Природа и Охота 1889.7
Сочинение Беллькруа (Dressage des chiens d’arrêt à l’anglaise, par M. E. Bellecroix) перевод Алексея Полторацкого.
Само собой разумеется (считаю излишним повторять), что все эти маневры должны производиться под ветром от дичи. Не следует особенно беспокоиться, если у вас нет под руками огороженного поля: повторяю, этот поиск под острыми углами превосходен на бумаге, но лучшие собаки исполняют его далеко не с той правильностью, какая считается необходимой.
Суть в том, чтобы поле было хорошо обыскано, и только опыт научит вас, в какой степени следует требовать от вашего сотрудника, чтобы он перекрещивал свою работу. Если он одарен большой тонкостью чутья, вы только принудите его бесполезно утомляться, исполняя то mouvement de navette, то снование, которое вы тысячу раз в праве требовать от животного с малым чутьем.
Без сомнения, от собаки можно добиться превосходного исполнения самых бесполезных и противных её природе маневров; можно заставить её бегать рысцой направо и налево, в нескольких шагах от вас; можно также выучить ее играть в домино, вертеть вертел и ходить задом наперёд, можно даже совсем отучить от охоты охотничью собаку самой благородной крови.
Я знавал почтенных спортсменов, которые по принципу держали свою собаку в нескольких метрах перед собою, и она шла шагом, как её хозяин.
Какая пытка для собаки! но все-таки, когда она чуяла что-нибудь, несчастная делала стойку и вела охотника к дичи; на месте бедного животного, я скорей пошел бы утопиться, если бы только не взбесился.
Но разумно требовать от молодой собаки, пока вы не вполне уверены в её послушании, чтобы она не уходила очень далеко.
Я, слава Богу, не из тех, которые торопятся вести собаку сзади себя, когда видят куропатку, севшую в хлеб, из боязни, чтобы собака не лишила их случая принести на кухню одной штукой дичи больше. Напротив, я думаю, что следует пользоваться всеми представляющимися случаями для упражнения способностей наших милых сотрудников, и я вполне убеждён, что если существует столько дрянных собак, то в этом виноваты не они.
Между тем, повторяю, когда вы выводите в поле молодую горячую собаку, одну из тех собак благородной породы, которые не нуждаются в побуждении, поощрении, но которых наоборот надо сдерживать, вы прежде всего (больше всего) должны заботиться о том, чтобы не позволять ей слишком удаляться от вас.
Ограничьте радиус её поиска сотней метров. Поддерживайте её поиск в пределах сотни метров, примерно сдерживайте, заставляя её ложиться свистком или подымая руку, всякий раз как она обнаружит желание отойти дальше. Мало-помалу, по мере того, как собака будет становиться послушнее и мягче, давайте ей больше воли; но, поверьте мне, при её дебютах не давайте ей полной свободы; девять раз из десяти она воспользуется ею, чтобы натворить целый ряд проступков, которые иногда, совершаясь, так сказать, непрерывно, не могут быть исправлены и рискуют испортить в несколько минут всю пользу хороших уроков, уже полученных вашим учеником.
Несколько лет тому назад, один из моих друзей охотился у себя в охотничьем имении X., в департаментах Сены и Марны, с молодым пойнтером, уже порядочно обученным, которому он хотел показать какую-нибудь дичь, чтобы укрепить его дрессировку. Это было в августе; посевы озими были полны фазанов: в этих благодатных полях утром и вечером собирались и старые петухи с курами, и фазанята, выведенные на воле, вместе с значительным количеством воспитанных искусственно.
Собака сначала вела себя безупречно, делая стойки посреди дороги, по краям которой мы шли, ложась при взлете всякой птицы, осторожно возобновляя поиск, делая новые стойки и снова ложась, самым совершенным образом. Хозяин её, естественно, был в восторге. Но вот, мало-по-малу, этот прекрасный Стоп отошел далеко и, несмотря на зов моего друга, исчез среди кукурузы и земляных груш. Вдруг мы увидели как с громким криком взлетело несколько петухов и куриц, потом дальше еще несколько других, потом еще новые, еще дальше; короче, через минуту, пес совершенно закусил удила и носился посреди обширных посевов, обозначая свой путь только взлетами перепуганных птиц, разлетавшихся во все стороны; это удовольствие продолжалось добрую четверть часа.
