“Природа и Охота” 1890.1
Лаверак в своей известной книге говорит, что он не может отрицать достоинства пойнтера или другой какой-либо породы охотничьих собак, но что он специально любитель сеттера и уверен; что читатели простят ему, если он предпочитает своего фаворита всем другим собакам.
Я становлюсь на стороне этого почтенного охотника, которой в одно поле бивал дичи больше, чем мы убьем в год. Я повторяю за ним: все породы охотничьих собак хороши, но я лично приверженец сеттера—аn admirer of setter.
На мой взгляд, ни одна собака не может в такой степени привлечь глаз художника, не может в такой степени заслужить расположение любителя, как сеттер; ни одна не воплощает так совершенно идеал красоты животного, состоящий в гармонии всех частей тела и в их соответствии с предназначенной ему работой, как эта благородная порода.
Хорошо сложенный сеттер, одетый в яркую, белую, красную или черную шерсть, великолепно убранный бахромой из длинных, шелковистых волос на ушах, ногах и хвосте, весь созданный для полуполёта, полускачки, с чутким, внимательным слухом, с умным взглядом прелестных глаз, ,с подвижными, широко открытыми ноздрями; кажется старающийся понять каждое слово своего господина, что можно сравнить с этим зрелищем?
Но внешняя красота — это еще только одно из достоинств сеттера. Его вежливость и покорность делают. его самым милым товарищем человека, о каком только можно мечтать, а его ум может быть сравниваем без всякой натяжки с умом тщательно дрессированного пуделя. Густая шерсть, покрывающая его тело, настолько легка, что нимало не тяготит его в жаркие дни, но она отлично защищает его от простуды и заболеваний; она позволяет ему выдерживать пребывание в холодной воде в продолжение многих часов, а длинные волосы, растущие у него между пальцами, позволяют ему носиться в карьер целые дни по таким местам, где, кажется, собака давно должна была бы остаться без ног. Сколько раз приходилось мне ходить с сеттером по лесным порубкам, между пнями, по хворосту, забывая обо всем, кроме имеющихся там тетеревей; сколько раз гибли в конец легкие лесные сапоги после нескольких таких охот, а сеттер оставался невредим, и завтра ходил так же бодро, так же весело, как вчера и третьего дня.
Это такая собака, с которой можно охотиться изо-дня в день, повсеместно. Будет ли то белая, красная или чёрная, английский сеттер, ирландский или гордон — всё равно, ступайте с ним в поле, в болото, в лес — куда угодно. Он будет работать в холод так же энергично, как в жару, так же горячо, с увлечением, неутомимо, забывая обо всем, кроме охоты. Можно ли выдумать, сочинить что-либо лучше такой действительности?
Правда, сеттер любит воду. Было бы безрассудно и жестоко оставлять его без воды подолгу. Его огненный, быстрый поиск, усиленная работа лёгких, всенепременно вызывает потребность в воде. Я никогда не пропускаю случая, охотясь в лесу, дать собаке возможность смочить шерсть и сделать несколько глотков воды. Я не побоюсь, если для этого придётся сделать немного крюку. Но пока воды нет — сеттер не нуждается в ней, по крайней мере потребность в ней он ничем не обнаруживает. Только придя к воде, убеждаешься, как жаждал он её.
Большинство английских спортсменов предпочитает сеттера. В mooг’ах Шотландии — обширных пустошах с каменистой почвой, прикрытой тощею и скудною растительностью, состоящею из мхов, лишайников, вересков и т.п. — сеттер незаменим, и потому почти он один употребляется для охоты на шотландских тетеревей или граусов (grouse, Lagopus scoticus).
Так делается теперь, так было и в старину. Лет 30 назад Георг Мин в прелестном очерке рассказывал об охоте с сеттерами в горной Шотландии, и этот рассказ до сих пор не потерял своей обаятельной свежести.
Порода сеттера всегда была богата разновидностями; чуть-ли не каждый землевладелец Англии и Шотландии имел и тщательно сохранял свою разновидность, совершенствуя её полевые качества; но современные сеттера, которых можно видеть на выставках Англии, которых можно приобрести у известных заводчиков, которые являются на публичных полевых состязаниях, все принадлежат к трём главным разновидностям: английский сеттер, ирландский сеттер и шотландский сеттер или гордон.
