возвращаются к поджидающему их у входа хозяину. То же и у нас. Прежде, когда дичи, местовой и пролётной, было везде много, не имелось никакой надобности в быстрой собаке. Теперь же, когда на болоте, в поле или перелеске в несколько десятков десятин можно не найти ни одной птицы, — пора кажется оценит преимущества собаки с дальним и быстрым поиском, конечно хорошо дрессированной и безукоризненно послушной.
Вообще надо принять за правила: чем обширнее охотничье угодье и чем менее на нем дичи, тем собака должна быть быстрее; чем крепче у неё стойка, тем дальше от охотника может она искать. Впрочем, дальность поиска почти всегда неразрывно связана с быстротою поиска. А так как пойнтер имеет более крепкую стойку, чем сеттер, то можно отпускать его на более значительное расстояние. Если же собака имеет анонс, а к нему способна всякая умная легавая, то дальний поиск возможен и в лесу. Кто же не согласится с тем, что большое удобство идти, например, краем топкого кочковатого болота или густого кустарника и лезть в воду или чащу только тогда, когда дичь уже найдена.
Кроме того быстрая собака, в особенности пойнтер, как специально-полевая, незаменима для охоты на осенних, уже пуганых куропаток. Обыкновенно такие выводки или стайки становятся настолько сторожкими, что не подпускают близко даже собаку. Поэтому стайку надо прежде всего утомить и разбить неустанным преследованием. Главное — на давать птицам времени отдохнуть и замечать куда они переместились. После нескольких подъёмов дичь начинает ослабевать и подпускает охотника, который во всяком случае стреляет. Напуганные выстрелом, птицы летят куда попало врозь и могут быть найдены и перестреляны поодиночке. Такой подвиг по силам только английским легавым и пойнтеру по преимуществу.
Очень многие охотники полагают, что пойнтера гораздо более сгонят дичи, чем найдут её. Это верно только в том случае, когда, при быстром поиске, собака не имеет чутья и вдобавок еще глупа и натыкается на дичь. Но бесчутый легаш имеет еще менее шансов найти дичь, даже случайно. Затем раз дичь бежит, подобно куропаткам, тем более курочкам и коростелям, гораздо более вероятности поднять ее с быстрой собакой, которая имеет верхнее чутье и ведет прямо туда, куда перебежала птица, чем собака, которая бежит труском, разнюхивая извилистый след, оставленный дичью.
Дело в том, что большинство английских легавых ищут верхним чутьем, подняв голову, а не шарят по следам дичи. Верхнее чутье, как сказано, почти всегда неразрывно связано с быстрым поиском, но из этого однако нисколько не следует, чтобы оно всегда было хорошо и лучше нижнего: одна, собака причуивает за 50 шагов и более, другая только за 5-ть. Несомненно, однако, что чрезмерно быстрая легавая большею частию имеет плохое, вернее короткое, чутье. В последнем отношении современные пойнтера значительно уступают собакам пятидесятых и шестидесятых годов, с чем согласны многие английские авторитетные писатели, восстающие против лёгкого, «садочнаго», типа. Торп-Бартрам, в книге Дальзиеля, полагает, что чутьё пойнтера в последнее время ухудшилось: «Очевидно — говорит он — чем поиск быстрее, тем труднее собаке почуять дичь. Прежде, когда старинный пойнтер обрыскал местность, можно было быть уверенным, что дичи более не осталось. У него было достаточно чутья для того, чтобы идти прямо на куропаток или зайца без предварительного зигзагообразного снования. У современного пойнтера много дичи или остается, или, при хорошем поиске — сганивается».
По свидетельству Аркрайта (Stock Keeper 1894), новомодные пойнтера с примесью фоксгоунда часто имеют нижнее чутьё и вместо того, чтобы держать нос по ветру, предпочитают разыскивать следы. Лисогоны никогда не отличались хорошим чутьем, которое было для них и излишне, а потому обоняние пойнтера никоим образом не может выиграть от скрещивания с первыми. Знаменитый Даш полковника Торнтона был только блестящим исключением, но он не дал ни одного достойного себе потомка. А потому, чем ближе пойнтер к типу фоксгоунда, тем менее вероятности, что он имеет хорошее чутьё. Главное здесь конечно строение головы и черепа, а потому следует избегать чересчур длинных морд и плоских, безлобых черепов. Вообще же приметою хорошего чутья служат большие, широко раскрытые, влажные и подвижные ноздри; верхнее чутьё узнается по манере держать высоко голову, даже в спокойном состоянии. Плохое, то есть короткое, верхнее чутьё еще хуже нижнего, так как собаке часто приходится становиться в упор, и птица не выдерживает стойки. В общем современные пойнтера имеют более слабое чутье, чем сеттера, хотя и дольше не спадают с чутья, т. е. оно у них прочнее. Впрочем, чутье у нынешних сеттеров, по тем же причинам, т.-е. в погоне за быстротой, в свою очередь значительно ухудшилось и совсем бесчутых комнатных сеттеров можно встретить чаще чем бесчутых пойнтеров. Уровень обонятельных способностей у всех английских легавых понизился ещё от псарного разведения собак от неполевых производителей, исключительно для выставок.
