Природа и охота 1889.8
Сочинение Беллькруа (Dressage des chiens d’arrêt à l’anglaise, par M. E. Bellecroix) перевод Алексея Полторацкого.
Охотник, предпринявший дрессировку молодой собаки, особенно чистокровной английской, должен поэтому хорошенько убедиться, что он не может охотиться, чтобы убивать дичь, пока продолжается период дрессировки, и я не стану повторять, что если он будет одновременно хлопотать и о наполнении сумки и о воспитании собаки, весьма вероятно, что он не до стигнет ни того, ни другого. Во всяком случае, я не колеблюсь утверждать, что если он будет стрелять после ошибок собаки, он никогда не достигнет обладания хорошо дрессированным животным.
Бывают случаи, когда надо уметь оставаться попом. Для того, кто любит и понимает охоту с подружейной собакой, понимает сколько в ней благородства и изящества, вопрос убивания совсем побочный и очень часто, даже слишком часто, тот, кто после долгой охоты успел убить десяток птиц, лучший охотник, чем тот, кто приносит домой вдвое и втрое более.
С другой стороны, вне сомнения, что соблюдение правил, долженствующих руководить воспитанием подружейной собаки высокой породы, скоро доведёт животное до высшего развития его достоинств. Достигнув этого, вы можете, если вздумается, принять заклад с этими знаменитыми стрелками, которые всегда возвращаются с набитой сумкой, когда охотятся одни, но обыкновенно не имеют большего успеха, чем их товарищи, когда охотятся в компании.
Как бы то ни было, чтобы воспитание подружейной собаки стало совершенным, недостаточно, чтобы она хорошо работала, когда она одна с хозяином; она должна равномерно хорошо вести себя, когда другия собаки ищут одновременно с ней на том же поле. Мы сейчас увидим, что с хорошо подготовленной собакой, такой, какова наша теперь, добиться результата, совсем не так долго и трудно, как может быть воображают многие из нашей собратии.
Вы еще не покончили со всеми уступками, которые я хочу у вас просить; потому что вы хорошо понимаете, что если я счел себя обязанным посоветовать вам не позволять вашему молодому ученику заниматься розысками раневых куропаток, тем более я не могу допустить, чтобы вы позволили емубро ситься догонять зайца, перевернувшегося от вашего выстрела и с трудом уходящего па трех ногах.
Если вы не хотите получить совершенство дрессировки, которое позднее щедро вознаградит вас за эти маленькие жертвы; если вам, наоборот, дороже всего не терять этого зайца— тогда спускайте собаку; если в ней хоть немного силы, вы вернётесь домой с зайцем.
Но я не думаю, чтобы эта система, практикованная мною самим,— потому что, увы, я сам ее практиковал— стоила той, которую я вам здесь рекомендую. Впрочем, я только излагаю дело; решить выбор между обоими методами должны вы сами.
В эпоху уже давнопрошедшую, когда я обучал моих собак по-французски, я часто делал эту ошибку и смиренно
винюсь в ней. Это правда, что я ощущал немалое удоволь ствие, видя возвращающуюся из глубины ноля одну из своих собак, несущую здоровенного зайца, за которым она гналась одну или две версты. С помощью времени и большойстрого сти,— и также потому, что мне часто случалось стрелять по зайцу,—я достиг обладания несколькими собаками, которые всегда преследовали только раненых зайцев и уважали других. Но я должен сознаться, что не посмел бы отвечать за то, что лучшая из них повела бы себя при всевозможных обстоятель ствах, с тем же благоразумием, как те, которым никогда не позволялось преследовать ни одного зайца. Для этого то, с ранняго детства, все мои собаки приучаются ложиться при взлете и вскакивании всякого рода дичи, птицы и зверей. У меня бы вали, у меня есть и я знаю сейчас, что есть много собак самого горячего темперамента, приносящих совершенно хо рошо, и что их хозяева могут их брать всюду, напр., на охоту с загонщиками, без всякого неудобства; эти собаки неизменно остаются лежать подле стрелка, глядя, как на него бегут кролики, зайцы и козы; и, не делая ни малейша го движения, оставят биться у себя на глазах, под носом, сваленную дичь, никогда не поддаваясь искушению пойти схва тить ее.