Мой первый очерк я посвящаю английскому сеттеру.
Английский сеттер.
Из всех сеттеров английский сеттер самый совершенный и изящный. Это — настоящий аристократ в семье легавых.
Его цвет не имеет ничего постоянного. Он бывает белый с черными крапинами, так что собака по белому фону вся усеяна словно черными запятыми — это то, что англичане называют blue belton; он бывает белый с оранжевыми крапинами; бывает белый с большими черными или кофейными пятнами, причем иногда к этому присоединяются подпалины на морде; бывает совсем белый, совсем черный, кофейный, рыжий. Из всех этих цветов цвет blue belton самый фешенебельный, но он вовсе не есть необходимость. В одном и том же помете, самого безукоризненного происхождения, с самой длинной родословной, встречаются щенки несходных мастей.
В настоящее время мало найдется английских сеттеров, которые не имели бы в себе большей или меньшей примеси крови знаменитых собак Лаверака. Поэтому, говоря об английских сеттерах, необходимо начать с кенеля этого известного любителя. Эдуард Лаверак был один из тех людей, для которых, как это часто бывает в Англии, охота, воспитание и усовершенствование одной какой-либо породы собак составляют главную, может быть даже единственную задачу жизни. В продолжение трёх четвертей века он охотился в обществе богатых английских аристократов в mooг’ах Шотландии, где, по его собственным словам, один охотник с парой сеттеров мог убить 254 штуки граусов в один день и где на 4 ружья было взято 3.066 штук в промежуток времени от восхода до заката солнца.
Посреди этих-то, поистине райских, угодий Лаверак натаскивал собак своих. Здесь любил он щегольнуть ими перед друзьями, здесь пускал он их в соревнование с другими знаменитыми собаками, здесь, постоянным упражнением, он развивал в высокой степени их физические качества, быстроту и силу их поиска, их способность противостоять усталости и тонкость их обоняния. Счастлив охотник, который может следовать примеру Лаверака!
Под конец своей жизни, чувствуя, что уже недолго осталось любоваться па созданных им сеттеров, Лаверак задумал передать потомству часть тех познаний, которые он накопил в себе, воспитывая всю свою жизнь одну и ту же породу. Он написал книгу The Setter, нечто в роде завещания потомству, в котором звучит тихая грусть старика, рассказывающего о красоте и подвигах его любимцев, о различных охотничьих случаях, бывавших с ним, причем он хорошо сознает, что все это уже давно прошло и не вернется больше.
«Многие годы, пишет он, прошли над моей головою, убелили мои волосы и унесли крепость моей мощной юности с тех пор, как я брал ружьё и собак и уезжал к себе, в мою Шотландию. Я любил её тогда, я люблю её теперь и я буду любить её всегда. Я ездил туда каждый год и чувствовал, что молодею лет на 10 при виде этих диких, здоровых и гордых гор. Только в Шотландии я находил отдых, удовольствие, радость и здоровье».
В книге Лаверака есть краткая история породы, которая, со времени его смерти (в 1877 году) была названа его именем. В 1825 г. он купил у священника А. Гаррисона, близ Карлейля (в севере Англии, в Кумберленде), двух собак — Ponto и Old Moll. Обе были blue beiton. От одной этой пары произошли все сеттера, которые вышли из кеннеля Лаверака. Его порода была следовательно результатом кровосмешений, длившихся в течение нескольких десятилетий. Относительно того, каких собак следовало выбирать для соединения, Лаверак имел свою теорию, но он говорил, что «не считает себя обязанным делать её достоянием публики» и унёс её в могилу. Только основной принцип его теории, основная мысль его высказана им в книге и заключалась в следующем:
Каждый вид животного, будь то млекопитающее, птица, рыба и пр., произошёл от одной первоначальной пары. Потомство каждой пары не смешивается с потомством других пар, и от этого все его особенности передаются в изумительной сохранности от поколения поколению. Следовательно, заводчик, который хочет достигнуть, чтобы собаки его получались все, как одна, одинаково совершенные, должен строго вести их от одной пары и избегать посторонней примеси. Это рассуждение ошибочно в своих основаниях, но Лаверак последовательно и настойчиво проводил его в практику и вёл своих собак исключительно от одной пары. Из родословной, приложенной к его книге, видно например, что от Ponto и Old Moll родились Dash I и Bell I; от этих брата и сестры родились Pilot и Moll II; от этих однопометников родились Regent и Get I, от пих Rock II и Cora и т. д. Всех названных собак он соединял с их двоюродными и троюродными братьями и сестрами, происшедшими от тех же Ponto и Old Moll и получал новые поколения.