Что касается стойки, то в этом отношении — в красоте её и продолжительности, пойнтер не имеет соперников. Он обладает врожденною стойкою и стоит ещё щенком нескольких месяцев. Торп Бартрам, вместе с другими авторитетами, полагает, что стойка является результатом воспитания целого ряда поколений, в известном направлении, но также считает необъяснимым почему стойка пойнтера крепче, чем у сеттеров и скорее ими усваивается, хотя последние составляют более древнюю породу. Это странное явление можно объяснить только тем, что пойнтера всегда употреблялись для охоты в совершенно открытой местности, где требовался более дальний поиск, а следовательно, и более продолжительная стойка. Нечего и доказывать, что крепость стойки должна находиться в прямом отношении с дальностью поиска и что собака, ищущая у ног охотника, может иметь очень короткую стойку. Замечено, что чем более пойнтер общим видом приближается к фоксгоунду, тем стойка у него короче и тем чаще он срывает с неё и гонит птицу, так что его очень трудно отучить от этого недостатка и заставить ложиться при окрике «down!». На этом основана весьма верная примета: пойнтера с высоко поднятым, тем более загнутым прутом, почти всегда имеют короткую стойку. Таким образом правильный хвост имеет не только эстетическое, но и практическое значение и красотою прута отнюдь не следует пренебрегать.
С художественной точки зрения пойнтер представляется почти законченным типом легавой, идеалом силы и изящества. По красоте сложения и энергии движений он не имеет себе равных, главным образом потому что все части его соразмерны и находятся в полной взаимной гармонии, а вся железная мускулатура его отчетливо выделяется, не будучи замаскирована длинною псовиною, как у сеттера. Особенно красивы для скульптора лёгкие пойнтера, у которых сквозь тонкую кожу просвечивают все жилы и видны сухожилия, как у кровного английского скакуна. Но эта выставочная красота не имеет никакого значения в глазах охотника-практика, тем более русского, и он предпочтет тяжёлого пойнтера более грубого сложения с толстою кожею и грубой шерстью, предоставив собак лёгкого типа выставкам и полевым состязаниям. Впрочем, прежние тяжелые пойнтера сырого склада с подгрудком и брылями, подходящие к легавым, сделались редкостью и заменились так называемым средним типом, хотя крупного роста, но сухих и вместе мощных ладов. В старину, как мы видели, от пойнтера требовались — колодка и ноги фоксгоунда, хвост борзой, голова легавой, но в последнее время, па выставках появились пойнтера с длинными головами фоксгоунда, без перелома. Породные признаки пойнтера выработаны очень подробно, по в правилах Кеннель-клуба и Пойнтер-клуба стати описываются довольно поверхностно. Это делается с целью предоставления большей свободы действий заводчикам, из нежелания связывать руки желающим внести некоторые изменения ладов, сообразно потребностям охоты и требованиям моды. В этом отношении англичане гораздо либеральнее русских охотников-пойнтеристов, которые считают чуть не преступлением мешать чистокровных пойнтеров с пойнтерами неизвестного происхождения. Если охотник вывел красавца пойнтера или сеттера не от выписных, а от никому неизвестных собак, тем более ему чести и заслуги его надо поощрять. Время покажет был ли это случайный выродок или действительно хороший производитель, улучшивший породу в каком-либо отношении. Англичане всегда ценят наличные качества собаки, не входя в подобные соображения. Всем известно, что даже от чампионов большею частию родятся заурядные собаки и только более вероятности получить от чампионов первоклассных производителей, которые всегда очень редки.
Современный пойнтер с первого взгляда напоминает Фоксгоунда, только в облагороженном виде: у него красивее голова. длиннее уши, тоньше хвост и короче шерсть; некоторые грубые пойнтера красно-пегой, в особенности трехцветной масти мало отличаются по наружности от лисогонов. В общем это стройная, изящная и вместе с тем могучая собака, несколько флегматичная в спокойном состоянии, но полная огня и энергии при малейшем возбуждении, тем более на охоте. Главное — все части должны быть соразмерны. Эта симметрия членов необходима для их гармонии и составляет тот «общий вид», которым так высоко ценится в собаке, но правильная оценка которого требует очень верного, наметавшегося взгляда и дается с большим трудом немногим знатокам. Пойнтер, как и всякая другая собака, может иметь вполне правильные идеальные части тела в отдельности, но если они несоразмерны, то он так много проигрывает в общем виде, что может показаться даже уродливым.
Голова имеет очень важное значение, не столько в эстетическом отношении, сколько потому, что в ней заключены умственные и обонятельные способности. Поэтому чем больше, т. е. поместительнее, череп, тем лучше, лишь бы голова не была мясиста, сыра, что почти всегда соединяется с дурным характером и тихим поиском. Большеголовые собаки с веселым, живым выражением, по справедливому замечанию Стонехенджа, бесценны, но, к сожалению, попадаются редко. В общем голова массивнее и больше, чем у сеттера.