Может быть, вы скажете мне, что вы сами, чьи собаки дрессированы по-французски, обладаете животными, обнаруживающими тоже благоразумие; охотно этому верю, потому что и я, я сам обладал несколькими замечательными в этом отношении.
Между тем я принужден сознаться, чтобы довести их до этой степени стоицизма, мне понадобилось больше времени и трудов, чем нужно для системы и дрессировки, принятой в Англии.
Я тоже равномерно считаю своим долгом засвидетельствовать, что в течение периода дрессировки этих собак всегда чаще заставляли меня упускать случаи стрелять, чем собаки, дрессированные по системе, различные фазы которой мы изучили с вами.
С этими собаками, приученными с первых прогулок ложиться при взлёте дичи и никогда не подавать на охоте, в течение первых месяцев, с ними механическая (если можно так выразиться) дрессировка занимает всего несколько дней: достаточно давать им возможность видеть дичь и не спускать им малейшей вольности. Для того чтобы достигнуть до менее хорошего результата по французской методе, надо гораздо больше времени.
И, если вникнуть, это вполне естественно: как бы умна ни была собака, ей нужно некоторое время, чтобы понять, что если ей позволяется преследовать раненых зайцев, ей запрещено гоняться за теми, которых дробь не тронула или которые выскакивают у неё из под ног. Напротив, если ваш ученик знает, что он должен ложиться при вскакивании всех зайцев и оставаться неподвижно на месте, всё равно и перед теми, которых вы убиваете, и перед удирающими во все лопатки, тогда вопрос для него совсем упрощается: он никогда не должен бегать, и больше ничего! мы с вами по крайней мере сойдемся на этот счёт, и так как, несмотря на мое мнение, вы имеете полное основание делать то, что вам больше подходит, я не жалею, что сказал вам, что я считаю лучше всего.
Пусть охотник, имеющийв течение целого года случай стрелять всего по какой-нибудь дюжине зайцев, позволяет своей собаке гоняться за теми, которых он считает ранеными, я это отлично понимаю и охотно допускаю; но я думаю, что не ошибаюсь, утверждая, что он никогда не добьётся обладания собакой, одинаково хорошо работающей и по перу, и по шерсти. Всё не дается сразу. Я знавал в провинции не одного охотника и не одну собаку очень замечательную, которые ограничивались кое-чем и были довольны этим: собака отлично делала стойки по куропаткам и отчаянно гоняла всех зайцев, стрелянных и нестреланных; ягдташ как бы то ни было набивался, и все были довольны. Всякий находит свое удовольствие, как может, и я не позволяю себе никого бранить. Но подразумевается, что мы изучаем единственно способы достигнуть совершенной дрессировки. Мы претендуем иметь совершенно безукоризненную собаку, и нет той жертвы, на которую мы не решились бы, чтобы достигнуть этого результата.
Вам сто раз случалось встречать охотников, собака которых никогда не делает ошибки, и вы предавались мечтам, слушая рассказы об изумительных подвигах, совершенных этим несравненным животным, которого чутье, дрессировка и ум почти чудесны. Да вот сейчас вы это увидите: на всем свете нет собаки, равной Медору. (И заметьте, чаще всего эти похвалы расточаются совершенно искренно).
Два часа спустя, когда вы в поле, Медор ведет себя как простая гончая: задает угонки всем зайцам, потому что это ему никогда не запрещалось; не дублирует стойки, потому что завистлив, и приходит сгонять куропаток, над которыми стоит ваша собака. Вы вместе входите в поле люцерны, где Медор напал на перепёлку, уходящую пешком; ваша собака начинает помогать ему в розысках бегающей птицы и умно работает рядом с ним; тогда Медор начинает гнать. «Если бы ваша собака не присоединилась, Медор не погнал бы; Медор никогда не гоняет, когда один».
Если вы послушаетесь меня, вы тотчас уйдёте от этого Медора и его хозяина: вы ничего не выиграете от их общества, и ваша собака, которая еще не совсем выработана, может даже много потерять.
Хорошо дрессированная собака должна одинаково хорошо работать и одна, и в компании с другой собакой; она должна уважать её стойку и сама дублировать её, как только видит своего товарища неподвижным и как только дошла до него, должна заниматься только дичью.