Это неприятное происшествие, нисколько, впрочем, не роняв шее качеств Стопа, сделавшегося впоследствии безупречной собакой, не случилось бы, если бы мой превосходный друг не допустил удалиться больше чем следовало свою молодую собаку, которой едва минуло десять месяцев: покуда пес был на виду, он вел себя отлично; а раз скрывшись в посевах, он перестал слушаться приказаний, сотворил одну шалость, начал баловать, дальше — больше, потом две новые, потом целый десяток, и, наконец, махнув на все рукой, пошел себе валять во всю, до конца.
Не позволяя своему ученику далеко отходить, вы получите еще другую выгоду, именно вам будет легче упражнять его в этом перекрестном поиске, о котором мы только что говорили; не надо, в самом деле, забывать, что вы занимаетесь с новичком и он тем легче будет вам повиноваться, чем ближе к вам будет себя чувствовать, чем ясней будет слышать ваши приказания, тон которых не допускает возражений.
Не беспокойтесь,— эта ежеминутная строгость, эта неумолимая дисциплина, которой вы его подвергаете, будет иметь только самое благодетельное влияние на развитие его ума, и скоро он постарается доказать вам, что его инициатива нисколько от того не уменьшилась.
Мало-по-малу, по мере того как собака будет оказываться более мягкой, послушной, вы будете отпускать ее дальше; по в этот период дрессировки, чем больше вы будете умножать упражнения, имеющие заставить ее понять, что прежде всего следует считаться с вашей волей, тем скорей вы придете к желаемому результату.
Мы только что говорили о полях, огороженных заборами, и о легкости, с которой на них удается управлять поиском молодой породистой собаки. Те из наших собратов, у кого нет в распоряжении этих огороженных мест, могут заставлять собаку исполнять тот же маневр на поле, в посевах, никогда не позволяя собаке выходить из того поля, которое она исследует. Немного попозже они заставят ее исполнять тоже упражнение на жнивье, наконец, на парах, потому что, действительно, было бы весьма неудобно продолжать эту работу исключительно в посевах, где молодая дичь держится охотнее в первое время начала охоты, где она оставляет больше запаха и где подпускает к себе ближе. Поэтому, если я говорил о посевах клевера и люцерны, о свекловице и эспарцете, то лишь для облегчения молодой собаке этого зигзагообразного поиска, в высшей степени полезного для открытия дичи.
Я думаю, соглашаясь в этом с несколькими великими знатоками (практиками), что собака благородной породы, одаренная от природы большим чутьем и широким быстрым поиском, должна упражняться преимущественно на открытых местах, где страстность её работы должна быть умеряема великой осторожностью. Среди посевов дичь всегда лучше выдерживает стойку, чем на жнивье и пахоте. Выводок куропаток среди жнивья срывается за двести метров от собаки, и тот же выводок всегда выдерживает стойку за пятьдесят среди посева гречи.
Итак, эта работа на открытых местах поля имеет целью научить собаку, с какой осторожностью надо подходить к куропаткам. Она приучает её обращать внимания на малейший запах и умерять свой аллюр, как только запах дичи, как бы ни был легок, коснется её обоняния.
Сколько раз мне случалось видеть, как моя собака, на полном ходу, вдруг останавливается на четверть секунды, нюхает кругом и снова во всю прыть начинает поиск! Ей показалось, что она что-то чует, и боязнь спугнуть дичь, зайца или куропатку, пригвоздила ее к месту; убедившись в своей ошибке, она снова отправляется с удвоенным жаром, словно желая нагнать потерянное время.
Многие собаки, прославленные превосходными, ищут только среди посевов, как только они вышли из них, они, высунув язык, идут к своему хозяину и принимаются за работу лишь подойдя к другому засеянному полю.
