“Природа и охота” 1881.11
Говоря о первом уроке дрессировки над дичью, Беллькруа говорит: „веди собаку в поле, пускай она найдет выводок серых куропаток“, – мы же, Русские, такого совета не дадим, потому что у нас имеется более подходящая, но своему характеру и привычкам, дичь, нежели серые куропатки, которые имеют привычку бежать перед собакой и тем горячить ее. Мы, Русские, можем рекомендовать для этой цели белых куропаток, на что и указывает „Пскович“ в своей статье; но только беда в том, что не по всей России водятся белые куропатки! Заменить их одиночными дупелями? Но взлетающий дупель на собаку не произведет того впечатления, которое на нее произведет взлетающий выводок белых куропаток, а на этом впечатлении уважаемый мною „Пскович“ основывает многое, да кроме того и дупелей-то надо ждать до осени, а собака сгодовала к началу весны!Ежели приятели Беллькруа, из Нормандии, проповедывали, что воспитание собак не имеет никакого значения для дрессировки и возлагали все свое упование на всемогущество строгого парфорса, то, понятно, что Беллькруа, со всею страстностью впечатлительного Француза, нападал на них: он очень хорошо знал, что и строгим парфорсом с дурно воспитанной собакой ничего не поделаешь – мне самому приходилось не раз убеждаться в справедливости высказываемого мнения Беллькруа. Не вдаваясь в подробную биографию одной собаки прекрасной породы, замечу только, что она, при своем воспитании, приучена была терпеливо выносить строгие наказания. Эту собаку вывели в поле со строгим парфорсом и дело пошло очень удачно; у собаки оказалась мертвая стойка, собака была позывиста, не гнала и не мяла дичь. Сняли парфорс – и собака опять хороша в поле, но однажды, на беду, при взлете тетеревиного выводка, матка разыграла роль подбитой; собака не выдержала и бросилась, а тетерька оказалась отличным актером – и сделалось невозможным остановить ученика ни голосом, ни свистом. Собака за такой проступок была наказана сечением, снова пошла щеголять с парфорсом, и снова дело пошло как по маслу. Рискнули вторично освободить ее от парфорса, а через несколько времени собака опять сорвала со стойки и погнала дичь, за что была сильнее первого раза высечена и снова украсилась парфорсом. Как ни бились с собакой, а из неё вышла такая, что когда на нее надет парфорс или даже просто привязана веревка к болотному ошейнику — собака хоть куда, а сняли парфорс или отвязали веревку от болотного ошейника – и собака нет, нет, да и подгадит. Когда этой собаке приходила фантазия погонять дичь, то никакой крик, никакой свист не могли эту собаку (разумеется в одном болотном ошейнике) остановить от её безобразий. Покончив свою проделку, собака тихо шла к своему хозяину, за несколько шагов ложилась на земле, подползала к его ногам и, как Муций Сцевола, терпеливо выносила очень и очень чувствительную порку.
За собаку дурно воспитанную, нельзя ручаться, несмотря на то, что она была подвергнута очень строгой дрессировке, и некоторое время казалась весьма хорошею охотничьею собакою; случалось, что такие собаки первый год ходят хорошо, а на второй, иногда же и на третий год, делаются весьма склонными подчас и испортить охоту. С такими собаками очень часто повторяется то, что Беллькруа рассказывает о собаках дрессированных Боненом. Бонен, покончив строгий курс дрессировки отданной ему собаки, показывает ее, как вполне при годную для охоты собаку, её хозяину. Хозяин этой собаки охотится без Бонена и сначала ею очень доволен, но че рез некоторое время собака начинает пошаливать, а потому вторично отдается Бонену для исправления. Бонен, как знающий и опытный дрессировщик, наставляет собаку на путь истинный и передает ее хозяину, а собака, походивши с своим хозяином, принимается за старые грехи. В справедливости таких фактов сомневаться нельзя, и на их основании можно сделать следующие предположения: или хозяин такой собаки никуда негодный охотник, которому ни ружья, ни собаки в руки давать не следует и о котором и говорить нечего, или же он на столько охотник, что выдрессированную собаку своими неумелыми поступками и обращением не испортит, но только не умеет исправить её недостатков, – или же, наконец, дрессировка собаки такого рода, что уроки её скоро забываются, и собака портится без повторения полного курса учения. Упрекать охотника за то, что он не умеет дрессировать собак, невозможно, потому что не всякий имеет на то призвание и не всякий мог иметь возможность приобрести необходимые для того сведения и практику. – Остается теперь рассмотреть третье предположение; оказывается, что собака, вышедшая из школы Бонена, будет хороша только тогда, когда она находится в его ежевых рукавицах; она послушное орудие только приказаний и в особенности приказаний Бонена, за ослушание которых она знает, какие бывают неприятные последствия. – Вся дрессировка Бонена была направлена к тому, чтобы собака была слепо-послушна, чтобы