Если не особенно трудно добиться этого результата с собакой уже вполне приученной к послушанию, то далеко не то с теми, которые употреблялись лишь для того, чтобы хозяин, худо ли, хорошо ли, но мог убить побольше дичи. Собаки, первоначальное воспитание которых было дурно, также требуют гораздо более трудов для своего управления.
Мы сказали, в начале этого очерка, что собака, которая хорошо ложится по команде и по знаку поднятой рукой, уже на три четверти выдрессирована; это верно всегда, везде и при всяких обстоятельствах. Это еще превосходное средство, чтобы заставить собаку дублировать стойку.
Много собак дублируют стойку от природы, без того, чтобы этому их когда либо обучали; как только они видят стойку товарища, они сами делают стойку и подходят маленькими шагами к тому, кто нашёл дичь.
С такими работа дрессировщика очень легка мне, и незачем настаивать на ней. Но бывают иные, которые по какой-либо причине, иногда потому что верят только себе, бросаются со всех ног к собаке, умно стоящейна стойке, проскакивают перед ней и сгоняют дичь.
Это непростительный проступок. Если ваш ученик хорошо ложится по знаку поднятой рукой или по свистку, как только вы увидите другого на стойке, вам довольно будет подать ей знак, по которому вы приучили её ложиться.
Если, несмотря на ваши приказания, она все-таки идёт к товарищу, и хотя бы сделала благоразумно стойку рядом с ним, тем не менее дайте ей понять её вину и повторите тот урок, который вы ей столько раз давали при других случаях, отведите её на место, где она должна была лечь и там постегайте ее. К несчастию, дичь не всегда ждет, пока вы отведёте молодую собаку, и сорвется до вашего возвращения; с нейпридется раскланяться. Но все-таки мне приходилось не один раз отводить назад одного из моих учеников, не желавших дублировать стойку, в то время как старая собака стояла над раненой куропаткой, перепелом или кроликом.
Вы вероятно встречали, как и я, иных молодых собак, которые бросаются со всех ног к той, которую они видят на стойке, и достигнув до неё, делают стойку и ведут себя очень хорошо, идя за куропатками шаг за шагом и не двигаясь, как только они остаются на месте; между тем, вы видели этих самых собак, как они гоняют, когда работают одне. Это надо приписать влиянию хорошего примера, а может быть и дурной дрессировке, полученной ими от хозяина или сторожей, что иногда, знаете, бывает. Но этот случай к нам не относится; если ваш ученик, увлекшись своей пылкостью, так присоединится к одному из своих товарищей, стоящему на стойке, если этот не слишком твёрд, может произойти катастрофа; обе собаки ревнуют друг друга, идя слишком скоро, одна всегда желая быть впереди другой…. и вот куропатки срываются.
Итак, лучше всего заставлять собаку ложиться как только она замечает товарища на стойке и держать её лежа, пока к ней не подойдёте. Тогда вы позволите ей идти к нашедшей дичь, но тихонько, приговаривая ей шопотом, чтобы успокоить её; и если возможно, вы заставите её проделать этот маневр с хорошей подветренной стороны.
Тогда вы увидите перемену в её приёмах, как только запах дичи коснется ея чутья: она только что делала стойку на глаз, видя другую собаку на стойке, теперь же она сама чует дичь и работает за свой счёт.
Когда она дойдет до товарища и если дичь отбежала, вы полюбуетесь прекрасным зрелищем: обе собаки будут идти за ней шаг за шагом, высоко подняв чутьё, с различными приёмами и позами, пока обе не станут неподвижно.
Эту стойку длите как можно дольше, сами изгоните дичь, и если молодая собака тронится сместа или не ляжет, ещё раз — не стреляйте и хорошенько её накажите.
В случае, если ваш ученик еще слишком нервен или горяч, умеряйте его пыл посредством сворки.
Дублирование стойки тем хорошо, что делает собаку мягче, и в то же время позволяет охотнику производить разные маневры, которых может требовать каждый отдельный случай. Иногда случается, особенно с собаками с широким поиском, что животное с очень большим чутьём сделает стойку на границе именья, где право охоты принадлежит вам и вам иногда выгодно сделать большой обход, чтобы зайти вперёд причуянных куропаток, так чтобы отбросить их на вашу территорию. Этот манёвр, к которому охотник может быть вынужден прибегать несколько раз в один день вследствие чрезмерного дробления имения, становится невозможен, когда охотятся с 2 собаками и ни одна не уважает абсолютно стойки той, которая нашла дичь. Когда вы приучите молодую собаку ложиться каждый раз, как она заметит товарища на стойке, скоро она так усвоит эту привычку, что вы всегда будете успевать дойти до неё и сделать тот манёвр, который сочтете нужным. Немного позже вы увидите её присоединившеюся к товарищу и помогающею ему работать. Потому что мало того, чтобы собака хорошо дублировала стойку, она должна также работать с той, которая нашла дичь; это часто очень полезно, когда надо поднять дичь, которая упорно бегает, например, перепела или дергача.