Боже вас сохрани от подобных собак! Дичь точно также попадается на жнивьях и полях, как среди клевера и свекловицы. Вы сами заметили, как я, что в нашей милой Франции, где все совершенствуется, куропатки в течении нескольких дней после открытия охоты, выказывают особенное предпочтение к выкошенным местам и переселяются в кусты и посевы лишь после упорного выживания с открытых мест.
Тоже самое бывает когда земля мокра, дичь неохотно держится в кустах и посевах; надо, значит, приучить вашего товарища охотиться везде, одинаково тщательно искать среди клевера, свекловицы, овсяных и хлебных сжатых полей, рапса, люцерны и пахоте.
Сколько куропаток я убил благодаря хорошим собакам на этих пыльных парах, которые в день открытия охоты покидаются всеми охотниками, отправляющимися в кусты, безустанно обыскиваемые с утра до вечера.
Между тем эти куропатки сидели очень крепко, ошалев от неустанного преследования и выстрелов, раздающихся со всех сторон; но чтобы найти их, нужно было настоящую собаку, привыкшую искать на всяком месте, а не одного из тех пёсиков, которыми восхищались наши отцы.
Отчего большинство охотников пренебрегают этими местами, в некоторые дни такими удобными? Потому что большинство худосочных собак, столь обыкновенных во Франции, там ничего не делают, и только вываливают язык, и чтобы найти пару или трёх куропаток, спасающихся среди пара величиной в две десятины, самому хозяину понадобилось бы шаг за шагом его вытоптать.
Разве не так всегда бывает?
Все собаки, до пуделя включительно, могут вынюхать перепёлку в клочке эспарцета; но мало таких, которые в сильную жару сохранили бы поиск и все свое чутье в скошенных полях или во вспаханных.
Разве можно сравнивать несчастное животное, которое предшествуя хозяину на несколько шагов, отсторанивается ведёт носом за птицей, бегущей в траве, и благородного пса, который, в то время как охотник спокойно ждет на краю поля, носится большим галопом по пыльному пару и вдруг останавливается, окаменев, подняв высоко нос над старым самцом-куропаткой, забившимся между глыбами земли?
Не говорите мне, что это великолепно, но что упомянутый выше господин убьёт свою перепелку, а я не убью своего старого самца. Достаточно просто-напросто иметь хорошую собаку, обладающую достаточно сильным чутьём, чтобы не сделать слишком близкой стойки, и если бы у меня было столько ливров ежегодного доходу, сколько куропаток я убил при этих условиях, очень вероятно, что я не имел бы чести беседовать с вами сегодня, потому что я без сомнения был бы в России, воюя с дупелями, если только не отправился бы еще куда-нибудь, где ещё можно пострелять.
Добудьте себе пойнтера высокой крови, потрудитесь его хорошенько дрессировать, и вы первый скажете мне, что я не преувеличиваю.
Не замечаете ли вы, что по мере того как мы подвигаем дрессировку нашего ученика, дрессировку, начатую перед чашкой корма, мы поразительно расширяем его кругозор, его рассудок)?
Сначала он повиновался вам автоматически, ничего не понимая, кроме того что он обязан вас слушаться; мало-по-малу это послушание сделалось для него второй натурой.
Consuetudo est altera natura — и после восьми дней, в течение которых мы показываем ему дичь в поле, он, кажется, начинает понимать мотивы дисциплины, которой мы его подчиняли.
Вместо того чтобы горячо бросаться на выводок куропаток, который на его глазах переместился в это поле красного клевера, он сохраняет потребное спокойствие по одному вашему тихому указанию или простому знаку рукой.
Разве тот же результат получился бы с собакой, ум которой не развился бы до возраста десяти или двенадцати месяцев, когда иные охотники, горячие адепты блаженной рутины, советуют начинать дрессировку, с парфорсом?