Череп немного шире, чем у сеттера, слегка сдавлен между ушами. Слишком широкий череп и выпуклость у висков, также мясистость доказывают не умственные способности, а только большее упрямство и непослушание. (В этом строении черепа сказывается большей частью кровь бульдога). Надбровные дуги очень развиты и образуют резкий перелом, почти под прямым углом; лоб и темя не особенно выпуклы, а темя даже большею частию плоское, почему, при отсутствии перелома, голова принимает большое сходство с головою фоксгоунда. Между глаз посредине черепа проходит небольшое углубление в виде бороздки, разделяющей череп на две слегка округлённые половины. Затылочный гребень или соколок сильно развит, хотя и не в такой- степени, как у блоудгоунда тем не менее задняя часть черепа не должна иметь сводообразного вида. Череп вообще не так резко отделяется от шеи, как у сеттера.
Морда должна равняться черепу или быть длиннее его. У некоторых пойнтеров она бывает в 11/4 раза длиннее черепа (но никак не в 11/2 раза, как говорит г. Новицкий), считая длину морды от конца носа до внутреннего края глаз, а длину черепа от внутреннего края глаз до соединения его с шеей. Короткомордый пойнтер не может быть типичен и походит на брака. Что касается толщины морды, то она приблизительно равняется 2/3 ширины лба; окружность её иногда равняется половине окружности черепа (22 и 44 у Eos Cymru Л. Прайса), достигает двух третей (20 с. и 33 с. у Juno того же Прейса; см. таблицу размеров). Затем весьма важно, чтобы морда была суха и сквозь кожу виднелись бы жилы; мясистая, как бы опухшая морда, особенно около глаз, составляет у взрослых вязаных собак большой недостаток; вообще лучше если переносье у лба будет слегка сужено, но не в такой, однако, степени, как у старофранцузского брака. Самая переносица — прямая или морда слегка вздёрнута, но отнюдь не горбоноса, как у немецких легавых; горбоносость большей частью соединена с нижним чутьем. Морда на конце затуплена и в профиль широкая; она не должна быть такой тупой и широкой как у блоудгоунда, но и не такт, заострена как у фоксгоунда. Верхняя челюсть немного длиннее нижней; обратное явление — признак отдаленной подмеси бульдога.
Глаза не должны быть малы (свиные глазки), впалы как у гончей, или велики, круглы и выпуклы, как у кингъ-чарльзов и левреток. Обыкновенно, чем более выдаются наглазные дуги, тем глаз кажется меньшим, более продолговатым и впалым. Выражение глаз живое и умное, но не дикое; мрачный взгляд исподлобья означает упрямый и непокорный характер. Цвет глаз зависит от масти: у жёлто-пегих они желтые, у кофейно-пегих и черных — карие, более или менее тёмного оттенка, но не чёрные; зеленоватые (стеклянные) глаза (собаки Века) очень некрасивы и порочны. В последнее время начинает одерживать верх весьма разумное мнение, что глаза у пойнтера, какой бы он ни был масти, должны быть тёмных оттенков и что жёлтые глаза и глаза цвета жёлтого крыжовника (т.-е. зеленовато-жёлтые) вовсе нежелательны (Rawdon Lee).
Нос большой и влажный, с широко раскрытыми и подвижными ноздрями, коричневого или мясного цвета, соответственно рубашке, но не чёрный: чёрное чутьё у жёлто-пегих пойнтеров считается недостатком и признаком нечистокровности. В последнее время, по словам Rawdon Lee, у пойнтеров тёмных мастей, чёрные носы стали предпочитаться коричневым. Края ноздрей отнюдь не должны быть завернуты внутрь.
Губы тонкие, не такие обвислые как у блоудгоунда (или даже как у немецкой легавой), но не такие толстые и подобраны как у фоксгоунда; образуют в углу ясно заметную складку.
Уши тонкие и шелковистые, поставлены выше, чем у сеттера, но и не так высоко, как у старинных пойнтеров,—именно на линии лба; они средней длины, редко ниже горла (т. е., если смотреть на собаку сбоку, то противоположное ухо не видно); не должны быть «на хряще» и оттопыриваться, а плотно прилегать к щекам, особенно с переднего края. В возбужденном состоянии уши несколько приподнимаются и отстают от шеи, образуя выпуклый прогиб. Форма их удлиненно-овальная со слегка заостренным нижним краем; они должны иметь небольшие складки, а не лежать лопухом, как у немецких легавых, но и не должны свертываться в трубку (т. е. иметь очень узкое основание), как у французских браков. По мнению Аркрайта, уши у настоящего пойнтера должны быть высоко поставлены, но достаточно длинны.
