Э. Белькруа.
“Природа и Охота” 1880. 10-12
VI.
Прежде чем начать речь о болотной охоте, не требующей особенно пространного изложения, я должен сказать несколько слов о роли, какую играет наша верная спутница – собака, в той охоте, с которой принуждены мириться многие охотники и которая теперь все более и более входит в моду. Собственно говоря, это уже и не охота, в строгом смысле слова, но мой маленький труд был-бы не полон, если б я прошел молчанием вопрос, интересующий охотников, силою обстоятельств вынуждаемых соединяться для охоты в общества: а таких охотников в настоящее время великое множество.
Если известное число охотников арендуют в складчину какой-нибудь участок земли, с правом охотиться на нем, то условия охоты на таких местах совершенно отличны от тех условий, в которых находится человек, охотящийся в собственном поместье, где он ходит или один или с несколькими приятелями, выбираемыми им самим по желанию.
Нигде и никогда не вызывают английские собаки с широким поиском столько недовольства и протестов, как при общественных охотах, и протесты эти, при настоящем положении вещей по крайней мере, действительно имеют себе оправдание. Возьмем для примера хоть охоту в линию: ясно, что участие превосходной, безукоризненно дрессированной и натасканной собаки с широким поиском, будет чрезвычайно не приятно не только охотникам, находящимся в ближайшем, не посредственном соседстве с её хозяином, но даже двум – трем следующим, стоящим по правую и по левую его сторону, если только эти стрелки имеют собак, ищущих накоротке.
И действительно, как-бы ни были хороши их собаки-тихоходы, но находясь всегда позади быстроногого, верхочутого пойнтера или сеттера, они поневоле осуждены топтаться по вычищенным уже местам, где им редко-редко придется подобрать какую-нибудь одну пропущенную их соперником птицу, да и то это может случиться только в том случае, если дичи очень много: обыкновенно-же сорванец англичанин все обыщет, все найдет и над всем сделает стойку, в то время, как у его заспанных товарищей не успеет еще возникнуть даже и подозрения о присутствии дичи. Если позволите, я сравню этих собак с знаменитыми опереточными стрелками, которые тоже всегда являются слитком поздно.
Согласитесь, что ведь сказанное никоим образом не может быть названо теорией. Но я конечно превосходно понимаю досаду господина, который, симпатизируя собакам скромным и благонравным, видит, что его разумница, со всеми своими качествами, уничтожена в конец работой страстной, горячей собаки соседа, собаки могущей при нужде наработать и для трех – четырех охотников. Недовольство и протесты этого господина вполне основательны. Это понятно.
Я говорил уже в одной из статей, что некоторые охотничьи общества, арендующие охотничьи угодья в окрестностях!. Парижа, принимая во внимание недовольство своих членов, позорным образом!, изгоняли с поля превосходнейших пойнтеров; по изгнание это проистекало не вследствие негодности или неудовлетворительности названных собак, по вследствие избытка в них охотничьих достоинств. Все остальные собаки никуда не годились в сравнении с этими молодцами.
Отсюда следует, что на общественных охотах, где охотники идут в линию и где стрелков разделяет обыкновенно весьма небольшое расстояние, собаки с коротким поиском более подходят, чем собаки с поиском широким. Для того- же, чтоб дальночутые и быстроногие англичане могли применять спои способности, на полном просторе, вполне беспрепятственно и никому не мешая, необходимо, чтоб расстояние между стрелками было много шире, примерно шагов в двести или в триста.
Таким способом охотятся и в провинции, где охотники собираются обыкновенно для охоты в громадных равнинах, где дичь стала теперь очень редка. Охотясь таким способом, им удается бить, даже и поздней осенью, одичавших строгих куропаток, которых они гоняют от одного стрелка к другому, кружат их. при помощи разных хитрых маневров и наконец утомляют. Эти господа охотятся по настоящему.