С двадцати лет, сколько я видал подобных собак, дрессированных на парфорсе и выхваляемых их хозяевами как неподражаемые совершенства, ведущие себя в поле гнуснейшим образом! Я знаю во Франции и Бельгии нескольких апостолов парфорса, и имел случай видеть в деле собак, которых они воображали, что неподражаемо выдрессировали. Выдрессировали… этих-то собак! вот если бы сказать оскотинили, забили, тогда, я пожалуй, согласился бы. Допуская, что вам когда-нибудь придет фантазия охотиться с тиграми или пантерами, рекомендую вам этих нежных дрессировщиков
Я мог бы назвать вам первоклассных собак, одаренных совсем исключительными способностями, в каковых я имел случай убедиться лично; я мог бы назвать вам победителей на field-trials’ax, совершенно оглупевших от парфорсного режима, долженствовавшего довести их до совершенства.
Притом, что такое совершенство? Сначала следовало бы условиться насчет этого; каждый понимает совершенство на свой манер. Вроде человеческого сердца. Le coeur humain de qui? le coeur humain de quoi? Сказал один наш великий поэт, но у каждого есть свое человеческое сердце! И затем, уверьтесь хорошенько в той истине, что если вы обладаете собакой высокой крови, получившей от природы не только инстинкт, но страсть к охоте, и средства пользоваться ею, вы можете сколько угодно применять к ней систему парфорса для сокращения её поиска; это будет тоже что добиваться от вяза слив: вы добьетесь только того, что собака совсем перестанет искать, вот и все.
И я внутренне убежден, скажу даже уверен что эти собаки о которых вы иногда слыхали, которые по желанию хозяина ищут на любом расстоянии или у ноги, бесконечно реже, чем говорят.
Дело вот в чем.
Я тоже видел одного очень хорошего пойнтера, который только что выиграл подряд два field-trials’a — вы видите, что я указываю подробности, которые искал в продолжении пяти или шести минут на маленьком картофельном поле, не удаляясь от своего хозяина больше двадцати шагов. Я весьма сомневаюсь, чтобы эта превосходная собака вела бы себя так правильно, если бы у ней не сидело в ногах двадцати верст, особенно я сомневаюсь, чтобы она выдержала эту маленькую работу, абсолютно противную её природе и инстинктам, если её дрессировщик захотел её исполнения в продолжение двух часов подряд.
Если довольно скоро выучивают искать под дулом ружья собаку с малым чутьем, то это вполне естественно. После некоторой практики (приправленной поркой при каждом удалении), собака, чуящая дичь только когда она у ней под носом, скоро поймет, что как только она отходит от хозяина, она худо делает, потому что дичь всегда улетает без выстрела, и при помощи порки, она, будучи хорошо ведена, скоро перестает удаляться.
Но попробуйте добиться той же работы от животного, прихватывающего выводок куропаток за сто метров и более, у которого есть ноги и любовь к охоте; я думаю, что задача будет куда трудней.
У этой собаки, конечно, и мозг только собачий, но она им отлично работает и без сомнения говорит себе: между тем местом, где я стою, и тем, куда хватает мое чутье, нет дичи; пойдем дальше!
И так как у неё добрые ноги, она начинает искать дальше.
Я сто раз пробовал, в открытом поле, укоротить поиск одной горячей и чутьистой собаки; знаете, чего я добился? Что она совсем останавливалась. Но после приказаний, она бросалась, как всегда, во всю прыть, направо или налево, и ложилась по знаку рукой, ожидая меня сколько угодно; но аккуратно каждый раз как я давал ей приказание искать снова, она снова бросалась и возобновляла свой широкий поиск. Итак, я мог сколько угодно, да и все это могут, держать собаку под ружьем, но чтобы она охотилась под ружьем, — нет. Она останавливалась, повторяю, исследуя носом пространство и не зная, что делать; она мучилась… и я тоже.
Когда вы будете охотиться цепью, нечего делать, придется примириться с этим, если только вы не оставите вашу собаку дома, что я позволю себе вам советовать, каждый раз как вы будете знать, что эта милая охота цепью будет продолжаться весь день.