В общем голова пойнтера по своей форме должна представлять нечто среднее между головою Фоксгоунда и головою гладкошерстной легавой, с уклонениями в ту или другую сторону. Большинство английских спортсменов в настоящее время предпочитает длинномордых пойнтеров с резким переломом, но невысоким лбом и плоским теменем. Наиболее типичною для современных пойнтеров считается голова Назо-оф-Уптон Бека, но все-таки она по красоте много уступает голове Мильтон Банга и других чампионов. Как мы уже упоминали выше, в настоящее время стали встречаться пойнтера с огромною мордой, совсем без перелома, с закатистым лбом. С другой стороны, по справедливому замечанию французского учёного ветеринара Mégnin, автора лучшего французского сочинения о собаках, до сих пор встречаются пойнтера, и очень хорошие по ладам, которые строением головы приближаются к прежним испанским легавым или французским бракам. Таков был известный Ренджер (Ranger) J. В. Dilly. Реже, по тем же законам атавизма, встречаются пойнтера с головою, напоминающею голову борзой, т. е. остромордые, без прилоби (т.-е. без перелома) и с узкими, отвернутыми назад, ушами. Такова голова суки Мисс, Ежена Вальваренс, получившей почетный (?) приз на Антверпенской выставке 1884 г. Впрочем, следует заметить, что головы у сук всех пород всегда бывают легче и морды острее, чем у кобелей.
Шея длинная, мускулистая, свободно сочлененная с головой и отчетливо отделяющаяся от неё и плеч; толстая, короткая шея — недостаток, тем более, когда она имеет складки и так называемый подгрудок. Она не должна быть так сдавлена с боков (плоска), как у сеттера, т.-е. имеет более округленную форму. Сзади головы шея имеет красивую выпуклость. Длина шеи приблизительно должна равняться длине головы; у сук шея относительно тоньше и длиннее; у тяжелых пойнтеров она несколько толще, чем у лёгких.
Грудь довольно глубокая, но не широкая, сухая и несколько впалая, т. е. не выдающаяся. Собака с широкою грудью и бочковатыми ребрами не может иметь быстрого хода. Вообще предпочитается умеренная лещеватость и низко спущенные ребра: такое сложение обусловливает более сильную колодку и прочное соединение с пахом. Вышина подпруги приблизительно равняется половине вышины; объем груди, т.-е. окружность (обхват) должна быть более высоты.
Плечи длинные, косые, сильные, но не мясистые. Собака с тяжелыми прямыми плечами не может иметь свободного, красивого и лёгкого галопа.
Колодка мощная; у кобелей, как всегда, короче чем у сук; растянутая или укороченная колодка указывает слабость и неспособность к продолжительной работе. Последние рёбра должны быть большие и выпуклые; чем более расстояние их от бёдер, тем поясница слабее. Сука может иметь более просторные пахи. Брюхо вообще подтянутое—поджарое.
Спина слегка вогнутая, но у сук может быть прямая; крестец широкий и короткий, выпуклый (с верхом) у кобелей; зад может быть покат, но вислозадость (гусиный зад) составляет большой недостаток. У тяжелых пойнтеров крестец кажется мясистым, но это только потому, что кожа у них в этом месте очень толста. У вполне сложившихся сук, если смотреть на них сверху, зад обыкновенно шире переда; у кобелей часто наоборот—зад несколько уже переда.
Хвост (прут). Правильность хвоста играет важную роль во внешности пойнтера, гораздо большую, чем в других породах. Он поставлен не очень высоко, как у фоксгоундов, но и не низко, что ещё хуже и почти всегда соединяется с гусиным, т.-е. узким и вислым, вообще слабым задом. Хвост у основания толст, затем к концу равномерно утончается, так что имеет как бы морковообразную форму. Он должен быть сух, а не мясист, с обозначенными на вид или легко ощупываемыми позвонками; в спокойном состоянии он не достигает пазанков (сочленения) на 1—2 пальца. Собака должна держать его (на поиске) прямо, без сгиба, почти параллельно земле, так чтобы хвост был как бы продолжением линии спины; у многих пойнтеров у основания хвоста замечается при этом положении небольшая горбинка; на стойке большею частию кончик хвоста загибается книзу. В спокойном состоянии некоторые собаки (большей частью кобели) держат хвост, как англизированная лошадь. Тонкий в корне хвост большей частью бывает у слабых собак; длинный, толстый или высоко поднятый прут, тем более закорюченный, обыкновенно составляет признак нечистокровности — более или менее отдаленной подмеси посторонней крови.
Передние ноги. Локотки ниже груди, правильные, т.-е. не вывороченные внутрь или наружу и свободные в движениях. Ноги очень сильные, мускулистые, но сухие, с резко обозначенными сухожилиями, с толстыми костями; они имеют (в разрезе) овальную форму, а не круглую, как у фоксгоунда (то есть нога кажется как бы сдавленною с боков, плосковатою). Крепость и сила передних ног необходима, так как дает возможность собаке мгновенно останавливаться на полном скаку. Ноги должны быть совершенно прямы — в струне, не образуя с пястными костями угла; подлыжеватость пясти зависит часто от выкормки и уменьшает их силу.