Что касается до поиска, обе собаки, идущие с одним и тем же охотником, должны искать зигзагом, каждая в своей стороне; когда я говорю — зигзагом, вы знаете, что я под этим подразумеваю, и я совсем не претендую советовать вам требовать, чтобы местность была обыскана по методе знаменитых острых углов, математически разсчитанных…. в трактатах о дрессировке. Суть в том, чтобы обе собаки не ходили вместе, в один след, или бок-о-бок, в том же направлении; и та и другая в настоящее время уже давно привыкли направлять свой поиск в сторону, указанную рукой. Положив обеих, вы отправляете затем одну направо, другую налево и, остановив ту, которая будет стараться подойти к товарищу, вы снова пустите её в желаемом направлении.
Иногда она заупрямится, то потому что ветер ей будет удобнее справа, чем слева, иногда из ревности, или по какой-нибудь совсем особой причине, которой она вам не сообщает, но которую вы должны стараться отгадать; но вы также упирайтесь и заставляйте её ложиться каждый раз как, пройдя метров 50 в указанном направлении, например, налево, она будет пытаться вольничать и снова искать в правой стороне; если она продолжает, дойдите до неё, и крепко изругав её, возьмите её на сворку, пока её товарищ продолжает работать. Это будет для неё большим наказанием. Через несколько минут, отвяжите её и снова пошлите её влево. Ей придется покориться.
Это надо делать всегда, никогда не позволяя собаке действовать независимо от вас. С этими чистокровными собаками, столь нервными, столь полными силы и страсти, если вы им спустите, без взыскания, несколько подобных фантазий, вы уже не сладите через восемь дней.
Хорошая собака должна искать в любом направлении, указанном хозяином. Какова бы ни была тонкость её чутья, вы не должны доверяться исключительно ему.
У меня были два или три пойнтера, чутьё которых было по-истине изумительно; одного из них я часто упрекал даже за то, что у него слишком хорошее чутьё.
— Как слишком хорошее чутье?
— Да так же, и вы увидите, что в некоторых условиях, что справедливо считается как первоклассное достоинство, может иногда сделаться истинным пороком: нет правил без исключений.
Эта собака называлась Готом, один из производителей кеннеля La Chasse illustrée.
Прежде чем мне пришлось охотиться с Готом, я был совершенно того же мнения, что и вы: я не верил, чтобы подружейная собака могла иметь слишком много чутья.
Теперь, я думаю, что совершенство заключается в равновесии между чутьём и ногами; я хочу сказать —между средствами к действию собаки, её быстротой, если хотите, и тонкостью её обоняния.
Слишком быстрая собака, чтобы хорошо работать, должна обладать в высшей степени тонким чутьём, так чтобы замечать самый легкий запах, чуять дичь очень издали, иначе при обыкновенном чутье она ее неизбежно сгонит; напротив, собака, работающая тихо, ходящая рысцой метрах в двадцати от охотника, может иметь незначительное чутье, может даже искать нижним чутьем и все-таки сослужит полезную службу своему хозяину.
Но если у собаки ноги длинней носа и не удалось укоротить её поиска — такую собаку можно только повесить. Она поминутно летает, как ядро, ничего не чуя, в самую середину дичи. Если она хорошо дрессирована, она ложится; но к чему это? зло уже сделано.
Этот недостаток часто —результат неопытности, и было бы большой ошибкой окончательно осудить молодую собаку, совершающую ее время от времени; но если вы убеждаетесь, что она повторяется регулярно, нет более сомнений; подарите собаку какому-нибудь комнатному охотнику, который купит ей прекрасный ошейник и будет водить её гулять в Елисейския поля.