из неё вышло нечто в роде автомата, но за бить каждую собаку до того, чтобы из неё вышел этот прекрасный идеал, довольно трудно, да, пожалуй не под силу и самому Бонену. При отсутствии Бонена или его подобия, незабитая (забитыми собаками в переводе сочинения Освальда называются собаки совершенно другой характеристики) окончательно собака и не обращенная в автомата, может сообразить, что можно попробовать поступать и по своему благоусмотрению, которое может расходиться с тем, что требуется от неё на охоте. Следовательно, для таких собак надо самому хозяину сделаться Боненом или же охотиться хозяину, имея постоянно при своей собаке того же самого Бонена. Бесспорно, что в охотничьей собаке послушание составляет одно из главных её качеств, но это послушание приказаниям не всегда бывает одинаково: в одном случае, собака, услышавши приказание, тут же и приводит его в исполнение, а в другом, приказаниями приучили ее к известным поступкам и затем эти приказания не повторяются, а собака должна помнить и не дожидаться повторений, подобно тому, как не повторяются приказания брать в комнате со стола кушанье, даже и в том случае, когда в ней не находится ни одного человека.
Такого рода послушание весьма важно в охотничьей собаке и достигается рациональным воспитанием, приучением её к самообладанию со щенячьего возраста.
Относительно пород легавых собак, вообще надо заметить, что между ними есть такие, которые имеют прирожденную наклонность подавать убитую дичь, а другие положительно этой наклонности не имеют; точно также есть собаки такой породы, которые к воде имеют полное отвращение, а другие, наоборот, очень любят воду. Следовательно, когда приходится собаку с прирожденной способностью к поноске дрессировать без поноски или, наоборот, дрессировать с поноской такую, которая не имеет этой прирожденной наклонности, значит действовать вопреки её прирожденным способностям, отчего дрессировка делается более затруднительною и требует от дрессировщика большого знания и умения; неопытный же дрессировщик в таком случае может образовать, ежели не совершенно никуда негодную собаку, то весьма плохую. – Никаким воспитанием и никакой дрессировкой невозможно, по моему убеждению, из Ирландского красного сеттера образовать собаку с анонсом, т. е. такую, которая бы, найдя дичь за глазами охотника, вернулась к нему и затем повела бы вторично к отысканной ею дичи. – От Ирландского красного сеттера можно добиться мертвой стойки, но чтобы он, без приказания, оставил бы найденную им дичь – это свыше его сил! Рисковать дрессировать такую собаку с анонсом значит рисковать образовать из него такого вертопраха и неслуха, которому придется или запустить заряд в бок или повесить на первом попавшемся дереве. Для собак с прирожденною способностью подавать убитую дичь, охота представляет прямое удовольствие, а не одну только прогулку по болотам и лесам, да еще прогулку такого рода: иди сюда, потом туда, стой не шевелясь, ложись, иди назад, опять вперед и т. д., – а убитую дичь не смей и понюхать! Какие радости могут представляться собаке при такой обстановке? Дело будет другого рода, когда собака найдет дичь, её хозяин и помощник (с её точки зрения) застрелит найденную, а она опять ее най дет и принесет своему сотоварищу по охоте. – Я не говорю о тех собаках, которые набрасываются на убитую дичь, мнут ее, выпускают кишки, нет, — я говорю о собаке вполне хорошей крови, хорошо воспитанной и выдрессированной. – От выстрела упал тетерев, раскинувши крылья, собака подошла к нему… звучит знакомое ей слово „пиль“. – Надо взять птицу; попробовала – неловко: крылья мешают; она носом сложила их, взяла тетерева поперек и бережно несёт его к своему хозяину. Посмотрите в то время на собаку: она идет не торопясь, слегка помахивая хвостом, а глаза у неё сделались совершенно масляные: это полное олицетворение совершенно собачьего охотничьего счастья; – выше этого наслаждения для собаки на охоте не существует! Это совсем не то, что она переживает на стойке; на стойке ожидание будущего, нервное возбуждение, у неё глаза горят, ее чуть не пробирает лихорадочная дрожь, (у молодой собаки на первых порах и при продолжительной стойке всегда такая дрожь появится), а иногда даже и слюна потечет! Вот какие минуты переживает собака на стойке! Дичь порвалась, выстрел грянул, собака не смей подойти к убитой, не смей ее обнюхать, а возвращайся к хозяину и опять ищи и опять своей находкой доводи себя до такого нервного раздражения. Собаку с такими прирожденными качествами всегда следует дрессировать с поноской; интересно наблюдать за нею, когда она на первых порах дрессировки обнюхивает убитую дичь: она почти упирается в нее носом и жадно втягивает запах дичи; перевернет ее несколько раз, продолжая обнюхивать и даже полижет. – Дрессировщик только тогда должен напомнить собаке её обязанность принести дичь, когда собака несколько поуспокоится.