Конечно, подобная система ведения породы может усилить, так сказать подчеркнуть известные качества собак, но она, вероятно, ослабляет жизненность расы, делает ее нервозной, восприимчивой к той ужасной болезни, которая известна под именем «чумы». Сам Лаверак дожил, под старость, до начала гибели своих собак, которым он посвятил всю жизнь. Недавно найденные письма его к некоему Ротвелю, бравшему на воспитание его щенков, доказывают это. Вот одно из писем.
«С большим огорчением уведомляю вас, что три щенка, посланные вами ко мне, пали от чумы; но что еще хуже, я потерял еще шесть собак: двух сук по 18 месяцев, за которых мне давали по 50 гиней за каждую, и четырех молодых кобелей, — все пали от чумы и конвульсий. А это были лучшие собаки, каких я когда-либо выращивал. Право, я прихожу в отчаяние, когда подумаю о хлопотах и издержках, которых они мне стоили. Я боюсь даже, что скоро потеряю всю мою породу».
Это письмо помечено 1874 годом. А вот другое, написанное па следующий год.
«Я совершенно убит потерями, которые испытал — девять. Шесть были поистине несравненны. У меня остался только Принц и старая жёлто-пегая сука Кора. В продолжение трёх лет, как я живу здесь, из тридцати собак я вырастил только одну. А между тем у меня есть всё, что только может желать заводчик: мой кенель устроен превосходно, собаки свободно резвятся в поле; их гибель мне кажется роковою».
Впрочем, эти несчастия обрушились на Лаверака только в конце его жизни. В течение многих лет его собаки пользовались большою славой. Достаточно назвать его Countess, которая была столь же бесценна по внешнему виду, как и по своим полевым качествам, и воплощала в себе в совершенстве тип Лаверака. Тип этот самим Лавераком описан следующими сильными чертами. «Голова длинная и легкая, по не плоская. Морда не брылястая, но с достаточными губами. Перед чрезвычайно могучий. Грудная клетка глубокая, широкая. Ребра выпуклые за плечами. Спина огромной силы. Плечи совсем косые. Расстояние между плечами и местом прикрепления задних конечностей очень короткое.
«Хвост помещается на одной линии со спиною и обыкновенно ниспадающий, несомый на подобие сабли, обильно покрытый бахромой из длинных волос. Ноги поразительно короткие, особенно от пятки и колена до лапы. Лапы сжатые, компактные. Задние ноги сильно согнуты в пяточном сочленении, по пятки отнюдь не сближенные и не расходящиеся.
«Цвет черный или белый с черными крапинами, шерсть длинная, топкая, шелковистая. Глаза ласковые, кроткие, умные, темно-коричневого цвета. Уши посажены низко, хорошо лежат возле головы и обрисовывают вполне линию черепа.
«Есть еще другая разновидность той же крови — белая с оранжевыми пятнами и крапинами. Она также хороша, также крепка, также неутомима.
«Я могу с уверенностью сказать, что собаки эти, которых я веду в продолжение почти 50 лет, не имеют соперников. Они соединяют в себе все качества необходимые охотнику: большую быстроту, топкость чутья, твердость стойки, превосходную манеру поиска, большую смышленость при отыскивании дичи. Из всех пород, какие я видел, это — самая неутомимая, самая выносливая». Описание Лаверака вполне приложимо к его Countess, изображение которой встречается во многих книгах. Действительно, не знаешь, чему удивляться в этой замечательной суке: гармонии ли всех её частей, изяществу ли сложения, силе спины, красоте головы и шеи? Некоторый приземистый, как бы кошачий вид, происходящий от сильной согнутости сочленений, высоко ценился Лавераком, как признак страшной толкающей силы конечностей. Сестра этой собаки, Nellie, обладала подобными же качествами, хотя и в меньшей степени. Если прибавить к ним третью суку Daisy, то получим трио, поистине несравненное. Относительно кобелей следует, кажется, сказать, что они были не так изящны.