Наоборот, в случае, когда этот способ долженствует продолжаться лишь некоторое время, особенно если ваш ученик еще не совсем выдрессирован, вы найдете при этом случай упражнять его в самом строгом повиновении, особенно в том вероятном случае, когда ваши товарищи будут со провождаемы собаками с тихим поиском; вы будете упражнять своего ученика, давая ему возможность замечать и подражать стойкам его соседей, ложиться при выстреле и т. д.
Но в особенности не пускайте его искать, вы возбудите общее негодование, и именно потому, что ваша собака лучше всех, ее все немедленно будут ругать.
Но если я никогда не видал, даже в руках самых знаменитых охотников, с которыми я имел честь встречаться на охоте, ни одной английской собаки, обладающей природным широким и быстрым поиском, которая сокращала бы его до маленьких зигзагов в пределах ружейного выстрела, когда у этих собак не было перед ними дичи, я сто раз видал как самые горячие, пылкие, самые энергичные собаки, сокращали поиск сами по себе едва вступали в заросли, где со всех сторон слышался запах дичи.
Но ведь это совсем иное дело. Этот результат получился не вследствие дрессировки, а это инстинкт собаки заставил ее укоротить поиск.
Я не только видал, а у меня у самого были, и я много раз показывал их друзьям, пойнтера чрезвычайно предприимчивые и очень быстрые, которые вели себя с величайшим благоразумием в посевах, где перед ними бежали куропатки и фазаны. Как только запах дичи касался их чутья, они делали стойку, и когда охотник доходил до них, они следовали за птицами с той же флегмой, как самая сонная немецкая легавая.
Минутой позже, когда мы снова выходили на открытое поле, они возобновляли свою обыкновенную работу, во всю прыть.
Вот что я видел, и на мои глаза подобные собаки представляют идеал истинной подружейной собаки для поля.
Дело в том, что эти английские собаки, которых я столько раз рекомендовал нашим читателям, отправляются искать дичь вдали только тогда, когда они не находят ее близко от себя; с той минуты, как они исследуют хорошо населенный участок, их поиск немедленно укорачивается сам по себе.
Было бы не только бесполезно, но ребячеством требовать от них еще чего-нибудь, раз это удовлетворяет всему.
Итак, охотник, обладающий хорошей английской собакой, вооружен для всех случаев; в столь многочисленных (увы!) местах, где дичь редка, он предоставляет полную свободу своей собаке, которой блестящие действия, неутомимая страстность, веселя глаз, поддерживают его надежду, и часто доставляют ему случай иметь почётный успех одному из всех; в то время, как при тех же условиях, скромный любитель, сопровождаемый жалкой собакой, приученной искать накоротке, чего, кажется, требуют условия охоты во Франции, три четверти времени должен будет терпеливо топтаться на парах, в надежде найти там залегшего зайца.
Некоторые субъекты английской породы, одаренные от природы исключительной мягкостью и умом, очень скоро достигают желаемой вами степени совершенства, особенно если они были спозаранку подвергнуты рекомендованной мною строгой дрессировке.
Но легко может случиться, что вам придется иметь дело с каким-нибудь молодым сорванцом, шальным псом, у которого страсть будет пересиливать добрую волю, и с которым вам придется немало повозиться. Не жалуйтесь на это; эта охотничья страсть наоборот предсказывает вам будущее, полное всяких радостей, и когда вам удастся дисциплинировать своего ученика, что между прочим бесконечно легче, чем вы может быть думаете, у вас получится помощник, от которого вы можете требовать всего, и качества которого сторицею вознаградят ваши труды по его дрессировке.
Я знаю не одного охотника, из самых лучших, т. е. из тех, которые охотятся не ради кухонного интереса, которые всегда предпочтут собаку, которая при первых охотах оказывается самой горячей, и, признаюсь, я сам немного того же мнения.
Если только они все были подвергнуты с раннего детства той методической дрессировке, на которой я счел своим долгом столько настаивать, рискуя надоесть вам, почти все чистокровные собаки, по той самой причине, что у них могучие рабочие способности, ведут себя сначала так, что способны сбить с толку охотников привыкших к спокойным аллюрам собак, которых обыкновенно называют именем брак или французская эспаньолка.