Воспитанием и дрессировкой можно достигнуть только того, что не идет в совершенный разрез с прирожденными качествами собаки, и ежели эти качества непригодны для пред положенной цели, выбирайте себе собаку другой породы, а нет, так выводите новую породу.Собака толково воспитанная и выдрессированная соответственно своим прирожденным качествам и способностям будет всегда благонадежнее той, которая во время дрессировки исполняла приказание в силу предстоящих наказаний. Для образования будущей охотничьей легавой собаки будут всегда служить факто рами: порода и соответствующие ей толковые воспитание и дрессировка.
На основании высказанных мною замечаний относительно воспитания и дрессировки собак вообще, я позволю себе усомниться в общности приема дрессировки, рекомендуемой „Псковичем“ в его статье „По поводу статьи Беллькруа: Дрессировка легавых собак.“ „Пскович“ желает дрессировкой достигнуть беспрекословного повиновения приказаниям, как и Бонен, а средствами для достижения предположенной цели рекомендует парфорс и неподавание убитой дичи, т. е. говорит о дрессировке собаки без поноски, не обращая внимания на её породу. При внимательном чтении способа его дрессировки невольно рождается вопрос: сколько же времени надо водить собаку (к какой бы породе она ни принадлежала) на парфорсе, чтобы она ни когда не рискнула броситься к убитой и не ослушалась бы приказания отданного ей свистком, т. е. не попробовала бы запрещенного плода, как говорит уважаемый мною „Пскович.“ А между тем успех дрессировки, по словам автора, почти все цело зависел от этого незнания вкуса запрещенного плода, – тогда как, по моему убеждению, желаемый результат всего более обусловливался породою дрессируемой собаки. – Самое объяснение хороших результатов дрессировки, практикуемой „Псковичем“, мне кажется неудовлетворительным, когда он говорит, что ежели собака не знает вкуса запрещенного плода, то она не захочет его попробовать, подобно тому, как мы не же лаем покушать конины. – Незнание вкуса запрещенного плода не может еще служить гарантией, что его никогда и не отведают: наша прародительница Ева не знала вкуса запрещенных яблоков в раю, а однако же их попробовала. Что же касается конины, то мы не решаемся ее отведать, вследствие унаследованных нами предрассудков, а у собак предрассудков не имеется.
Собаку надо, как уже мною было замечено выше, воспитывать и дрессировать так, чтобы все требуемое от неё на охоте было самыми естественными, самыми обыденными явлениями, чтобы она делала одно и не делала другое не только без предварительного на то приказания, но даже и в отсутствие её ментора. Для более легкого и успешного достижения сказанной цели, необходимо воспитателю и дрессировщику (они могут быть два различные лица) приобрести значение авторитета в глазах своего воспитанника и ученика, для чего следует пользоваться всем, что только подвернется на практике. – Вообще первоначальное воспитание щенка имеет характер отрицательный: не трогай, не делай, а потом уже постепенно переходит в положительный: возьми, сделай.