Естественно, что подобные собаки покупались за большие деньги, как в самой Англии, так и на континенте и в Америке. К сожалению, их чистокровных потомков было трудно вырастить, так что чистых Лавераков почти уже не существует в настоящее время.
Чтобы помочь горю, лавераков соединяли с другими наилучшими разновидностями английского сеттера. Результаты выходили превосходные. Такова, например, была собака, соединявшая в себе 78 крови лаверака с 2/3 иной крови, заимствованной в кенелях Лорта и Гарта, кениелях, ценимых еще Лавераком. Я разумею знаменитого champion Ranger’a, принадлежавшего священнику Макдона.
Но истинным преемником Лаверака явился Луэлен, который теперь считается первым заводчиком Англии и которому Лаверак некогда посвятил свою книгу. Его сеттера произошли от соединения собак Лаверака с превосходными собаками Армстронга. В кеннеле Луэлена родилось много рослых, красивых сеттеров. Его Count Windhеm однажды произвел сенсацию в Бирмингаме. За него предлагали 17.500 франков, но владелец не согласился уступить его. Это бесспорно одна из лучших и красивейших собак в мире. Но собаки Луэлена составили себе громкую славу еще своими блестящими успехами на полевых состязаниях.
Кроме Луэлена имеют прекрасные кенели английских сеттеров Шортоз, воспитавший таких собак как Royal IV, Novel, Novelty и др., Робинсон, у которого были Emperor Fred, Empress Meg, Symbol и др., Лоу, воспитавший Tam O’Shan ter’a, Конингем — Sir Alistera, Blue Maud, Шерли, президент лондонского Кенель-клуба, Армстронг, Дойль, Бишоп, Сольтер, Платт, кенель которого имел Sting’a, прославленного по всему свету,—Кокертон, Фостер и многие другие. Имена собак этих заводчиков можно встретить в родословных всякого хорошего английского сеттера.
В других странах, во Франции, в Бельгии, в Голландии, в Германии — везде есть много лиц, владеющих прекрасными питомниками английских сеттеров; у нас же, в России, пока даже записные ружейные охотники держат одну, много двух собак, большею частью беспородных, и совсем не заботятся о сохранении и улучшении расы. Когда же подойдет время охоты, мы ищем и просим, нет ли где случая приобрести «полевую собачку», какой бы породы ни она была. Владельцы подобных собачек отводят от них потомство, не руководствуясь никакими соображениями. Этим путём мы испортили и погубили много действительно прекрасных, вывезенных из Англии пород сеттера. А между тем, казалось бы, что для охотника столько удовольствия держать небольшой кенель с несколькими кровными сеттерами и прогрессивно совершенствовать их формы и их полевые качества разумным подбором. Я знаю несколько единичных примеров подобного отношения к делу, но эти примеры так редки и исключительны, что едва ли уместно называть их.
Посмотрим теперь, какие особенности отличают английского сеттера при отыскивании дичи, чего можно ожидать от него па охоте.
Кровный английский сеттер весь состоит из огня и страсти, в этом главное его достоинство, главное очарование. Как птица создана для полёта, так английский сеттер создан для продолжительного, неутомимого, быстрого поиска, сменяющегося только минутами мертвой, картинной стойки. «На поиске, говорит Лаверак, сеттер должен быть быстр, смел, лёгок, нести высоко голову, держать красиво хвост, должен с равным усердием обыскивать все поле охоты, искать без зависти и ревности, быть поворотливым и изменять направление быстро, как молния; на стойке он должен стоять, так-же неподвижно и твердо, как статуя».
Чтобы оцепить полевые особенности хорошего английского сеттера, всего лучше, разумеется, просмотреть отчеты судей о полевых состязаниях, на которых он всегда играет выдающуюся роль. Я возьму для примера Countess Лаверака и Rangera Макдоны.