Сколько я видал любителей, отказывавшихся дисциплинировать некоторых английских собак, в сущности очень легко управляемых, потому что они были не в силах добиться от этих животных маленького спокойного поиска, к которому их приучили их гриффоны или выродившиеся браки!
Может быть они также не умели пожертвовать несколькими днями, которые необходимы, чтобы справиться с этими благородными животными, которых страсть к охоте должна быть дисциплинирована, несмотря на их природные достоинства.
В самом деле, мало, чтобы у собаки было первостепенное чутье, мертвая стойка и неутомимые ноги, чтобы её хозяин мог извлечь из неё пользу, нужно еще, чтобы она была совершенно в руках идущего с ней охотника.
Не жалейте времени и забот для этих первых уроков дрессировки; и если вы купили совсем дрессированную собаку, как бы она ни была хорошо выдержана, очень вероятно, что вам понадобится несколько дней, чтобы она повела себя с вами так же, как вела с дрессировщиком. Поэтому, очень возможно, что, несмотря на ваши заботы о домашнем воспитании вашего ученика, вы будете принуждены употребить сворку, чтоб умерить его порывы в течении первых дней, после того как у него проявится охотничья страсть.
Нет ничего проще употребления сворки. Велев вашей собаке лечь в ту минуту, как вы входите на поле, вы продеваете ей в ошейник эту веревку, толщина и длина которой должны быть пропорциональны силе и непослушанию дебютанта.
Я знавал многих собак, которых охотничья страсть, сила и неутомимость была таковы, что вместо того, чтобы употреблять веревочку метров в тридцать, толщиной в карандаш, я привязывал одну к одной три или четыре коровьи привязи, на конец которых прикреплял палку; это их немного успокаивало в зарослях, где преимущественно я заставлял их работать.
Несколько лет тому назад у меня был, знаменитый впоследствии, пойнтер, дебютировавший по дичи пятнадцати месяцев. Тогда я привязал к его веревке уже не палку, а пятнадцатилетнего мальчишку, которого отец звал Бисмарком, вероятно потому, что он был такой же пузан. Каждый раз как собака желала броситься искать, Бисмарк, привязавший веревку к своей руке хорошенькой мертвой петлей, падал на землю на живот при каждом порыве собаки и, несмотря на его усилия, тащился на многие метры. У Бисмарка были энергия и священный огонек; он стойко держался и упрямствовал около часа; но после этого времени у бедняжки рука была почти оторвана и ему пришлось уступить место здоровенному носильщику дичи, который сам скоро выбился из сил.
Немного позже, однако, благородная собака успокоилась, и перед завтраком я мог спустить ее в высокое жнивье, куда переместилось несколько разбившихся куропаток.
Какие стойки! Какой стиль! Что за прелестная собака! После нескольких скачков, как только запах дичи касался её широко раскрытых ноздрей, она падала, как пораженная молнией, хотя ее никогда не учили ложиться, и оставалась так с горящим взором! Когда я доходил до неё, она тихонько подымала голову и нос, и потом, дрожа всем телом, медленно поднималась на передние ноги и несколько секунд оставалась неподвижно, с наслаждением смакуя благовонные испарения, потом начинала осторожно ползти на брюхе и вставала совсем лишь когда птица уходила далеко; немного позже, подойдя к ней, он вдруг снова распластывался на земле и лежал неподвижно, затаив дыхание, с приподнятыми ушами, с вылезшими наружу глазами! Я никогда не видал ничего более прекрасного!
Ну-с, и с этой собакой, которою любовались вместе со мной некоторые мои друзья, этой собакой, взятой слишком поздно, которую большинство любителей объявило бы неукротимой, мне понадобилось всего полдюжины выходов в поле, чтобы совершенно выдрессировать её по куропаткам; материал был без сомнения хорош, я первый признал это, но я желаю констатировать факт, потому что он точен до мельчайших подробностей и заключает полезное указание; только заяц эту собаку при дебютах волновал так, что это волнение выражалось совсем непозволительной гоньбой. Позже, он уважал их так же как и птицу и стоически ложился при их вскакивании; я редко видал лучших собак.