Относительно времени, с которого необходимо дрессировщику приобрести авторитет, я расхожусь с „Псковичем“, который говорит, что он необходим только с момента вывода дрессируемой собаки в первый раз на болото, и что он тогда прочно установится на веки-вечные. – Приведя собаку в назначенное ей болото и позволив ей отбежать от себя на некоторое расстояние, он незаметно для неё прячется между кочками. Собака, побегавши по болоту, замечает его отсутствие и начинает его отыскивать, но безуспешно – и от страху, сев на задние ноги, начинает оглашать окрестность жалобным воем. – В это время он свищет и выходит из своей засады, собака его усматривает, бросается с радостью к нему и авторитет завоеван навсегда! Бесспорно „Пскович“ прекрасно рисует сцену как первой прогулки с молодой собакой в лесу, так и сцену отыскивания ею спрятавшегося дрессировщика между кочками на болоте. Эти сцены написаны с натуры, но все-таки я не могу согласиться, что описанный им прием завоевания себе авторитета можно с успехом проделать с каждой молодой собакой. Для успеха в таком приеме автор полагает условием, чтобы собака была совершенный дикарь, чего уже быть никак не может, когда собака знает своего хозяина; потом у годовалой собаки (будет ли она дикарь или не дикарь) совершенно определенно уже сложилось убеждение, что носу своему можно более поверить, нежели глазам, следовательно, когда глаза не помогают, то в дело надо пустить нос.
Положим, что в первый раз собака, спрятавшегося между кочками болота или в кусте дрессировщика, будет искать бестолково, бросаясь то в ту, то в другую сторону, но разве при этом невозможен такой казус, что собака случайно на пего наткнется? Разве невозможен и другой случай: собака близко пробежала мимо спрятавшегося своего хозяина и его причуяла? Но когда то или другое случилось, то можно ручаться, что хорошей крови собака, увидя себя в одиночестве на болоте или в лесу, не огласит окрестности жалобным воем, а пойдет отыскивать своего хозяина – дрессировщика по следу, да иная так примется искать, что скачек в сторону при прятании ему не поможет В таком случае конечно авторитета сразу не завоюешь! Припоминаю тот случай, когда я, много лет тому назад, спрятался в куст от молодой собаки и следил за ней, чтобы во-время свистнуть. Вижу, собака моя стала меня искать; пробежала первоначально по своему старому следу, по вернулась и пробежала по тому же следу вперед, остановилась, с минуту как бы подумала – и пошла меня отыскивать с того места, с которого я свернул в сторону, чтобы спрятаться… и разумеется, нашла меня спрятавшегося в кусте. Признаюсь, вышел я из куста совершенно сконфуженный от такого афронта, да еще от молодой собаки! Вижу, дело дрянь: авторитет-то у меня получился отрицательный. Пробовал я и на деревья лазить, чтобы лучше спрятаться, но и это не всегда помогало. – Эти мои замечания я делаю не для того, чтобы доказывать невозможность завоевания себе авторитета прятаньем, а для того, чтобы начинающий заниматься дрессировкой не падал духом при неудаче, а приискивал бы другие средства и приемы для достижения предположенной цели. – К этому еще прибавлю, что сказанный прием всегда следует испробовать над молодой собакой: удалось – хорошо, нет – принимайся за новый. – Итак прятанье может быть названо одним из средств, употребляемых для достижения авторитета, но никак не более. К числу таких средств может быть отнесено спасение молодой собаки у ног хозяина от зубов дворняшек, а в особенности когда с ней удастся пройти беспрепятственно мимо этих для неё злобных врагов; – подводка собаки по прямой линии к тому месту, куда переместилась дичь и преимущественно подводка с такого расстояния, с которого она не могла причуять затаившуюся дичь и которую она напрасно искала до вашего указания и т. п. Все эти приемы ведут в совокупности к упрочению желаемого авторитета воспитателя и дрессировщика.