Но собака, обладающая очень большим чутьём и у которой недостает ног или инициативы, часто тоже очень неприятна, для того, кто недоволен хорошим, но ищет лучшего.
Так было и с Готом, которого, признаюсь, я никогда достаточно не втягивал в работу, чтобы развить все его качества. Он прихватывал куропаток на совершенно невероятных расстояниях. Я в течение своей охотничьей жизни видал работу многих пойнтеров и сеттеров; но я не только никогда не видал кого-нибудь, превосходящего Гота, но даже не думаю, чтобы встречал ему равных. В ту эпоху кеннель La Chasse illustrée считал в своем составе 13 собак, хорошо охотящихся, пойн теров, сеттеров английских и ирландских, и гордонов, мно гие из которых были замечательными собаками. Часто их вы водили всех вместе на прогулку, чтобы заставлять их испол нять маневры, о которых мы столько говорили (ложиться, искать по приказанию направо и налево, возвращаться по свистку и т. п.). Местность в ближайшейокрестности Парижа, на которойсовершались эти прогулки, была очень бедна дичью, как вы са ми знаете, и если случайно находили несколько перепелок или куропаток, это было истинное счастье.
Ну-с, в большинстве случаев, первыми делали стойку Гот и Юно, два пойнтера (чаще Гот). Но Гот, повторяю, имел слишком большое чутье для своих ног: вы сейчас увидите, что я говорю правду.
Когда я охотился с одним Готом, на настоящей охоте, вот что со мнойчасто случалось. Собака, ища большими концами, в двух стах метрах впереди, вдруг делала стойку, окаменев в великолепной позе, держа высоко нос. Я подходил к нему, он начинал тянуть; и я шёл, за ним сколько ему хотелось; он вёл меня в обширное свекловичное поле, которое мы проходили один за другим; но куропатки упорно бежали; из свекловичного поля они выбегали на пар или на пахоть; собака следовала за ними достаточно далеко, чтобы не взогнать их, но я, их настоящий враг, не делал и десяти шагов там, как они снимались молча, вне всякого выстрела.
Я скоро бы утешился в этой неудаче; мне, как и вам, слишком много раз приходилось оплакивать её, чтобы не привыкнуть к неприятному волнению, причиняемому ей начинающим. Но вот когда именно начинались мои несчастия и когда я доходил до того, что проклинал чрезмерную тонкость чутья, которая заставила Гота сделать такую дальнюю стойку.
В самом деле, по тому самому, что порыв ветра принёс ему Бог знает неизвестно откуда запах этого несчастного выводка, он (Гот) не обыскал всего пространства, пройденного нами, когда мы шли прямо к выводку — собака впереди, я за ней.
Итак, надо бы, чтобы сделать все хорошо, чтобы она одна снова прошла все это, часто огромное пространство, чтобы сказать мне, что мы не оставили там другой дичи. С Юно, с моим последним пойнтером Лордом Рокингамом, это было делом одной минуты: по одному знаку обе собаки отправлялись со всех ног; они заходили по ветру, до версты, если понадобится, и возвращались ко мне, ища, так что мне оставалось только, сидя на месте, указывать им рукой направление, которое они должны были исследовать.
Гот ничего этого не делал; чтобы послушаться меня, он, положим, отправлялся в указанном мною направлении, но, не отойдя и двух-трёх сот метров, он поворачивался против ветра и возвращался, ища, ко мне; но чаще всего двести или триста метров бывало недостаточно. Тогда мне приходилось самому возвращаться к месту, где он сделал стойку по куропаткам; считая дорогу которой мы прошли, идя за ними и обратно, это часто составляло больше доброй версты, к которой надо было прибавить ещё трату времени.
Происходило ли это вследствие недостатка натаски увлечения или инициативы, было ли это недостатком способностей? Может быть и то, и другое, во всяком случае, если бы у Гота было меньше чутья, или больше быстроты, мне не приходилось бы быть вынужденным совершать эти неприятные маневры. Я считаюсь довольно хорошим ходоком, но я желаю, чтобы моя собака, у которой четыре ноги, избавляла меня от всякой излишней ходьбы.
Несмотря на этот порок, Гот все-таки был одним из хороших пойнтеров, каких я помню, и оставил потомство, про которое, чаще всего, подписчики этого Revue (La Chasse ill.) говорят мне много хорошего.