Задние ноги. Так как задние конечности составляют основной рычаг поступательного движения, то малейшая слабость их или неправильность отражается на продолжительности работы. При широких тазовых костях бёдра очень длинные, широкие и мускулистые, образующие хорошо развитый зад. Ляжки длинные, прямые или слегка выгнутые, что лучше, так как собака свободнее управляет своими движениями; коленка (сальце) свободное, слегка вывернутое наружу. Пазанки длинные и крепкие, но эластичные, не сильно согнутые и не сближающиеся в сгибе (сочленении с ляжкой); правильные задние ноги должны быть почти параллельны между собою.
Лапы предпочитаются круглые — кошачьи, но могут быть и продолговатыми — русачьими. Последняя форма красивее и удобнее для работы на жестком грунте, первая пригоднее для рыхлой почвы и болота. Вообще большие кошачьи лапы преобладают у выставочных пойнтеров, узкие же русачьи чаще замечаются у быстрых фильд-трияльсовых собак. В обоих случаях пальцы должны быть сомкнуты, а не распущены. Большинство любителей пойнтеров предпочитают круглую лапу с круто поставленными пальцами, как у фоксгоунда. Действительно русачья лапа бывает большею частью у пойнтеров лёгкого типа, вообще она соединяется с некоторою слабостью сложения. Пойнтер-клубъ также принял мнение Стонехенджа, что лапы у пойнтеров должны быть круглые, с полукруглыми, плотно сложенными пальцами, так как такие лапы способнее к работе. Лапы у пойнтера, однако, никогда не бывают совершенно круглыми, а скорее четырехугольными. Главное, конечно, чтобы подошвы, лап были жестки и прочны. По Аркрайту, считающему круглую лапу более свойственною фоксгоунду, мякиши русачьей лапы пойнтера не должны быть так велики, как у лисогона. Для русской охоты в болотах и на мягкой лесной почве, несомненно пригоднее пойнтера, имеющие очень большую лапу.
Псовина. Шерсть на морде и ушах очень короткая и атласистая; у легких пойнтеров пахи бывают часто совсем голые, как у английской борзой. У тяжелых — волос на спине и боках, вообще на колодке, толще и длиннее, почти как у фоксгоунда. Отметины (особенно кофейные) имеют более тонкий и короткий волос. У хвоста не должно быть даже признаков подвеса, т.-е. удлиненной шерсти на нижнем крае. Тем не менее очень многие пойнтера имеют на пруте очень грубую, жесткую и несколько удлиненную снизу псовину, что побуждает владельцев подстригать, подпаливать её или употреблять другие средства. По Аркрайту, у настоящего пойнтера шерсть должна быть плотна, жестка, но гладка как стекло и при том одинаковой длины на туловище; у пегих пойнтеров, приближающихся к фоксгоунду, псовина бывает разной длины, именно на отметинах она короче.
Окрас не имеет большого значения и зависит больше от моды. Прежде (в 60-х годах) предпочитались жёлто-пегие пойнтера, затем кофейные, а в последнее время начали распространяться чёрные пойнтера. С зоотехнической точки зрения самая лучшая масть — это кофейно-пегая, как наиболее свойственная всем легавым. Очень красивы, но слишком похожи на гончих чёрные пойнтера с подпалинами. Чёрные и чёрно-пегие пойнтера Сальтера считаются теперь самыми быстрыми. Вообще одноцветная, не пегая масть, тёмных оттенков, в особенности у собак с дальним поиском, считается не совсем удобною, так как такую собаку легче потерять из виду. Многие охотники очень ценят крапины (жёлтыя и кофейныя), так как они доказывают присутствие кровей старинных пойнтеров сороковых и пятидесятых годов, собак Эджа и других старинных заводчиков. Очень редкая и оригинальная масть—на чёрной рубашке мелкие белые пятна и крапины. Эта масть встречалась даже у пойнтеров прошлого столетия, также у блоудгоундов. По-видимому такие крапины есть результат кровосмешения и признак вырождения. Собаки со светло-жёлтыми (лимонными) отметинами хуже красно-пегих, так как первые часто выраживаются в совсем белых. Тёмно-кофейные пятна теперь также предпочитаются светло-коричневым. Очень большое значение для красоты выставочной собаки имеет правильность распределения отметин, особенно на голове, которая должна быть симметрично окрашена: белоголовая собака, а также собака с пятном на одной стороне головы очень много проигрывают, даже если го ловы у них будут совершенно правильны.
| Старая балльная система | Новейшая бальная система | ||
| Череп. | 5 | Череп. | 10 |
| Нос, уши, глаза. | 5 | Морда. | 10 |
| Грудь, глубина и ширина её. | 5 | Глаза, уши и губы. | 10 |
| Колодка. | 5 | Шея. | 5 |
| Ноги и лапы. | 5 | Плечи и грудь. | 10 |
| Шерсть. | 5 | Спина и задняя часть. | 10 |
| Прут. | 5 | Ноги и локти. | 10 |
| Общий вид. | 10 | Лапы. | 10 |
| Итого. | 50 | Хвост (Прут) | 5 |
| Симметрия и общий вид. | 15 | ||
| Цвет и шерсть. | 5 | ||
| Итого | 100 |
Новейшая история4 пойнтеров в России начинается вместе с выставками, в семидесятых годах. К этому времени в Москве развелось уже довольно много гладкошерстных английских легавых, преимущественно чёрных и чёрно-пегих. Московские охотники, однако, не заботились о чистокровности этих пойнтеров и очень часто скрещивали их с сеттерами. Это стремление вывести собак с более длинною псовиною и менее зябких замечалось и у прежних петербургских охотников.