Теперь о тех орудиях (другого слова не подберу), которые употребляются при воспитании и дрессировке легавых собак. Эти орудия можно разделить на две категории: к первой отнесем различного рода парфорсы, а ко второй – плеть, арапник и даже прут, причем все последние будем называть одним общим именем „плеть“. Орудия обеих этих категорий постоянно употребляются на практике, а потому, строго говоря, нет дрессировщиков употребляющих один парфорс, нет и та ких, которые довольствуются одною плетью. Правда одни из них преимущественно употребляют орудия первой категории, а другие – преимущественно второй, и возлюбя преимущественно ими употребляемые орудия, стараются доказать, что употребление орудий другой категории дышит жестокостью, варварством. По моему, каждым из названных орудий обеих категорий наказание собаки можно довести до истязания. Для избежания-то напрасных истязаний и приходится на практике пользоваться орудиями как первой, так и второй категории. Рассмотрим какое главное значение имеют на практике орудия каждой из этих категорий. Орудия первой категории действуют как наказание или почти одновременно с исполнением собакою недозволенного ею действия или немедленно после его совершения. По степени вызываемого в собаке неприятного ощущения, орудия первой категории, начиная со слабейшего, могут быть подразделены на следующие: на кожаный ошейник (болотный), с продетою в его кольцо веревкой; на парфорс с давящей петлей и на парфорс с иглами (бусами или кожаный). По назначению и по действию, ошейник с продетою в его кольцо веревкою может быть назван самым слабым парфорсом, хотя сильно дернутая веревка и вызывает в собаке весьма неприятное ощущение,, а для некоторых действий оказывается настолько вразуми тельным, что к более строгому парфорсу и прибегать становится совершенно излишним. Орудия второй категории или, во обще, плеть, в большинстве случаев, употребляется как наказание (сечение) только по прошествии некоторого промежутка времени после совершения собакою недозволенного поступка. Но в некоторых случаях плеть служит для наказания и в момент совершения собакою недозволенного поступка; так, например, приучая собаку идти сзади, воспитатель или дрессировщик идет впереди собаки и размахивает плетью в обе стороны как маятником: сунулась собака вперед и тотчас же конец плети мазнул ее по морде *).
Конечно приведенный мною пример, согласно принятой мною классификации, относится к воспитанию собаки, а не к её дрессировке, но и при последней встречается необходимость в употреблении плети, хотя система дрессировки и была основана на употреблении строгого парфорса. Допустим, что дрессировка с таким парфорсом шла успешно и признано возможным собаку от пего избавить; после этого прошло несколько дней совершенно благополучно, но на беду, в злосчастный час, подвернулся заяц и собака его погнала, а свистки и крики ее не остановили! Для наказания такой провинившейся собаки никто на нее парфорса не наденет, а просто напросто высечет. Возможность же гоньбы по зайцу я допускаю потому, что видал у некоторых собак этот недостаток как наследственный порок. Не могу также признать рациональным такое правило, по которому собаку с таким на следственным пороком следует первое время дрессировки водить со строгим парфорсом по таким местам, где по пре имуществу держатся зайцы. Дрессировщик может получить собаку не им воспитанную и приученную гоняться за кошками, а такого воспитания собака непременно погонит по зайцу и придется ее отучать от этой дурной привычки.Дрессировка со слабейшим парфорсом, т. е. с веревкою, привязанною к обыкновенному болотному ошейнику, и плетью, обыкновенно называется дрессировкою с плетью, которая, как я уже заметил, нисколько не может дышать жестокостью и варварством, как стараются доказать любители дрессировки со строгими парфорсами, уверяя, что такие парфорсы самые невинные орудия. В подтверждение своих слов, они рисуют следующую картину: собака стоит на стойке, дрессировщик дер жит в руке веревку этого парфорса; собака потянулась вперед – иглы начали ее слегка покалывать; собака потянулась по
сильнее и иглы стали покалывать посильнее. – Бесспорно это будет справедливо, когда собака начнет тянуться к дичи так последовательно, как сказано в приведенном примере, но могут быть и другие случаи. Совершенно натянуть веревку строгого парфорса – невозможно, потому что в таком случае иглы его уже будут действовать на собаку, а веревка держится так, чтобы парфорс свободно лежал на шее собаки и иглы его ее не беспокоили, следовательно, при таком положении парфорса, скачек, хотя и небольшой, но сильный, делается возможным для собаки н иглы покажут, какая в них сидит сила! Конечно такой поступок собаки требует наказания, но только для этой собаки, быть может, было бы совершенно достаточным наказанием, ежели бы дрессировщик сильно дернул веревку простого болотного ошейника или только попугал бы ее будущим сечением! Зачем тогда эти напрасные и довольно сильные уколы иглами парфорса?
Выборы рода и степени наказания всегда должны быть согласованы с характером и темпераментом собаки, что возможно сделать только тогда, когда изучили предназначенную для дрессировки собаку, независимо от знания её прирожденных качеств (дурных и хороших), обусловленных её породою и кровью. Разумеется, такое изучение легче всего сделать при воспитании собаки с её щенячьего возраста, на что каждому дрессировщику следует обращать должное внимание, и не рисковать вести на дрессировку собаку чужого, неизвестного ему, воспитания, даже и через неделю после её получения. Получив для дрессировки такую собаку, дрессировщик должен месяца два или три посвятить на изучение этой собаки и потом уже приступать к дрессировке, пробуя употреблять в дело сначала слабейшие наказания, одобряя ее ласками, поощряя лакомыми кусочками и вооружившись очень и очень большим терпением и хладнокровием.