Но наши столичные охотники собираются просто па прогулку, охота-же служит у них только предлогом, и вся суть её заключается в том, чтоб как можно больше выпустить зарядов и сжечь пороху и дроби. То, что я называю искусством, чаще всего на этих охотах ровно ни причем, но собака играет здесь роль, доставляющую много удовольствия её хозяину: она ищет скромно, благонравно, копается на следу, как подобает и наконец делает стойку в пятнадцати – двадцати шагах: дичь поднимается, падает и подается по всем правилам. Это так мило, так правильно! Этим удовлетворяется большинство охотников, было-бы лишь побольше дичи.
Ну а я, признаться, никак не могу утешаться и радоваться на такие жантильности. Я люблю простор и свободу столько-же, сколько и хороших собак, а эта убийственная дисциплина, эта мертвенная ходьба в неумолимо и непреклонно строгом порядке, ходьба, продолжающаяся в некоторых блестящих охотах с утра и до вечера, убивает всякий порыв и начинание, подавляет всякое вдохновение, присущие истинному охотнику. Здесь все на одном уровне, и люди, и животные. Жалкие охоты, жалкие собаки, жалкие удовольствия! Здесь торжество со бак тихоходов и профессоров классической древности!
И однако многие из моих читателей должны мириться с этим законом!., лежащим в основе большинства обществ, составленных на акциях. Впрочем надо сказать, что во многих охотах маневры в линию занимают только часть дня: тут они обыкновенно имеют цель и служат как-бы подготовительной частью охоты: при помощи их вся дичь сгоняется в какой-нибудь один участок арендуемой дичи, где собственно и начинается настоящее сражение и где каждый волен, или почти волен охотиться, как хочет.
Этой собственно минуты и должен ждать охотник, который любит охоту с легавой: до тех-же пор, пока идут в линию, настоящий охотник, если его собака лучше, чем собаки его товарищей, должен, но моему мнению, держать ее на сворке, частью, чтоб не беспокоить и не огорчать товарищей, частью, чтоб предохранить свою хорошую собаку от возможности заразиться дурными привычками, потому что, даже в охоте, состоящей из шести охотников, имеющих каждый свою собаку, почти всегда встретится две или три шавки-погонялки, владельцы которых, лучше-бы сделали, если б оставили их в собачнике или отдали-бы в натаску. Я полагаю, что перед рекомендуемой мною ничтожной жертвой не остановится ни один охотник, не желающий показаться недостаточно любезным в отношении товарищей и жалеющий свою собаку.
Итак, я нисколько не порицаю охоты в линию, когда эта охота является только в виде маневров, имеющих определенную цель, от которой зависит общий успех и общее удовольствие. Я сам имел честь – чуть было не сказал несчастие – долгое время состоять распорядителем и руководителем охот в линию и мне по опыту известно, что здесь необходимо соблюдение некоторого рода дисциплины; я сам не раз принужден бы. А напоминать о соблюдении правил господам охотникам, старавшимся улизнуть из цепи, но наверное могу сказать, что никто не был так счастлив, как сам-же я, когда наступала наконец блаженная минута отдыха, когда я мог возвестить: – „Господа! Можете разомкнуть ряды.’“
II потому я опять-таки с уверенностью говорю охотнику, имеющему собаку с широким поиском: отдайте ее подержать какому-нибудь сторожу пли носильщику, пока продолжается охота в линию. Я знаю, что даю добрый совет. Подождите охотиться, до той минуты, когда каждый будет волен идти куда хочет. Поверьте, случай наверстать потерянное время не замедлит представиться, и тогда счастливый обладатель благородной собаки всегда может доказать товарищам, что собака, имеющая самый широкий поиск, самое тонкое чутье и самую крепкую стойку, дает возможность стрелять в поле самое большое количество дичи.
Со мной часто бывало так: соберется нас несколько приятелей, в первые дни после открытия, и отправляемся мы на охоту в общественные места; там товарищи постоянно бывало пользуются услугами моей собаки и бьют дичь из под её стоек; но я никогда не был на это в претензии: напротив, я сам всегда предлагал им это и никогда в жизни не стрелял и не стреляю из под моей собаки, если по близости моего скромного круга действий находится кто-нибудь не только из друзей моих или приятелей, а просто из товарищей охотников.