Это маленькое отступление по крайней мере покажет вам мою искренность и предохранит вас от упрёка, который я часто обращал к себе сам, и который вы будете вынуждены, чего не дай Бог, некогда обратить к вам, что вы недостаточно натаскивали собаку, одаренную исключительными достоинствами.Гот был родным братом Гарнетт, некогда одной из знаменитостей фильд-триальсов по ту сторону Ла-Манша; ежедневная работа без сомнения дала бы ему возможность приобрести быстроту и энергию,которых ему несколько недоставало и которыми отличался его брат.
Итак, вы хорошо сделаете, если подвергнете вашу собаку прогрессивной натаске, правильно практикуемой, и приучите её спозаранку (заметьте, что я не говорю — с первых уроков) искать по приказанию также хорошо и по ветру, как против ветра.
Сколько раз мне случалось видеть, как мои собаки сами собой отправлялись на огромные расстояния, чтобы зайти против ветра.
Сколько раз я любовался этой восхитительной сукой — пойнтером Юно (о которой вспоминают все посетители нашего кеннеля), когда она удалялась во весь дух, по одному знаку, и обыскивала под моими глазами целую равнину в то время, как я оставался на возвышении, откуда окидывал взглядом весь театр действий! Сколько куропаток перебил я так. Это мои лучшие воспоминания, и великие бойни, в которых я часто участвовал, мало значат рядом с этими блаженными днями, когда я возвращался с дюжиною птиц, убитых из-под стоек этих великолепных собак: Rose of Devon, Дан III, Юно и Лорд Рокингам!
Но рядом с этими полубогами было также несколько первоклассных, которым не часто встречаешь равных, и большинство этих собак были хорошо дрессированы.
Я вам здесь непременно расскажу одну прекрасную историю; но это ещё немного рано, и я приберегаю её для лучшего случая. Вы ничего не потеряете, ожидая.
Я знаю в Бельгии многих спортсменов, собаки которых приучены так заходить под ветер на все дистанции, а охотник всегда держится под неудобным ветром, с тех пор как куропатки начали не выдерживать стойки. У одного из этих господ этот манёвр обратился в систему, и могу свидетельствовать, что он ему часто дает превосходные результаты.
Я видел также, между прочими, двух превосходных пойнтеров, принадлежащих М. X .., которые никогда не работали, иначе. Подойдя с наветра к одному из огромных свекловичных полей, какия встречаются и у нас в северных департаментах, М. X…, сначала положив своих собак, отправлял их, одну направо, другую налево. Каждая с своей стороны следовала во всю прыть по окраине поля и, добежав, до его конца, обе они возвращались, ища зигзагами под ветром.
Куропатки, по которым они так делали стойки, часто уходили пешком; стрелок следил за направлением их бегства, указываемым стойкой собак, становился или маскировался, прятался как мог лучше, смотря по обстоятельствам, и так ему удавалось убивать куропаток, к которым он никогда бы не подошел, идя сзади своих собак.
Такой же как я, убежденный сторонник широкого поиска на равнине, М. X. часто говаривал мне, что нашел в этом факте подтверждение одного наблюдения, которое я давно уже сообщил здесь (La Chasse ill), именно, что не собаки, но охотник пугает дичь; это — приближение охотника, а не собаки, я подразумеваю собаку с большим чутьём и хорошо дрессированную, которое заставляет её срываться вне выстрела.
— Как это верно, говорил он мне. Сколько раз мои собаки так подгоняли мне к самым ногам куропаток, по которым они уже десять минут делали стойки. Между тем, я был на (дурном) ветру. Конечно, я старался как можно лучше спрятаться; куропатки не замечали меня, и в то же время ясно видели моих собак; но так как они видели их одних, то вместо того, чтобы подняться, они спокойно гуляли перед ними, довольствуясь бегом пешком, по привычке… — и так мне удавалось убивать куропаток, к которым никто не мог подойти. Я не знаю более верного наблюдения, чем это. Без сомнения, надо хороших собак, чтобы получить такие результаты, но зачем бы вашим не достигнуть этой степени совершенства?
Я даже почти осмелюсь утверждать, что вы достигнете этого без излишних трудов, если только пожелаете серьезно применить к ним советы, которые я счел нужным вам дать.
Много говорилось о том, что английские подружейные собаки именно по причине их страстности, могуществу их средств действия, ширины их поиска, не подходят для лесной охоты.