Дрессировка собаки (по цели) может быть двух родов: без поноски и с поноской, пропуская редко практикуемую дрессировку с анонсом или рапортом, потому что очень немногие собаки могут быть пригодны для этой цели.
При дрессировке без поноски надо приучить собаку к тому, чтобы она не срывала со стойки и не гнала бы поднявшуюся дичь, а при дрессировке с поноской, кроме сказанного, и не мяла бы дичь. Последнего рода дрессировку можно рассматривать как продолжение дрессировки первого рода. Практикуя уроки стойки, собаку приучают и к выстрелам, а наилучшими моментами для таких выстрелов, как замечает и „Пскович“, будут моменты взлета дичи из под стойки собаки, и делаются они непременно полными зарядами пороха и дроби. Приучая собаку к звуку выстрелов, следует ее приучить и к различным последствиям выстрела, т. е. когда после выстрела в одном случае птица падает (убита), а в другом – летит (промах). В обеих этих случаях собака удерживается на стойке веревкой ошейника или парфорса, а приучать к выстрелам надо промахами, после чего вылетевшую из под стойки птицу надо убить, потом опять сделать несколько промахов и т. д., что и составит первую серию уроков. При второй серии уроков стойки надо стрелять по сидячей птице, что нельзя ставить в упрек охотнику, потому что он в это время ничто иное как дрессировщик и первоначально делать промахи, но направляя выстрелы так, чтобы после выстрела птица непременно вылетела бы; ежели же при этом собака стоит по зрячей, то это еще лучше. После промахов птицу надо убить и стараться убить ее наповал; потом опять делать промахи, опять убить и т. д.
Когда собака будет приучена выдерживать звук выстрела, то можно ее приучать после выстрела возвращаться к дрессировщику, понуждая ее к этому веревкой ошейника или парфорса.
Приучив собаку к выстрелам и обдержав ее под вы стрелами, надо продолжать сказанные уроки в том же порядке, оставляя на ней один болотный ошейник, с тою только разницею, что теперь надо требовать, чтобы она после выстрела возвращалась к дрессировщику, ежели такое обучение собаки желательно.
Покончив таким образом дрессировку собаки без поноски и уверившись, что все пройденные с нею уроки твердо засели в её памяти, можно переходить и к дрессировке с поноской, предполагая, что собака при воспитании была приучена подавать неодушевленные предметы. Введение к таким урокам состоит в том, что собаке несколько раз сряду бросают палку или что-нибудь в этом роде, и заставляют ее подавать, а затем бросают ей убитую птицу и тоже заставляют подать. После подавания брошенной птицы, заставляют подавать положенную, а когда дело наладилось, то переходят к урокам под выстрелами. Уроки дрессировки с поноской под выстрелами точно также сопровождаются промахами и в том же порядке, как и при дрессировке без поноски, практикуя их непременно над убитою дичью наповал; ежели она не убита с первого выстрела наповал, то нечего жалеть заря да, а следует добить ее вторым выстрелом. Молодая собака копирует своего учителя и ежели он подбежит и будет хватать подстреленную и бегущую птицу, то и собака сделает тоже самое и будет стараться остановить бегущую передними лапами (это еще не очень большая беда), а то может пожелать схватить ее и зубами, и тогда легкий переход к мятью дичи. К такому результату может привести и не бегущая, но бьющаяся подстреленная птица. Молодая собака не приучилась еще брать в рот птицу с торчащими врозь и бьющимися крыльями; она ее боится, но приказания отдаются настойчивее – и она, набравшись храбрости, сразу и сильно хватает то, что приводило ее в испуг и недоумение.Покончив уроки подавания убитой дичи с земли, переходят к урокам подавания дичи из воды в том же самом порядке, причем для некоторых собак бывает недостаточным бросание палки на воду, и приходится самому дрессировщику идти в воду к убитой птице и подзывать к себе собаку. Для избежания таких неприятных путешествии, следует собаку при воспитании приучать подавать поноску из воды.В заключение о дрессировке с поноской надо прибавить следующее замечание: ежели дрессируемая собака имеет на следственный порок мять дичь, то дрессировать ее с поноской, по моему убеждению, не следует. Некоторые уверяют, что такой порок исправим и для его искоренения советуют заставлять собаку подавать куклу с иглами, сделанную на подобие птицы, но как ни мне, ни моим знакомым не удавалось таким приемом отучить собаку от мятья дичи, то я и позволяю себе такие советы отнести к области кабинетных измышлений. Может быть я и ошибаюсь, может ни я, ни мои знакомые не умели за дело взяться как следует, а есть на свете и умеющие: им и книги в руки.