Countess появилась на полевых состязаниях в 1872 году. Она обладала поиском необычайным. Её неутомимость была поразительна: она, казалось, не знала, что такое усталость, точно была сделана из резинки, а не из обыкновенного живого тела. Благородная страсть к охоте горела в ней неугасимым пожаром, так что многие видели даже недостаток в этом избытке страсти. Так известный автор многих, весьма основательных, охотничьих статей и книг, д-р Уэльш, писавший под псевдонимом Стонгенджа, говорил прямо: эта собака с капитальным недостатком — от неё нельзя добиться полного послушания. Действительно, когда, бывало, выведут её с лёжки прямо в поле, — она отдавалась вполне своему необузданному карьеру, своему бешеному, страстному поиску. Как бы смеясь над свистками и криками своего дрессировщика, она забирала всё больше и больше пространства, уходила всё дальше и дальше, превращаясь, наконец, в едва заметную движущуюся точку, словно она не знала, куда деваться от душившей её энергии и страсти. При благоприятном ветре она прихватывала на полном карьере дичь, замирала в невообразимо-красивых позах, тянула, вела и снова замирала. Любо было видеть её в то время, и её горячность невольно прощалась ей.
Гораздо послушнее и мягче был Ranger Макдоны. Это была, вероятно, лучшая собака, когда-либо являвшаяся на field trials, лучшая в смысле полевом. Характер его был мягок как воск, а про стойку рассказывают вещи буквально чудесные, которые могли бы вызвать улыбку недоверия, если бы они не были засвидетельствованы экспертами и публикой и не были оглашены охотничьими журналами, печатавшими статьи о полевых состязаниях. Так однажды, Ranger нёсся по наклонному лугу, внизу которого текла река. Его карьер был столь стремителен, что он не удержался во время и полетел в воду. Очутившись так нечаянно в реке, он поплыл па другую сторону и начал было выбираться на берег, как внезапно почуял дичь и мгновенно окаменел па стойке. Куропатки поднялись. Ranger не тронулся с места и несколько времени оставался в своем крайне неудобном положении, па половину в воде, Потом он опять переплыл реку и спокойно отряхнулся у ног восхищенных судей.
Другой разя, Range г на полном карьере вдруг причуял куропаток. Он хотел сразу остановиться, манера столь свойственная английскому сеттеру, но ход его был столь силен, что он упал, перевернулся и остался недвижим, лёжа на спине, с поднятыми на воздух лапами, показывая головою то место в траве, откуда скоро и вылетели птицы.
Я вполне доверяю этим рассказам, тем более что не раз видел нечто подобное. Я видел, как кровный английский сеттер, сын Roderik of Braunfels, носясь лёгким галопом между кустами, замирал на стойке по тетереву; он делалэ то так быстро, так внезапно, как будто электрический удар превращал его моментально в статую.
Рассказанных примеров, я думаю, довольно, чтобы составить понятие о том, чего следует ожидать от кровного английского сеттера. Заводя себе таких собак, следует иметь это в виду. В старину я любил охотиться с тихой собакой и живо помню, как боялся собак быстрых, энергичных, страстных. Я говорил тогда: я люблю охотиться спокойно, без шума и крика, преимущественно в лесу, на тетеревиные выводки; быстрый поиск хорош в Англии, где лесов нет, и где охотятся или по жнитву, или в mooг’ах Шотландии; у нас же, в чапыге из осинника и ельника, где едва и сам пролезешь, легко выйти из всякого терпения при виде бешеного аллюра сеттера, который носится как сумасшедший в чаще, почти незримый для охотника. Так рассуждал я в былые годы, но теперь, хотя по прежнему люблю лесную охоту, я ни за что не пойду с тихой собакой и держу сеттеров, быстрых, смелых, энергичных. Я говорю теперь: была бы собака кровна, чутьиста и послушна — пусть ищет в карьер, мне правится это. При некотором терпении я сделаю из неё бесценного товарища. Какое наслаждение видеть, как сеттер, который носится параллелями, внезапно потянет и замрет на стойке! Что за беда, если он, на охоте в лесу, часто исчезает из вида? Я приучаю его к правильному, осмысленному поиску, приучаю быстро являться па зов, иногда привязываю маленький, звонкий колокольчик к ошейнику, наконец, просто избегаю слишком частых, глухих мест. Так изменились мои вкусы. Я никому не хочу их навязывать, по выскажу мое твёрдое убеждение, что быстрая, энергичная собака, способная скакать долго и неутомимо, неизмеримо выше тихой и вялой. Немного терпения и любви к делу немного доброты и ласки, и кровный английский сеттер покажет, что можно сделать из него.