Советую и вам поступать так-же, поверьте: вы конечно потеряете при этом. несколько штук куропаток, «но приобретете зато расположение, которое впоследствии может перейти в истинную и глубокую привязанность и дружбу. На охоте любезность есть вещь чрезвычайно редкая, а бескорыстие – не говорю уже на месте нахождения дичи, но даже па месте выстрела – есть добродетель исключительная, так что товарищи никогда не остаются равнодушными к людям, обладающим такою любезностью или таким бескорыстием. Полагаю, что это стоит нескольких штук дичи.
У вас собака древнего благородного рода, вашими заботами и трудами доведенная до совершенства; она не имеет себе соперников: качества и достоинства её ярко выдвигаются на каждом шагу; – пусть-же попользуются ими и ваши товарищи, пусть себе постреляют из под стойки вашей собаки; предложите им это сами: это- лучшее средство для того, чтоб вам простили превосходство вашей собаки и – если такая собака одна в мире – то лучшее средство и к тому, чтоб открыть слепым глаза.
Чтоб покончить с дрессировкой, мне остается еще сказать несколько слов об охоте на дичь водяную и болотную.
VII.
Я не стал-бы говорить о легавой и её работе на болотную дичь, если б эта тема не представляла мне самого естественного перехода к заключению моего маленького труда.
Не все собаки, действительно, одинаково бывают пригодны для охоты на водяную дичь, по это не значит, конечно, чтобы собаки благородных, высоких пород, не годились для данной охоты: напротив, большая часть этих собак в эту охоту влагают туже страстность и энергию, как и во всякую другую; в болоте они работают так-же, как работают в лесу, как работают всюду, как работали-бы в огне, если б в огне держалась дичь.
Из всей водяной дичи, только одна дичь достойна того, чтоб с ней померилась силами собака даже самого высокого происхождения: дичь эта – бекас. Бекас превосходно выдерживает стойку, но он требует, при тех условиях, когда на него возможна охота с легавой, чтоб легавая эта обладала самым тончайшим чутьем.
Нет охотника, которому не было-бы известно, что бекас держится не в одних только болотах, в собственном значении слова, или в истоках прудов, где часто встречают его мои собратья в Нормандии, Анжу, и т. д., напротив, там он попадается случайно, т. е. я хочу собственно сказать, поднять его можно лишь случайно, потому что вместо бекаса из тростника может подняться и чирок и утка. По окраинам прудов исключительно на бекасов не охотятся, а охотятся на водяную дичь вообще, начиная с водяной курочки и кончая большим крохалем, а на такую дичь легавой не требуется : она тут бесполезна, что и доказали нам англичане, создав своих утятниц (water spaniel)
Бекас любит преимущественно слегка потные лужайки; тут он встречает обильную пищу для удовлетворения своего аппетита, и мне кажется, что г. Клеро, уважаемый собрат мой, по сотрудничеству в Chasse Illustrée, ошибается, утверждая, что с тех пор как он приказал осушить один из великолепных прудов в охотничьих угодьях своего поместья, количество бекасов увеличилось там во его раз. Я же полагаю, что причина такого исключительного обилия бекасов и заключается именно в том, что в данное время, водная поверхность, на которой нечего было взять бекасу, заместилась влажной илистой почвой, представляющей те же условия, что и потные или слегка покрытые водою луга – излюбленное место его пребывания, его обетованная земля.
В потных лугах легавой, во всяком случае, гораздо легче и удобнее работать, чем в прибрежной грязи прудов, так как не все места, доступные бекасу, могут быть доступны охотнику и его собаке; вследствие этого, легавая, превосходно работающая по бекасу, держащемуся на лугу, не может так блестяще заявить себя на бекасе в болоте.