Наконец еще одно замечание: не следует приучать суку к поноске дичи перед пустовкой (как только окажется хотя незначительная припухлость), потому что в это время собака бывает раздражительна и у неё является по временам невольное судорожное сжимание челюстей, а отсюда и легкий переход к привычке мять дичь. Как только сказанная припухлость по кажется, то дрессировка должна быть прекращена до тех пор, пока пустовка совершенно не окончится и собака не придет в свое нормальное состояние.
Прием, рекомендуемый „Псковичем“ – подводить дрессируемую собаку на первый раз к отысканной старою собакою дичи, действительно очень хорош, но только не всегда можно иметь под рукой такую подходящую собаку, а дурную, хотя бы только и для приискания дичи, брать не следует: молодые со баки большие обезьяны и как раз скопируют оригинал. Дрессировать собаку (исключая первой подводки к дичи) всегда должно особняком, да невредно и охотиться первые года два тоже без сотоварищей с собаками; в особенности рисковано с только что выдрессированною собакою охотиться на землях арендуемых каким-нибудь охотничьим обществом, потому что можно встретиться с собаками плохо дрессированными и имеющими дурные привычки: дурные примеры не только для людей, но и для собак заразительны. На таких землях, по моему убеждению, без опасения за собаку, возможно охотиться только тогда, когда ее совершенно выдержишь при одиночной охоте, что может быть достигнуто года через три или четыре приблизительно.
Очень может быть, что лица занимавшиеся воспитанием и дрессировкой легавых собак, придерживались других приемов, нежели те, которые практиковались мною и моими знакомыми и приводили их к весьма хорошим результатам. А потому, чтобы облегчить работу будущему составителю руководства о воспитании и дрессировке собак в России, предполагаю совершен но нелишним собирание материалов, относящихся до этого предмета. Разработка такого материала будет гораздо легче, когда сообщаемые сведения будут излагаться воспитателями и дрессировщиками собак по одной и той же программе. Такую программу я и предлагаю на обсуждение моим сотоварищам охотникам и дрессировщикам, подразделяя ее на следующие вопросы:
1) какой именно породы собака дрессировалась;
2) воспитывалась-ли она самим дрессировщиком или нет; ежели воспитывалась самим, то как; ежели не воспитывалась им, то что известно ему о ея воспитании и скольких месяцев она к нему поступила;
3) скольких месяцев была собака, когда было приступлено к дрессировке над дичью;
4) какая предполагалась дрессировка этой собаки, т. е. без поноски или с поноской; желательно-ли было, чтобы она после выстрела оставалась на месте или возвращалась к охотнику и т. п.
5) в какой полосе России дрессировалась собака и на какой именно дичи;
6) порядок уроков дрессировки, средства, орудия и наказания употребляемые при дрессировке;
7) описание результатов (положительных и отрицательных), к которым приводили как частные приемы, так и окончательная дрессировка.
По всей вероятности редакция журнала „Природа и Охота“ не откажет печатать на страницах своего журнала подобного рода заметки, чем окажет, можно надеяться, немаловажную услугу не только будущему русскому составителю руководства о воспитании и дрессировке легавых собак, но и каждому занимающемуся этим делом на практике.
*) Здесь кстати замечу, что я с успехом практиковал нижеследующий прием для приучения собаки идти сзади. Для этой цели я старался повести собаку по дороге огороженной с обеих сторон плетнем или забором, и не махал плетью в обе стороны, а как только собака совалась вперед, то я хлестал ее плетью по передним ногам. Замечательно, что первые раза приходилось хлестать больнее, а при следующих (совершенно противоположно тому правилу, что повторение одного и того же поступка вызывает усиление наказания) приходилось хлестать слабее, как будто только для освежения памяти ученика.
Н. И. Макаров.
Картина художника Тадеуша Айдукевича
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”