Я не позволю себе никого критиковать; но это абсолютная ошибка, и я охотно побьюсь об заклад, что английские собаки, хозяин которых не сумел извлечь из них выгоду на лесной охоте, должны работать и на равнине далеко незамечательно.
Собака, хорошо дрессированная для равнины, я нарочно говорю хорошо дрессированная, дрессированная как та, которою мы так старательно занимаемся уже скоро шесть или восемь месяцев, совершенно способна оказывать в лесу превосходные услуги; надо только заставить её понять манеру, по которой надо действовать на этом новом театре действий.
Вы ежедневно видите, как превосходный полевой охотник совершает в лесу тысячу неловкостей: он не умеет уже ни ориентироваться, ни ходить, ни убивать. Как же его собаке быть искуснее его?
Допустим, само собой, что наш ученик уже давно слушается всех наших приказаний; ложится не только по голосу, но по малейшему знаку; самый легкий свист заставляет его распластаться на месте; мы вполне успели выработать его на свой лад, пока он ходил за куропатками и перепелами в люцерне; мы сотни раз клали его в самых трагических обстоятельствах: когда он горячился над убитой дичью, когда он делал несколько прыжков при виде вскочившего зайца, мы приковывали его к месту простымжестом и этого довольно. Теперь мы можем вести его в лес.
Ясно, что первый раз, как вы его туда приведёте, он может наделать много глупостей: привыкнув к открытым местам, он не сумеет понять сразу, что он должен изменить свою тактику как только входит в заросль, и он без сомнения допустит себя увлечься некоторыми непохвальными поступками.
Я однако видал многих, собак, которые вели себя как следует в лесу в первый же раз как охотились там; правда, эти леса были очень обильно населены фазанами; я не смею утверждать, что то же бы было в менее богатых дичью местах. Я должен равномерно прибавить, что во время первых охот эти самые собаки познакомились в открытом поле с дичью, которую они снова находили в лесу, и что я имел частые случаи стрелять фазанов из-под их стойки в искусственных лугах или посевах гречи. Может быть, их благоразумие надо приписать этим исключительным условиям? Но, к несчастию, не все леса населены фазанами. Для многих из нашей братии объект собственно лесной охоты — это зайцы, кролики, вальдшнепы, а также серая и простая куропатка, которая теперь бросается в леса с первых дней открытия охоты, когда её беспокоят на полях. Но в этом случае. ваша собака встретится с дичью, которая ей привычна, совершенно также как та, о которой мы только что говорили по поводу фазанов, и куропатка, подпуская к себе в лесу гораздо легче, чем в поле, вопрос окажется очень упрощенным. Главное, когда в первый раз поведете вашего ученика в лес, это дать понять ему, что тут больше не следует уходить далеко и что он должен укоротить свой поиск, так чтобы не сгонять птиц, на которых он неизбежно наскочит раньше чем заподозрит их присутствие, если будет идти слишком быстро.
В самом деле, как бы ни было тонко его обоняние, собака всегда будет в лесу прихватывать ближе, чем в поле. В лесу тысяча препятствий прерывают запах дичи, тогда как в поле ветер издали приносит собаке малейшее испарение.
И потом, входя в лес, охотник имеет объектом не одно перо; он одинаково рассчитывает на зайца и на кролика; но, несомненно, что самая чутьистая собака пропустит много кроликов, если не будет тщательно изследовать свою местность.
Я отлично знаю ваши возражения; я знаю, что вы рискуете испортить достоинство вашей хорошей полевой собаки, водя её за кроликами, и конечно вы правы. Поэтому, в случае, если у вас две собаки, я совершенно одобрю вас, если вы одну предназначите для леса, а другую для поля и болота.
Но у многих охотников только одна подружейная собака, и она должна одинаково работать везде; и так, мы сейчас поведём в первый раз в лес ту, с которой мы до сих пор занимались только в поле.
Кстати, представляется удобный случай: на наших глазах в опушку, между вереском и высокой сожженной травой, село с полдюжины куропаток.