При своем быстром поиске, сеттер должен иметь тонкое чутье, чтобы уловить те неведомые человеку испарения, которые оставляет дичь на траве, касаясь её при ходьбе. Но гораздо лучше, если он не ищет следа, а старается уловить в воздухе запах, исходящий из самого тела птицы — так по крайней мере в местах чистых, открытых. Не у всех сеттеров эта способность причуивать на расстоянии одинаково развита: одни прихватывают очень коротко, другие, правда, весьма редкие, — изумительно далеко. «У некоторых собак, говорит Стонгендж, есть чудное свойство причуивать на огромном расстоянии самую птицу, оставляя без внимания след её, и это есть наиболее ценное их свойство». Хороший сеттер ищет даже в лесу, держа нос высоко, и, если почует след, то обыкновенно не ведёт по нём, а начинает горячиться и задавать круг — в это время нужно зорко следить за ним. по не кричать, не звать его, иначе можно испортить все дело: где-нибудь неподалеку он уже стоит каменным истуканом. Конечно, и он может вести по следу бегущей в траве птицы и делает это превосходно, но только по горячему следу, дай то он старается больше прихватить самую дичь.
Из этого ясно, что лучшие сеттера могут искать только против ветра; при ветре сзади, они делаются совершенно бесполезны, даже вредны, потому что могут спугнуть дичь, не причуяв её. Если нельзя пустить такого сеттера против ветра, пусть лучше он идёт сзади.
В книге Лаверака есть отличный рассказ по этому поводу. Вот что писал знаменитый старик.
«Несколько лет назад, я охотился в тихую, жаркую погоду. Один из моих друзей был со мною, чтобы видеть работу пары сеттеров, с которыми я охотился уже лет восемь. Эти собаки были первоклассными во всех отношениях и родные брат и сестра.
«Кобель мог сделать средним числом, шесть стоек в то время, как сука делала одну, и это оттого, что он шёл Всегда против ветра, подняв нос; сука, напротив, искала след. И тем не менее, в течение трёх дней охоты она делала 4 или 5 стоек в то время, в какое кобель делал одну.
«Мой приятель сказал мне:— Лаверак, вы чересчур хвастались вашим кобелём; по-моему, сука гораздо лучше его и стоит вдвое больше.»
«Я отвечал: подождите, поднимется ветер, и вы увидите, был-ли я прав.»
«На четвёртый день поднялся небольшой ветерок, и кобель совершенно затмил суку: он один делал почти все стойки, только изредка давал ей сделать одну или две».
Во время поиска иные из английских сеттеров быстро и энергично машут хвостом, другие, напротив, скачут, опустив хвост вниз, оставляя его совсем без движения. Последним свойством обладали, говорят, собаки Лаверака. Я видел чистокровных английских сеттеров и с тем, и с другим качеством и решительно не знаю, кому отдать предпочтение. Последователи Лаверака утверждали, что маханье хвостом только пугает дичь — это пустяки, без сомнения; их противник, недолюбливавший породу Лаверака, Стонгепндж, утверждал, что, по его наблюдениям, собака, машущая хвостом, имеет всегда больше чутья, чем собака, которая несёт на поиске хвост неподвижно, на манер волка. Такая зависимость между движениями хвоста и обонятельной силой собаки кажется мне странной и подозрительной, но раз она высказана таким компетентным автором, она нуждалась бы в основательной проверке. Мои собственные наблюдения опровергают это. Перехожу теперь к детальному описанию частей тела английского сеттера, имея в виду молодых охотников, которые желали бы завести себе собак этой породы и сознательно оценить их достоинства. Замечу только, что одним описаниям, без личного наблюдения и сравнения, все-таки невозможно выучиться ценить животное.
