К РЕВИЗИИ ЭКСТЕРЬЕРА ПОЙНТЕРА.
А.А. Рази
Дискуссии кинологов – споры схоластов. Метафизика в кинологии. Эд. Лаверак и его биологический закон «Ноева ковчега». Противоречия старых авторитетов. Фетишизм кинозаводчиков. Индивидуальная и коллективная экспертиза. Правила английских выставок и их значение. Обязательное присуждение чемпионата. Обилие наград. Эстетический и рациональный стандарты. Реформация в кинологии.
В эпоху средних веков любимым развлечением горожан были религиозные споры профессионалов-богословов. Обычно на центральной площади, у здания городской ратуши, под кружевом готического свода, устраивался этот словесный турнир двух представителей разных течений религиозной мысли. С величайшим интересом слушала диалектическую перебранку шумная толпа дворян, ланскнехтов, цеховых и монахов бесконечных орденов. Под красным балдахином, нарезном дубовом троне, восседал важный сюзерен, исполнявший со всем достоинством, свойственным его сану, роль справедливого арбитра. Боевые темы, ради которых скрещивали своп шпаги схоласты, были, примерно, таковы: Сколько чертей помещается на острие иголки… Есть ли у святых внутренности?.. Какого пола ангелы?., и другие в таком же стиле.
Несколько ранее, в античную эпоху, исключительно в целях риторических экзерцисов, философы – риторы в своих школах заставляли спорить учеников на темы о преимуществах русой бороды перед черной или о пользе домашних мух.
Однако, если эти упражнения имели свое педагогическое оправдание, то, в противоположность им, словесные турниры средних веков были просто вредным пустословием, хотя и почитались в этот мрачный период истории – весьма полезным и «богоугодным» делом.
Особенность этих богословских споров заключалась в том, что спорящие, игнорируя опыт, науку, метод и систему, приводили только метафизические доводы, усиленно уснащая свою речь цитатами из священного писания. Формальная логика по Аристотелю, священное предание и деяния святых отцов – служили единственным арсеналом, из коего только и разрешалось черпать доводы для сражения противника. Все-же, что носило ходя какую либо тень науки, опыта или метода – решительно отметалось, как вредная и опасная вещь, за чем весьма ревностно наблюдали отцы-иезуиты.
Вот эти споры схоластов, всю их метафизику и религиозное начетничество, я вспоминаю каждый раз, когда начинаю перелистывать страницы кинологической литературы. Те-же ссылки на святых отцов от кинологии до и после Рождества Христова, то же начетничество от кинологического писания старых авторитетов, то же охотничье предание…
Сплошь и рядом единоличное наблюдение над своей собакой – возводится в общее правило. Мнение егеря, кругозор коего подчас не вытекает за пределы кеннеля, ценится выше, чем мнение ученого. Вопросы наследственности трактуются некоторыми авторами, очевидно незнакомыми даже с биологической азбукой, в такой форме и с таким апломбом, как будто они исходят от Дарвина или Менделя. Труднейший вопрос естествознания разрешается ими на основе своего метода, не имеющего ничего общего с наукой.*). Знаменитый Эдуард Лаверак, – этот апостол сеттеристов, выращивал в своем кеннеле каких то узколобых дегенератов кошачьей сложки, с поиском, напоминающим лисью пронырливость, на основе своего собственного биологического закона, к счастью для потомства, так и оставшегося никому неизвестным. Его собаки, в которых может быть возможно было найти подтверждение тому афоризму, – что гениальность и безумие часто соединяются вместе, в свое время имели шумный успех, почитались каким то новым откровением в кинологии и усиленно экспортировались в Америку эксцентричными янками, падкими ко всему, что носит печать моды или является высшим признаком хорошего тона. По словам того же Лаверака, его собаки обладали таким быстрым огненным и страстным поиском, что зачастую они искали дичь где то на горизонте и виднелись оттуда маленькими черными точками. Этот эпилептический поиск возводится в достоинство, при котором стрелку необходимо иmеть дополнительное вооружение в виде телескопа, чтобы своевременно заметить стойку собаки… на другом полушарии. Помимо этих чудес собаки Лаверака выделывали и другие, не менее удивительные вещи, как напр., стойку на спине, к сожалению, без потяжки, стойку вплавь по середине реки и т. д. Такие достоинства «лавераков» соединялись с крайней прожорливостью, злобностью и раздражительностью. Стойки этой породы имели характер эпилепсии, после которой собаки шатались и падали в глубокий обморок. – Одним словом, без участия ветеринарного врача для оказания скорой помощи – охота теряла свой смысл. Нрав этих собак, как утверждает Д. Горлок, «ничего, кроме траты времени и порчи крови, не доставляли и… их оставляли дома». Для характеристики способов обращения с «лавераками» тот же Д. Горлок рассказывает такой анекдот: «помню в одну из охот, кто то спросил Эд. Лаверака, каким образом удавалось ему приводить домой с поля свою собаку, которая не имела никакого понятия о свистке и охотилась по собственному почину. «Э, сударь, ответил нам Лаверак, я жду момента, когда собака сделает стойку, чтобы одеть на неё ошейник и взять ее на сворку».