Хороший приют и хорошие харчи находит себе также бекас вдоль канав, прорытых для осушения лугов, а равно и на берегах крупных мочежин, образующихся в низких местах после продолжительных дождей; здесь он может и поплескаться в неглубокой воде, и целый день рыться в сырой земле, которую свободно пробивает своим клювом, собирая обильную жатву, состоящую из разных водяных червячков и букашек – самой лакомой его пищи.
Вот тут собака с широким поиском, – присутствие которой при охоте па пруду не только бесполезно, а пожалуй даже и вредно, – находит применение лучшим своим качествам. Я никогда не устану и не перестану повторять это, потому что это положительная истина, хотите – верьте, хотите – нет. Но увы! к сожалению, многие из этих несравненных собак, так например пойнтер, слитком нередко горько расплачиваются за частые упражнения в болотной охоте, преждевременно дряхлея и слабея от разных простудных болезней. В прочем в утешение охотникам, разделяющим мои симпатии к излюбленным мною собакам, спешу сказать, что не все пойнтера подвергаются гибельному влиянию охоты в болоте; я видал пойнтеров, между избранными избранных, работавших в течении десяти лет и в потных лугах, и в канавах, одним словом – в воде, и не подвергшихся ни каким особенным, увечьям или болезням, кроме тех обыкновенных болезней, которыми страдают вообще все собаки, охотящиеся исключительно в болоте.
Красный сеттер (red setter), гордон, по в особенности красный сеттер очень хороши для болотной охоты, а по тонкости чутья превосходны на бекаса.
Я охотился па бекаса со всякими собаками, и вынес такое убеждение, что ни одна порода собак по в состоянии соперничать на этом поприще с пойнтерами, конечно не всеми и конечно приученными к этой охоте. Красный ирландский сеттер пожалуй и мог-бы помериться с пойнтером, но так как он сложен гораздо плотнее и массивнее и на ходу тяжелее, то когда бекас не выдерживает стойки, он не может сделать того, что делает пойнтер. Хотя с другой стороны, недостаток легкости в красном сеттере (и то лишь сравнительно с пойнтером) искупается необыкновенной выносливостью и нестомчивостью на охоте за болотной дичью. Во всяком случае, пойнтер и красный сеттер – самые пригодные собаки для болотной охоты, благодаря своему широкому поиску и необыкновенно тонкому чутью. С ними охота всегда будет добычливее, чем с собакой, ищущей накоротке.
Я часто охотился вдоль Каенского канала по направлению его к морю. Канал этот с одной стороны окаймлен обширными лугами, где зимой постоянно держится несколько штук бекасов. Ходил я здесь всегда с одним из моих дядей, по дороге, проложенной вдоль канала, и с нами были собаки. Длинношерстный понтодемар скромно работал по спускам дороги в прибрежных тростниках канала, изредка поднимая лысуху или водяную курочку; а превосходный пойнтер, с быстрыми, как-бы из стали вылитыми ногами, галопировал взад и вперед по обширным потным лугам и, причуяв бекаса замирал на стойке, поджидая, чтоб кто-нибудь из нас подошел к нему. Таким образом попадало нам в ягдташ иногда и несколько штук долгоносиков, которые продолжали бы мирно поживать на вольном Божьем свете, если б Медор топтался по спускам дороги, по примеру своего понтодемара товарища.
И так отсчитывали мы каждое утро четыре мили вдоль канала, а Медор в тоже самое время отсчитывал пятнадцать миль в лугах; иногда он вспугнет бывало двадцать штук прежде, чем найти бекаса, но раз он нашел – значит уж это бекас, а не другое что. Насколько Медор хорошо искал и стоял, настолько дядя мой хорошо стрелял и когда очередь стрелять была за ним, я заранее считал бекаса обреченным смерти.
Теперь спрашивается: могли-ли-бы мы стрелять этих бекасов с собакой, ищущей накоротке, и портила-ли нам охоту собака с широким поиском?— Судите сами.