1. Голова английского сеттера довольно длинная, не широкая между ушами. Губы умеренные, морда красиво затупленная. Заостренная морда показывает плохую примесь или начало вырождения. Лоб приподнят между глаз. Ноздри широко открыты и влажны. Однако ж, заключать о чутье по степени влажности носа невозможно. Были примеры, когда при сухом, кожистом носе собака обладала замечательной обонятельной силой. Уши должны помещаться назади головы и низко, чтобы хорошо обрисовывать очертания черепа; кожа их тонка и мягка. Глаза чисты, ясны, полны жизни и ума. Коричневый цвет глаз наиболее желателен.
2. Шея тонкая, длинная, слегка приподнятая в средней части. Кожа на ней нe должна иметь и следа подгрудка. Голова резко отделяется от шеи, а шея слегка расширена возле соединения с плечом, так как здесь сходится много мускулов. Часто один переход шеи в плечо придает красивый, племенной вид животному.
3. Плечи и грудь — существенная часть сеттера. Плечи должны быть косые, длинные, очень подвижные и мускулистые. Грудная клетка глубокая, достигающая по крайней мере до локтей; при этом она не плоска, не лещевата, ребра её выпуклы, особенно позади плеч. Собака с узкой плоской грудной клеткой, наподобие аспидной доски, так же плоха, как собака с грудью недостаточно спущенною.
4. Спина широкая, мощная, богата мускулами, слегка сводообразная — это весьма важная стать собаки. Обвисшая, тонкая спина ужасна — она обличает слабость.
5. Ноги должны быть богаты костью — ничего не может быть безобразнее сеттера на овечьих ногах. Передние конечности имеют мускулистую плечевую часть, хорошо спущенный, невывернутый наружу локоть, прямую лучевую часть. Задние конечности сильно согнуты в пяточном сочленении, причем пятки не должны сближаться, что придает собаке «коровий зад» и губит её. Лаверак любил, чтобы конечности сеттера были сильно изогнуты в сочленениях, чтобы сеттер имел приземистый, ползучий, кошачий вид, потому, что такой вид обличает огромную силу ножных рычагов и рессор. Он приводил в доказательство ноги тигра, леопарда и кошки. Лапа сеттера бывают двух типов: русачья и кошачья. Предпочтительна первая. Но во всяком случае — пальцы должны быть плотно сомкнуты, в комке, с толстыми подошвами, которые делаются ещё крепче от соответствующего упражнения, от постоянной работы. Промежутки между пальцами обильно покрыты шерстью.
6. Хвост часто бывает признаком чистокровности, хотя он не всегда хорош и у самых чистокровных сеттеров. Лаверак сравнивал его форму с формой сабли, но я думаю, что кривая турецкая сабля плохой образец в этом случае. Многие английские сеттера имеют слишком длинный хвост и это несоответствие сейчас же чувствуется и нарушает гармонию целого. Бахрома из волос достигает 15-20 сантиметров посредине хвоста, но она уменьшается к основанию и концу его.
7. Шерсть английского сеттера тонка, шелковиста, мягка на ощупь. Англичане требуют теперь совсем прямых волос, без всякой волнистости. Но, по-моему, слегка волнистая на ушах и на задних конечностях шерсть скорее украшает чем портит сеттера. Задние стороны ног одеты длинной бахромой из шелковистых волос.
8. Весьма важное значение при оценке сеттера имеет симметрия или стиль его. Эти слова трудно определить, но глаз, насмотревшись на многих сеттеров в натуре и на рисунках, легко угадывает их значение. Это тот ансамбль, который придает красоту животному, ласкает чувство художника, заставляет радоваться охотника. При этом во всех движениях сеттера заметна живость, веселость; его глаза горят, голову он держит прямо и высоко, хвост оживлен энергичными движениями. Его характер ясен, открыт, всякая неприятность, грозный оклик, удар — все быстро забывается им; ему неведомы, непонятны ни злоба, ни мщение по отношению к человеку.
Собаки, соединяющие все эти качества, редки, очень редки. Они стоят большие деньги, а иногда их купить невозможно. Но зато тем приятнее вырастить такое животное при маленьких средствах, в своем собственном скромном кенеле, своими собственными заботами.
С. М.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”