По словам Л. П. Сабанеева, теория «Ноева ковчега» была idee fixe Лаверака, который в сущности был такой же самодур и невежда, как и другие лорды и бары первой половины XIX века. Но наши деды, утверждает Сабанеев, были всегда против кровосмешения и прибегали к нему только в крайности. Лаверак же, очевидно, составил себе целую теорию, основанную на укреплении признаков посредством скрещивания самых близких родственников, – сестер и братьев. «Существует, по-видимому, говорит Лаверак, закон природы, которого мы постигнуть не можем. Каким образом буйволы в Южной Америке, да и все решительно твари: птицы, звери, насекомые, рыбы, пресмыкающие и пр. воспроизводят каждый свой вид с неизменными и характеристическими признаками, никогда не прибегая к скрещиванию с другим видом. Этот закон природы навел меня на мысль следовать ему и перекрещивать или вести породу в ней самой, не выходя из моей собственной породы». Тирада эта обличает наивность и полное невежество Лаверака и, сама по себе, во всех своих частях, совершенно нелепа».
Зоологическому невежеству Лаверака нечего удивляться. Его биограф пишет, что «в молодости Лаверак был учеником по сапожному ремеслу». Получив небольшое наследство от весьма кстати умершего своего родственника, он, забросив навсегда колодки, весь отдался своей страсти – охоте, «ведя кочевую жизнь номада в буквальном смысле этого слова». Родоначальницей его кеннеля была желто-пегая сука сеттер, купленная им случайно у каких-то кочующих цыган.
Увлечение молниеносным поиском, начавшееся со времени Лаверака, который, кстати сказать, немцы называют «английской болезнью» собаки, было причиной того печального факта, по утверждению некоторых весьма авторитетных кинологов, что фильд-трайльсовые победители, как общее явление, не годились для правильной охоты, равно как и увлечение одной эстетикой создало «молльвейдов», – выставочных красавцев, но никуда негодных работников. Английский авторитет Митчелль утверждает, что лучшие полевые работники Англии – весьма плохи по экстерьеру. Другими словами, но его мнению, между формой и работой собаки – создались своего рода «ножницы», лезвия которых сомкнуть необходимо кинологии, как науке, преследующей практические цели, ибо в противном случае она теряет свой смысл.
Вес эти аномалии имели место лишь потому, что никогда, по крайней мере до начала XX столетия, вопросы собаководства не рассматривались с научной точки зрения. Английский снобизм, для которого кеннель был некоторым придатком к графской короне, игнорировал биологические законы, анатомию и научно поставленный опыт. Следует признать, что если кинология является хотя и маленькой, но все же главой науки вообще, то для нее обязательно все то, что необходимо для каждой научной дисциплины.
Наиболее полно эта метафизика сквозит в определении кинологами того, что принято называть экстерьером. Формулировки и описания ладов собаки и споры кинологов по вопросам значения отдельных частей экстерьера – зачастую прямо принимают характер средне-вековых диспутов схоластического стиля. Еще до настоящего времени, когда наука сделала такие гигантские завоевания, окончательно не разрешен спор о том, какая лапа должна быть у пойнтера – «русачья» или «кошачья», «удлиненная» или «в комке». Не мало чернил для разрешения этого вопроса было пролито такими признанными авторитетами, как Аркрайт, М. Д. Менделеева и др. Вопрос о форме бабки и пазанка служил боевой темой для журнальных статей в течение 1912—1915 гл., при чем любопытнее всего, что
М. Д. Менделеева еще в 1912 соду, полемизируя с Аркрайтом, настаивала, что бабка должна быть поставлена прямо, а не наклонно, как это доказывал Аркрайт. В конце 1912 года М. Д. Менделеева, получив из Бельгии несколько моментальных фотографических снимков бегущего пойнтера, – пришла к обратному выводу, признав правоту Аркрайта, а в 1915 г., вернувшись вновь к обсуждению этой темы, уже решительно высказывается в пользу прямой бабки.