На первых двух московских выставках (не считая Политехнической, в 1872 г.) пойнтеров было очень мало. Чёрные пойнтера от прежних собак не отличались типичностью и видимо выродились. Заслуживал внимания только кофейно-пегий «Каптан», выписанный из Англии Г. А. Чертковым, и очень напоминавший рисунок кофейно-пегаго пойнтера, помещенный в книге Беллькруа. «Каптэн» и сука «Мегг» дали несколько хороших собак, но, вообще говоря, принесли мало пользы. Несравненно большее значение для московских охотников имели пойнтера А. А. Ланского, выведенные им, от собак, выписанных им и некоторыми другими охотниками, в начале 70-х годов.
Позднее, уже в 1880 году, появляются на выставках вывозные пойнтера Тюляева, Деккера и Хлудова, эта порода начинает преобладать в Москве над другими и распространяется отсюда в провинцию, даже в Петербурге. Московские пойнтера оказались вместе с тем настолько удовлетворительными как по ладам, так и полевым качествам, что за последнее десятилетие в Москву было выписано очень немного, ничем не выдававшихся, собак и лучшие наши доморощенные пойнтера могли смело конкурировать с первоклассными английскими. Только в последнее время кровь московских пойнтеров была несколько освежена подмесью собак из питомника Новицкого, бывшего единственным на всем юге России, наиболее нуждающемся в гладкошерстной легавой. В Петербурге, до выписки пойнтеров графом Ферзеном (в 1888 году?), были распространены преимущественно московские. Теперь количество пойнтеров здесь значительно увеличилось и собаки Боде, Кенига и других охотников нисколько не уступают московским.
Для большего удобства обзора выдающихся современных русских пойнтеров мы рассмотрим их не в хронологическом порядке, по мере появления их на выставках, а по владельцам главных производителей, т.-е. заводчикам.
Самый старинный питомник пойнтеров, подразумевая под питомником не большое количество собак, а правильный вывод их, принадлежит А. А. Ланскому. Этому охотнику принадлежит великая заслуга, любовью к делу, знанием и умелым подбором вывести от породистых, но вовсе не первоклассных выписных собак, несколько замечательных пойнтеров, которые могли смело стать на ряду с знаменитым английскими чампионами. В большинстве случаев мы замечаем совершенно обратное явление — от превосходных вывозных производителей получается весьма заурядное потомство. Объясняется это неумением выбирать для сук подходящих кобелей, не имеющих общих недостатков, а также недостатком личного присмотра при выращивании щенков.
До 1880 года пойнтера Ланского и им родственные не имели соперников и по праву считались лучшими. Около этого времени в Москву было выписано из Англии несколько очень хороших собак с отличной родословной, которой недоставало прежним московским пойнтерам. На VII очередной выставке 1881 года появились «Гафиз» А. Г. Тюляева и сестра его «Кэт» В. В. Геслина (см. родословную Полли), от чампиона Шот Соммерсона. «Гафиз», красивый и ладный кобель, несколько лопоухий и слабозадый, получивший на VIII выставке золотую медаль, был много лучше своей сестры, мелкой, острорылой и совсем слабозадой суки. Вскоре вслед за тем выписанный красно-пегий кобель Девон-Понч (см. родословную Геро Роггена) был много выше Гафиза по ладам и по происхождению и действительно много способствовал освежению крови московских пойнтеров, дав, в смешении с пойнтерами Ланского и Хлудова, много выдающихся собак, в том числе и Спорта IX, хотя все-таки не принес той пользы, какую бы мог принести в других руках и при лучшем выборе сук для вязки. Что же касается Гафиза, то в потомстве его нельзя указать ни одной выдающейся собаки, кроме «Клары» Кочеткова, приобретённой затем обратно Тюляевым. Клара — дочь Гафиза и Тамары; Тамара же происходит от Девон-Панча и Леди Коробова; последняя же от того же Гафиза и Клеры Дунаева. Таким образом Клара содержит в себе кровь Девон-Панча, но вместе с тем и кровь сен-жерменского брака, каковым несомненно была Дунаевская Клера. Клара была бесспорно одною из лучших сук-пойнтеров на очередных выставках, что доказывается полученными ею призами на второстепенных английских выставках. Недостатки её — подуздоватость и некоторая слабость зада. Однако до сих пор нельзя указать ни на одного выдающегося её потомка5, кроме сына ея от старика Девон-Панча — «Спорта» Гедеонова, крупного и сильно сложенного, но грубого кобеля, получившего на XIX выставке большую серебряную медаль. Брат её, красивый, но несколько растянутый и рыхлый «Верный» Кочеткова, тоже не дал ничего замечательного. Тем же недостатком, как и Верный, страдала и сестра его «Донна».