Если угодно мне верить, как только мы достигнем края этойопушки, само собой, молча и по возможности с выгоднойот носительно ветра стороны, вы начнете с того, что положите вашу собаку, после чего наденете ейна шею сворку, потом перелезайте через ров и тихонько посылайте собаку, говоря ейшепотом, чтобы показать ей, что дело очень серьезно и что теперь не следует бросаться со всех ног, как на только что оставленных паровых парах. Не теряйте из виду веревку, которая тащится между травами; может быть через минуту вы будете принуждены наступить на нее ногой-, чтобы остановить слишком резкийпорыв, в том весьма вероятном случае, когда ваш ученик обнаружит поползновение броситься гало
пом, как он привык делать. Вы знаете, что куропатки тут и ваша цель не только в том, чтобы стрелять по ним, но чтобы дать вашейсобаке урок осторожности, которыйбудет на пользу вам обоим.
Итак, раз навсегда решено, что если она погонит, если она сгонит куропаток, вы не будете стрелять, потому что вы настоящийохотник, хотя бы вам пришлось пропустить под выстрелом весьвыводок и пожертвовать самым легким дублетом.
В конце концов это одна и та же система, то же правило, которые вы безразлично применяете к лесу и к полю, и покуда собака еще не совершенно выдрессирована, вы охотитесь не для себя, а для своей собаки, чтобы усовершенствовать ее дрессировку, а не затем чтобы бить дичь.
Пускай болтают и смеются ваши друзья-приятели: tout vient à point à qui sait attendre, и вы посмеетесь последним.
Когда ваш ученик будет совершенно выдрессирован, если уж вам так хочется, вы можете позволить себе некоторые фантазии.
Но покуда мы болтаем, Стар, на конце своей веревки, продолжает свою спокойную работу; вы едва были принуждены сейчас призвать его к спокойствию лишь незаметным свистом. С некоторой нерешительностью, он ищет рысцой, подняв нос, среди вереска, как вдруг он поднимает голову, его мускулы напрягаются, его прут выпрямляется, глаза горят, нос, широко открытый, движется легкой дрожью… Он делает несколько шагов с осторожностью, и вот он замерь в двадцати шагах перед вами!
Ах, как я вам завидую, если вы еще испытываете это неизяснимое волнение, вместе сладкое и мучительное, которое сжимает сердце и сушит горло, когда дичь упорно выдерживает стойку перед хорошей собакой, в роде вашей! Как я хотел бы еще быть в состоянии испытывать это!
В этом важном обстоятельстве, я, который имею несчастие сохранять все свое хладнокровие, пока вас душит это волнение, я позволяю себе осторожно положить вам руку на плечо и тихонько напомнить вам, что прежде всего надо оставить собаку выдерживать стойку как можно дольше, и особенно обратить внимание, как она поступит при взлёте птиц: в самом деле, она скрыта в кустах и может быть, не видя вас, уступит искушению самой поднять куропаток. Но, если бы она совершила этот проступок, не стреляйте ни за что в мире.
Между тем недовольно того, чтобы она вполне дала вам время исполнить маленький маневр, необходимый чтобы взогнать куропаток при хороших условиях, собака должна еще, здесь более, чем везде в других местах, лечь при взлёте птиц.
Ну, наверно она стоит уже две минуты, вы вполне успели успокоиться; ну-те, тихонько вперёд! Но едва вы сделали шаг, как куропатки взрываются…
— Даун! И если Стар не ложится, не стреляйте!
— Но ведь это невозможно!
— Извините, пожалуйста, это возможно и должно быть непременно так. В другой раз вы сделаете свой дублетец; сегодня если бы вы стреляли, вы сделали бы непростительную ошибку: действительно, повторяю, еще более необходимо (если можно так выразиться), чтобы ваша собака хорошо ложилась в лесу, чем в поле. У вас будет ещё сто раз случай убивать куропаток из под её стойки в кустах; у вас будет сто раз случай убивать также кроликов и зайцев, вальдшнепов и фазанов. Но вы уже сами видите, без того чтобы мне пришлось вам указывать, все случаи, когда вы будете счастливы и за собаку, и за себя, знать, что ваша собака легла при взлёте всякой дичи, какая бы она ни была. Может быть также, когда вам придётся охотиться с немного горячим другом, ваша собака спасёт свою жизнь этой привычкой, вкоренённой вами, ложиться на месте при взлёте всякой дичи и вскакивании всякого зверя. Говорю это вам на основании собственного опыта.
Последующая часть. Предыдущая часть.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”