Такого характера имели место споры о «косом» и «прямом» плече, в котором приняли участие Столяров, Смирнов, Менделеева и др. и который, по-видимому, разрешился благополучно при содействии гиппологов, у которых анатомия разработана более подробно и полно.
То же самое следует сказать о дискуссии на тему значения «развернутых и прямых» локотков, которая велась на страницах «Нашей Охоты» между Ширинским-Шихматовым и Менделеевой.
Все эти затяжные споры носили схоластический характер именно потому, что не было надлежащего научного базиса, на который можно было бы опереться. Еще до сих пор нет научно разработанной кино-анатомии или кино-физиологии. Правда, в последние года на Западе, главным образом, в трудах Зоологовэти вопросы разработаны довольно полно, но все же они не носят характера, самостоятельных исчерпывающих монографий. В силу этого – подчас совершенно невольно приходиться искать необходимые доводы где-то «по ту сторону науки» или обращаться за помощью к своим соседям гиппологам, более сведущим и авторитетным. Вот почему полная и интересная статья М. Д. Менделеевой, посвященная «работе и складу собаки» и представляющая собою первую попытку в русской кинологической литературе научно установить зависимость между работой и складом собаки, – почти целиком основана на труде гиппологов Губо и Баррье, за исключением необходимых поправок и дополнений в связи с особенностями собаки и ее назначения.
*) В этом вопросе наследственности, пожалуй, и до настоящего времени окончательно не изжит схоластический налет. По личным наблюдениям А. Тюльпанова, разделяемые но его заявлению и русскими авторитетами, ранняя вязка сук, примерно, на десятый день пустовки дает помет с преобладанием кобельков и, обратно, поздняя вязка дает в помете преобладание сук. Цитируемый тем же А. Тюльпановым германский кинолог Рудольф Клотц (Der foxterrier, v. Rudolf Klotz) держится обратного взгляда, повидимому, основываясь на более об’ективных данных, чем единоличное наблюдение. Влияние времени вязки на половой состав помета только гипотеза, которая может быть разрешена научно экспериментальным путем при содействии статистического метода. В этом отношении рационализм должен заставить заводчиков смотреть на свой кеннель, как и на в некотором роде биологическую лабораторию. Кроме этой гипотезы – наука знает и другие: гипотеза связи полового состава рождающихся детей с характером питания матери и даже ее желаний (психологическая теория). Опираясь на статистический материал, Гофакер-Садлер выдвигает новый фактор – отношения между возростами родителей, в том смысле, что избыток мальчиков должен быть тем больше, чем муж старше жены. Эта гипотеза видоизменена Дюзнигом в такой форме, что избыток мальчиков должен возникать у самых юных и самых старых отцов. Установлена также зависимость в отношениях полов рождающихся во времени: весной вообще родится много детей и среди них особенно много девочек, осенью, напротив, рождается мало детей и среди них много мальчиков, Избыток мальчиков оказывается наибольшим в деревне, меньшим в мелких и средних городах и наименьшим и больших городах. «Это явление, говорит Майр, в своем труде» Статистика и обществоведение», стоит в связи со слабым скрещиванием населения в деревнях и сравнительно широко распространенным обычаем вступать в браки со своими. Значение последнего момента подтверждается фактом большого перевеса мальчиков у евреев. Мною приведены эти несколько скучные рассуждения и гипотезы, чтобы показать всю серьезность проблемы. Последние соображения Майра любопытно было бы проверить на массовом наблюдении. И отношении наследственной передачи внешних и внутренних признаков некоторые заводчики, с апломбом, совершенно не отвечающим их знаниям, открыли в своем кеннеле закон, по которому щенки наследуют от отца рост и костяк, а от матери другие внешние качества – окрас, форму черепа, постав ушей, манеру держать прут, характер и пр.
С точки зрения Менделя, законы наследственности коего с небольшими поправками современная наука подтверждает, эти вновь открытые биологические законы, естественно, вызывают улыбку. Странно, что в кеннеле этого заводчика все пометы имели строгую последовательность в распределении господствующих и подчиненных признаков, охватывая как физическую, так и духовную стороны собаки. Отсюда – всего несколько шагов до схоластического учения об инфекции матки, т. е. передачи первым кобелем щенкам всех последующих пометов от данной суки своих признаков или до учения об «обглядывании», согласно коего окрас щенков зависит от окраса среды в которой находится сука в период щенности. Это обгдядывание схоластически опирается на авторитет библии, где рассказывается, как Иаков надувал своего дядюшку Лаванна, искуственно создавая окрас ягнят таким способом: в водопойное корыто он клал то белые, очищенные от коры палки, то пестрые. Глядя на эти палки овцы давали соответствующий окрас ягнят.