Почти одновременно с Тюляевым, другой московский охотник — К. О. Деккер выписал кофейно-пегих пойнтеров, породы лорда Сефтона, от которых в течение 10 лет отвёл немало очень хороших полевых собак, весьма грубой и некрасивой внешности, отличавшихся прямыми, даже порочными плечами, отчего передние ноги имели вид подпорок. Этот недостаток упорно передавался всеми Деккеровскими собаками, а потому они не имели почти никакого влияния на московских пойнтеров и, за исключением кажется одного Топа (на VII выставке), не показывались на очередных выставках.
Гораздо большее значение для московских охотников имели пойнтера М. А. Хлудова, который, по примеру своего брата и в особенности отца, много содействовал распространению пойнтеров в России, выписывая из Англии превосходных производителей. Его кофейно-пегий «Тюк-Тюк», не имевший однако родословной (?), позднее (в 1884 г.) Дональд II, дали от выписной же «Мод», подаренной В. В. Геслину, при посредстве которого были куплены в Англии также пойнтера Тюляева и Деккера, — а также от других сук, очень много красивых и хороших полевых собак и способствовали распространению и моде на кофейно-пегих пойнтеров, которые в настоящее время многочисленнее жёлто-пегих. «Мод», получившая на X очередной выставке золотую медаль, очень ладная, но мелкая сучка, дала очень хорошую, тоже мелкую суку «Мод II». От Тюк-Тюка и Кет Геслина (см. выше), произошла «Кривая Альма». От Дональда III, имевшего превосходную родословную, замечательно крепко сложенного кобеля, но с короткою шеей и головою почти без перелома, «Кривая Альма» дала одного из лучших пойнтеров последних лет — «Сэра Дональда», получившего на XIX выставке золотую медаль, а на ХХ-ой звание чампиона.
Кроме названных собак, в последнее десятилетие были выписаны из заграницы следующие пойнтера: Текс Резунова, Кора Ценкера (см. родословную Полли), Дон-Жуан Сефтоновских собак и сука Сидней III (от Назо-оф-Киппинг Сольмса), Герасимова, Девон-Сам (завода Пулея) Биркенфельда. Из них Дон-Жуан и Сидней были на XIV очередной выставке (1888 г.), но не обратили на себя никакого внимания. Как кажется, и другие собаки не были выставочными и вообще, кроме Текса и отчасти Коры, отличной по себе суки, числящей в своей родословной наиболее выдающихся знаменитостей Англии, все эти пойнтера не оказали заметного влияния на московских собак.
Гораздо большее значение для московских охотников имели пойнтера недавно умершего Э. А. Новицкого, устроившего в Новоукраинке, на юге России, в начале 80-х годов, нечто вроде настоящего питомника пойнтеров, на подобие английских заводов, с несколькими парами производителей. Новицким было приобретено заграницей, во Франции и Англии, с 1879 года, по 1888,14 пойнтеров, но, за исключением жёлто-пегого, очень старого и тяжелого кобеля Дона, Сефтоновских собак, довольно похожего ладами на пойнтеров Ланского, первые; пойнтера, купленные во Франции у Беллькруа и Поля Кальяра, оказались весьма заурядными собаками и не дали ничего замечательного. Настоящими производителями питомника Новицкого могут быть названы только Фелль и сестра его Фесталь Норриша (Гладсом Ферзена — брат их), Везергиль-Дон Поттера и сука Алдин- Белл. Все эти собаки были показаны владельцем на XVI очередной выставке 1890 г. и произвели на ней большую сенсацию, в особенности Альдин Белль — превосходная и рослая сука, получившая в Англии несколько первых призов, а на XVI московской выставке удостоенная золотой медали. Изо всех кобелей лучшим надо считать Фелля. Эти четыре производителя дали много первоклассных собак, освеживших кровь московских пойнтеров. Особенного внимания заслуживают: Коунтесс-Алдин, от Везергиль-Дона и Альдин-Белль, Фид от Фелля и Альдин-Белль, получившие на XIX очередной выставке золотые медали и приз, также Роз-оф-Руссиа. сестра Фида, не уступающая в красоте своей матери.