Если вы выберете себе сотрудника хорошей породы, нет причин, чтобы вы не получили такой же, и я убежден, что если вы возьмете его маленьким щенком и пожелаете последовать указанному мною методу, вам не придется бороться с трудностями, которые являются неизбежно, когда выводят в поле собаку, вроде только что описанной, полную страсти и пыла, и которую ничему еще не научили до пятнадцати или восемнадцати месяцев.
Итак, решено раз навсегда, что если ваш ученик обнаруживает в поле слишком большую независимость, вы подвергнете его системе укрощения своркой, и будете отпускать его дальше или ближе, смотря по тому, насколько он выкажется послушным вашим приказаниям. Но в течение всех этих уроков, не надо забывать похвал и наград, выговоров суровым голосом и наказаний, лёгких и строгих, всё это применяя кстати и в меру во-время.
В особенности необходимо, чтобы наказания были пропорциональны совершенному проступку. Но еще необходимей, чтобы какова бы ни была вина собаки, чтобы дрессировщик не выходил из себя от гнева. Чтобы принести пользу, малейшее наказание должно быть применено хладнокровно.
Я знал одного охотника, фанатика превосходной дрессировки, но очень лакомого до выстрела, который всегда брал с собой только плётку, пока дрессировка его молодых собак не была доведена достаточно далеко. Он не доверял себе, и чтобы не уступить искушению убить птицу, скрывающуюся на хорошем расстоянии после проступка, совершенного учеником, он оставлял ружьё дома. Я много раз выражал ему свои комплименты.
Сколько, в самом деле, собак стали бы превосходными, если бы хозяин их мог устоять против желания выстрелить в куропаток, которых согнал до приказания пёс, после прекрасной стойки. Это жертва, на которую способны очень немногие охотники: дичь тут, на дуле ружья, её так легко спустить!… Вот она на земле! а собаку, только что сделавшую проступок, согнав её, собаку исправим в другой раз.
Куропатки куропатками, а урок пропал.
И бедная собака, несмотря на весь свой ум, все-таки обладает лишь собачьим умом, сейчас же и вполне естественно сотворит ту же ошибку; только так как она вместо двадцати пяти шагов отошла от хозяина на 200 метров, этот не мог стрелять; тогда он пропишет несчастной основательную порку.
Как тут понять собаке, чтоб ей следует делать? Как она поймет, что тоже действие, которое нисколько не мешает, если совершается у ваших ног, становится преступлением, когда она отойдет на 200 метров? Ведь собака не знает на какое расстояние бьет ваше ружьё.
Если сейчас, когда она подошла на один или два метра к куропатке, под которой должна была стоят до тех пор, пока вы не прикажете ей двинуться вперед, если бы вы, вместо того, чтобы стрелять, здорово бы ее проучили, снова взяли на сворку и лишили охоты на хорошую четверть часа, она поняла бы, что раз сделала стойку, она не должна делать ни шагу без вашего позволения, и вы всегда успели бы дойти до неё.
Я не думаю, чтобы охотник мог сделать более непростительную ошибку как стрелять по птице, которую его собака согнала до получения приказания — вперёд!
Я думаю, что лучше всего позволять самим сгонять дичь, по которой сделана стойка, только очень хорошим собакам, в которых совершенно уверены. Охотник должен сам согнать эту дичь, хотя бы ему при этом пришлось очутиться в менее удобных условиях для выстрела.
Умоляю вас поверить, что вам не придется жалеть о всех этих маленьких жертвах; без сомнения, вначале, они вам будут стоить нескольких куропаток или зайцев, которых вы могли бы принести домой, но это не беда: вы джентльмен, не охотящийся для кухни, и не любитель de grosses bourriches; ваши жертвы представляют выгодно помещенный капитал, и скоро вы достигнете обладания безукоризненным псом, который составит вашу радость и законную гордость истинного охотника.
Картина Джорджа Морленда.