Я очень хорошо понимаю, что можно любить собак с коротким поиском:
И здесь вкус, как везде: он в природе вещей…. по я решительно не понимаю, как отказываются люди признать, что охотники, предпочитающие собак с широким поиском, имеют основания и объяснения для такого предпочтения.
Я сказал, что бекас хорошо выдерживает стойку; по так как на пего охотятся по ветру, а не против ветра, то ясно, что собака поставлена здесь не в особенно благоприятные условия, почему собака с верхним чутьем, причуивающая и делающая стойку издали, понятно имеет преимущества перед низкочутами и заслуживает предпочтения; превосходство-же чутья чистокровных английских собак до сих пор не осмелились оспаривать даже самые закоснелые их противники.
Здесь я прошу позволения напомнить об одном замечании, высказанном мною выше. Я говорил, что дичь боится не собаку, а человека, что она гораздо ближе подпускает к себе собаку, чем человека; а потому сильно заблуждаются те, которые думают, что можно было бы ближе подойти к дичи, не выдерживающей стойки. На бекасе можно представить новое доказательство или подтверждение этой истины.
Все, кому много приходилось охотиться на бекаса, единогласно говорят, что он крепче лежит, если к нему подходить по направлению ветра, а не против ветра; это действительно верно, но верно также и то, что он снимается в особенности перед охотником, идущим против ветра, а стойку собаки она выдерживает и против ветра. Я не раз видал, что мои собаки, отбежав от меня на шестьсот – восемьсот шагов, чтоб зайти против ветра, часто в этом направлении останавливались над бекасами, к которым я подходил по ветру.
Следовательно, для охоты на бекаса нужно собаку или с очень коротким поиском и до чрезвычайности осторожную, или- же собаку с самым широким поиском и тончайшим чутьем.
Что касается меня, то мой выбор давно уже сделав. Но тут я не беру на себя советовать и настаивать на том, что лучше, потому что собака тля болотной охоты вообще не то, что собака для специальной охоты на бекаса: там требуется от собаки, главное, сила и выносливость, требуется поиск неширокий, а нестомчивый, требуется, что б собака не останавливалась перед препятствиями и чтоб ей все было по плечу, всякая дичь – бегающая, плавающая, ныряющая, летающая, коростели, курочки, лысухи, погоныши и т. п.
Все-же предшествующее относится собственно к применению в болотной охоте настоящей легавой, имеющей стойку. Я видал, что убийственные собаки, без всяких признаков какой- либо породы, совершенно прилично вели себя в болоте; следовательно охотники,- жаждущие только добычи и пальбы, весьма легко могут удовлетвориться и такой собакой. Пускать-же собаку высоких достоинств, хорошо дрессированную, за всей этой бегающей и ныряющей птицей значит бесчестить ее. Я не хочу этим сказать, чтоб хорошую собаку, вполне освоившуюся с охотой, можно было испортить, позволяя ей преследовать водяную дичь – нет: я видал превосходных собак, которые отлично гоняли по коростелям и курочкам, следуя за бегунами и в тростник, и в камыш, и в воду, чтоб принудить их подняться, и которые между тем при охоте на полевую дичь держали себя так-же благонравно и сдержанно, как будто кроме куропатки никогда никакой иной дичи не знали. Но такие собаки могут выработаться конечно только в умелых руках и, кроме того, у охотников, стоящих в исключительно благоприятных условиях и имеющих возможность, по своему положению, ходить на охоту каждый день; такие охотники могут действительно извлечь из способностей собаки все, что только можно. К сожалению этих счастливцев весьма немного.
Чтоб высказать свою мысль вполне, я скажу в заключение, что совершенно разделяю мнение и одобряю строгость некоторых охотников, не позволяющих своим легавым знаться с болотными бегунами: но у таких охотников обыкновенно бывает две собаки, каждая с своим специальным назначением, если они часто или постоянно охотятся в болоте. Те-же охотники, которые охотятся па болотную дичь лишь случайно, могут быть менее строги, не рискуя испортить собаку.