С 1887 года петербургский охотник, граф Ферзен, в свою очередь, выписывает для своего питомника за очень дорогую цену несколько первоклассных пойнтеров. Из них жёлто-пегий Гладсом, брат Фелля, (от Флюка и чампиона Гли Шильда) и кофѳйно-пегий Сквайр-оф-Уптон, от Назо-оф-Киппинг кн. Сольмса и чампиона Нан Бека, показанные на XIV очередной выставке, настолько отличались, особенно первый, от московских пойнтеров, что возбудили оживленную полемику. Гладсом, получивший призы на английских выставках и состязаниях, несмотря на очень сильные рабочие части, не понравился московским охотникам своею острою мордою, почти без перелома, плохим прутом, и получил только малую серебряную медаль. Такая же награда была присуждена Сквайр-оф-Уптону, имевшему три первые приза, в том числе один на Бирмингамской (первоклассной) выставке и приобретённому за 200 фунтов стерлингов. Судьи также нашли его голову некрасивою, глаза слишком светлыми, а прут очень длинным, серповатым и псовистым. В следующем году, на XV очередной выставке, Сквайр-оф-Уптон получил большую серебряную медаль, которую вполне заслуживал. Вместе с ним была показана очень хорошая кофейно-пегая сука Леди Джен, собак Лойд-Лойда, получившая приз на XXXI выставке Кеннель-Клуба. Леди Джен имела очень хорошие голову, колодку и ноги, но грубый псовистый прут и небольшой подгрудок. Позднее граф Ферзен выписал еще несколько пойнтеров, из числа которых кобель Bang of the Border и сука Rompich были выставлены им в 1891 году на IV очередной выставке Общества Любителей Породистых Собак. Сука не представляла ничего замечательного и имела порочные (оттопырившиеся) уши; что же касается кобеля, то хотя он несколько мал и имел тоже довольно острую морду, но был вообще очень ладен, почему получил большую серебряную медаль и приз. На полевых испытаниях он показал хорошее чутье.
В настоящее время почти все петербургские пойнтера содержат кровь Ферзеновских собак и между ними очень часто встречаются замечательные экземпляры, нисколько не уступающие московским представителям этой породы. Таковы жёлто-пегия суки Э. А. Боде — Рафта, дочь Гладсома Ферзена и Нелли Чевакинского (собак Ланского) и дочь Рафты и Bang of the Border’a — Салва. Рафта г. Боде получила две золотые медали и два приза на выставках Общества Любителей Породистых Собак, а Сальва — большую серебряную медаль и 1-й приз на полевом состязании того же Общества в Петербурге. Кроме того, достоин внимания Пир А. П. Чевакинского, от Рафты Боде и Спорта IX Ланского, получивший на VI и VII выставках О. Л. П. С. большие серебряные медали и призы.
Лучшими пойнтерами в Петербурге, если не во всей России, надо вероятно признать выписанных в 1894 году кофейно-пегих Девоншир-Неро и Девоншир Леди, из питомника известного Lee Bulled, петербургским негоциантом-охотником Л. Л. Кенигом. Особенно хорош, как видно из портрета, помещённого в «Охотничьей Газете» 1895 г., Девоншир Неро, получивший, на выставках Англии, Франции и прочих стран, 16 первых призов, 2 вторых, 3 кубка и 6 специальных призов, а на полевых испытаниях —первый приз и кубок, два вторых и один четвертый приз.
Прилагаем родословныя суки Полли и кобеля Геро, так как по этим родословным можно розыскать происхождение большей части московских пойнтеров.
Таблица обмеров известных пойнтеров.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”
- Вернее, выменяна — за партию шампанских и бургонских вин, купленных по случаю у французского посланника за 160 ф. стерлингов, бочку кларета, дорогое ружьё и пойнтера. ↩︎
- По Rawdon Lee, пойнтера Эджа отличались бронзовым оттенком кофейных отметин на щеках и были тёмно-кофейно-пегие. Они произошли от удачного скрещивания собак капитана Уайта, мистеров Hurts, Mundy Moore, Statham, Goodrish и др. (?). Кроме того, в пойнтерах Эджа была также кровь собак Meynell’я и Осбальдестона. Отличительными признаками пойнтеров Эджа были их замечательная однотипность и элегантность, достигнутые тщательным подбором производителей . ↩︎
- Например собаки Эджа, после его смерти, в 1845 году. Сука Bloom была продана за 80 гиней, а её сыновья, ещё не дрессированные — Swape и Snake — по 25 гиней. Между тем чёрные пойнтера знаменитого толстяка Даниила Ламберта в 1840 году были проданы, в числе 13 штук, за 256 гиней, причём лучшая собака пошла в 46 гинеях. Во времена Эджа славились также питомники Musgraves в Кумберланде, лорда Mexborough, маркиза Вестминстерского, лорда Lichfield’a, лорда Bentinck’a и сэра Antrobus’a. Собаки Эджа перешли к Статтеру, купившему двух, герцогу Портландскому (Rake и др.), также к Муру, имевшему один из лучших питомников. ↩︎
- История современных пойнтеров Англии и других стран Европы, также заметки о первых пойнтерах в России и собаках А. А. Ланского помещены в «Охотничьей Газете» запрошлый год (см. № стр. 83 и 118). ↩︎
- Клара повязана в Англии с «Назо оф Уптон» Бека и дала от него Москве кобеля – «Бэка» Натрускина. ↩︎