Каково-бы однако ни было об этом ваше мнение, я во всяком случае с особенным удовольствием скажу вам, что у меня были красные сеттера, с которыми я охотился всюду и которые, превосходно работая в воде, нимало не теряли своих достоинств в поле и по прежнему крепко стояли. Я уверен, что и кроме меня многие охотники делали подобные опыты и получали такие-же результаты, и не только охотники Франции, но и других стран, напр. Бельгии, Голландии.
Я видал, как красные сеттера и даже рыжие пойнтера моего отца, после бешеной скачки за коростелем или водяной курочкой, останавливались над ней-же в стойке, чуть только она затаивалась, и стояли так столько, сколько мне хотелось. Но дичь эту не всегда можно заставить затаиться; её миниатюрные ножки обладают невероятной крепостью и силой, так что иногда, сделав двадцать стоек, собака принуждена снова начинать преследование. Это собственно и заставило англичан выдумать собаку без стойки и они создали утятницу (water spaniel), обладающую исключительными способностями для болотной охоты.
Если молодую легавую пустить на такую охоту, то она через два дня никуда уж не будет годиться, особенно у хозяина, всю свою заботу полагающего лишь на то, чтоб поднять дичь и убить. Между прочими глупостями, проделанными мною в течение моей охотничьей практики, одной из наиболее крупных была охота на водяную курочку с молодыми пойнтерами. Мне хотелось тогда не стрелять собственно, а показывать молодым собакам дичь и давать им больше работы. Надо сказать, что юноши эти отличались очень крепкой стойкой. Тут-же, напав на след, они быстро направлялись к дичи и делали стойку, как привыкли становиться по куропаткам, но увы! дичь не поднималась и они, как угорелые, с присущей им страстностью, пускались в погоню за бегунами, ежеминутно тыкая носом в землю, чтоб не стерять следа. – и Скверное дело! И я вскоре навсегда отказался от таких опытов. Полагаю, что и вы хорошо сделаете, последовав моему примеру.У одного из моих дядей был превосходный пойнтер, с которым он каждый день охотился в лугах и два или раз в неделю в болоте. Когда собака причуивала коростеля или водяную курочку – охотник, замечая это через минуту, отзывал собаку к себе и потеха её кончалась. Быть может некоторые охотники найдут такую строгость преувеличенной, но я в этом отношении снисходительнее: я так высоко ценю крепость стойки в собаке, что одобряю всякое благоразумное действие, имеющее целью оберегать и совершенствовать в собаке это неоцененное достоинство; ну, а преследование бегущей и то и дело приседающей дичи, нельзя сказать, чтобы особенно способствовало к тому, чтоб сделать стойку собаки возможно более крепкой.
Несколько дней тому назад (в один из тех счастливых дней, которые судьба посылает изредка даже и самым недостойным сынам своим) мне сделали честь своим посещением, три подписчика Chasse Illustrée. Приезжали они все порознь и все трое сказали однако приблизительно следующее:
«Увидя начало вашей статьи об английских легавых, мы думали встретить там повторение давно уже известных мнений; мы думали, что и вы в свою очередь станете посылать в преисподнюю необузданных собак, с которыми нет сладу, которые не подают, мнут дичь, ни в стойке, ни в чутье которых нет ровно ничего особенного и замечательного. Когда в Chasse Illustrée стала печататься ваша статья о дрессировке легавой, мы думали встретить в ней перефразировку того, что мы давно уже читали в старинных книгах… и т. д. (Подробности я пропускаю)…. Но мы ошиблись. В том, что вы на писали, есть кое-что новое…. Одним словом благодарим вас.
И ничего не мог-бы получить приятнее этой награды.
Если вам нравится этот проект, то по возможности, поддержите финансово. И тогда сможете получить ссылку на книгу «THE IRISH RED SETTER» АВТОР RAYMOND O’DWYER на английском языке в подарок. Условия получения книги на странице “Поддержать блог”